Вначале новости. Церковь в лице митрополита Казанского Феофана выступила за законодательное ограничение анонимности в интернете.
 

«Наверное, где-то сейчас появятся мнения, что опять церковники говорят то, что становится тормозом на пути свободного гражданского общества, демократии. Нет, мы за то, чтобы мы в конце концов не стали неуправляемой массой, которой, однако, кто-то где-то управляет, и не уничтожили бы друг друга», — сказал митрополит.
 

Это превентивное объяснение, конечно, не помогло. Борцы за свободу все равно оперативно клеймят церковников за препятствование гражданскому обществу. И борцов можно понять:
 

---

анонимность в интернете — прекрасный способ имитировать это самое гражданское общество без его участия.
 

---

…Собственно дискуссия о «границах свободы», вспыхнувшая в последние дни с новой силой, по большому счету идет вокруг двух вопросов. А именно:
 

1) существуют ли вообще недопустимые высказывания?

2) и если существуют — то кто должен определять границы допустимого?
 

Что тут еще крайне важно. На оба эти вопроса недавно появились ответы, и пришли они, если можно так выразиться, «снизу».

Нынешний год стал первым годом, когда несколько вполне элитных карьер были похоронены не из-за каких-то преступлений — а из-за того, что элитарии беззаботно обидели граждан своими высказываниями.

Сначала, если вы помните, под гусеницы общественного мнения попала «графиня де Леруа Мерлен» — выразившая презрение к «победобесию ваты» и из главпиарщицы солидной торговой сети превратившаяся в довольно токсичного бродячего коуча.

Затем стремительно одолела карьерную лестницу сверху вниз областная министр труда, рассказавшая о стройнящих свойствах макарошек и пояснившая, что ей самой макаронную диету не позволяет статус.
 

Наконец, последней жертвой своего самовыражения (чья судьба еще не решена) стал совестливый кинорежиссер, решивший разоблачить миф о Ленинградской блокаде с позиции «начальники кушенькали качественные продукты». При том что история сохранила длинный список «начальников», в дни блокады погибших от голода.



Съемки фильма Алексея Красовского «Праздник».
 

И вот тут мы подходим к самому интересному.
 

---

Все эти крушения карьер произошли без участия лиц, позиционирующих себя как Голос Гражданского Общества — а иногда несмотря на их сопротивление.
 

---

Эти лица проявили энтузиазм разве что в случае саратовской чиновницы (потому что она из ненавистной власти) — но, поскольку власть избавилась от нее моментально, интерес к ней был тут же потерян. В случаях же пиарщицы и режиссера коллективный Голос Гражданского Общества вообще трактует возмущение граждан как травлю инакомыслящих.

Причина, как представляется, проста.
 

Вместо того чтобы вместе с Голосом Гражданского Общества выходить на массовые протесты против Кремля или требовать освобождения «режиссера Сенцова» — граждане упорно формируют собственную повестку. И она с повесткой сословия, позиционирующегося как «посредник между обществом и элитой», трагически не совпадает.
 

Поэтому медиакласс никак не желает признавать граждан за истинное Гражданское Общество. А граждане, в свою очередь, не признают медиакласс за представителя своих интересов.

И вместо того чтобы, как заведено в передовых странах, покорно делегировать ему право инициативы — обходятся без.


…Есть только одна версия, которая объясняет эту ситуацию.

Фокус в том, что Россия традиционно модернизируется скачками — и речь тут не только о государстве, армии, инфраструктуре и индустрии, но и об обществе.
 

---

Россия регулярно проскакивает стадии, считающиеся на условном «Западе» непременными и обязательными, — и оказывается порой впереди передовых обществ.
 

---

В частности, похоже, мы проскочили стадию, на которой из мелкой и средней буржуазии, из авторитетов кварталов и предместий, династий издателей местных газет, попечителей школьных советов, членов местных масонских лож и прочая — в остальной «европейской» цивилизации сформировался непробиваемый класс-посредник.

Во второе десятилетие двадцать первого века российские граждане вошли с центральным отоплением, водопроводом и инфопроводом в каждый мобильник.

То есть от пресловутой «общинности» — быстро перешли к продвинутой индивидуальной свободе, позволяющей создавать и поддерживать инициативы напрямую, обращаясь сразу к власти-адресату.

Поэтому «оппозиционный медиакласс», навязывающийся гражданам в качестве Гражданского Общества, они зачастую воспринимают примерно как обнаглевшие управляющие компании, накручивающие какие-то свои фантазийные тарифы на их коммуналку.
 

Гражданам не слишком нужны «лидеры их мнений» — у них оно и так есть. И прислушиваются они только к тем публичным персонажам, с которыми согласны. И только тогда, когда согласны.

Граждане сегодня по сути сами, объединяясь ситуативно, формируют и доносят до руководства страны свои представления о мыслимом и недопустимом, похвальном и непростительном.
 

Эти представления, повторим, не совпадают с представлениями медийной вип-оппозиции. Они глубоко «ватные» в смысле морали и политики.

В них совершенно нет места темам, из поколения в поколение будоражащим привилегированное медийное сословие: свободе художника пилить госдотации в обмен на ураганное бичевание воров во власти; праву креативных журналисток из хороших семей на участие в госуправлении; праву оголодавших политтехнологов на выборные бюджеты и прочим вечным ценностям.

Граждане, лишенные руководящей и направляющей роли фрондирующего медиакласса, также против чечётки на отечественной истории, традиционных религиях и любви к родине.

И там, где элитарии (чиновники или креаклы, не важно) откровенно выходят за пределы допустимого — граждане зачастую вполне эффективно умножают их величину на ноль коллективным усилием.

Поэтому медиакласс как общность сейчас не просто выступает против ограничений свободы высказывания. Он требует, чтобы власть защищала его свободу от «травли со стороны ваты» — то есть непосредственно граждан.

И это лучше всяких выкладок демонстрирует, что на деле большинство отечественной «гражданско-культурной элиты» представляет собой не посредническую надстройку над обществом, а отдельное сословие, выражающее собственные сословные интересы.

И если оно не желает «идти на поводу у толпы» и за это подвергается общественной обструкции — то это его выбор.