---

Окончание. Начало здесь

---

— Вы знаете, Миша.. Извини, не могу тебя Михаилом называть…

— Наоборот, мне очень приятно.

— Слушай, я вспоминаю наши встречи тогда, когда малыш нас на автомобиле возил вокруг озер.

— Об этом мы еще отдельно поговорим.

— И когда тебя учили работать в поле (смеется). В хоккей уже не будем тебя учить играть.

— Нет, сейчас не по погоде.

— (Смеется.) Да. Так вот. Что касается этого вопроса. Вы знаете, мы нужны и Европе, и России, особенно сейчас, в этот момент. Я всегда об этом говорил. Но сейчас, когда сложилась такая ситуация в Прибалтике и Украине...
 

---

Понимаете, господь так создал ситуацию, что Беларусь именно такая, как она сейчас есть, нужна Европейскому союзу и России. Такая тихая, спокойная, безопасная страна, где можно проводить любое мероприятие Европы в интересах Евросоюза и России, она и нужна. Это показали и события в Украине.
 

---

Здесь собрались люди и приняли исторические решения (так называемое Второе минское соглашение, подписанное на саммите в Минске 11—12 февраля 2015 года с целью прекращения вооруженного конфликта в Донецкой и Луганской областях Украины. — Прим. ТАСС). И не надо мне их приписывать. Какая тут моя роль? Я организатор был, я предоставил возможность. И конечно, это было мое внутреннее стремление. Вот ты родился в Азербайджане, в России живешь, а, говорят, мои корни где-то между Черниговом и Киевом. Даже не в этом дело. Ведь украинцы — это наши люди. Это родные наши люди, и я не могу не переживать за то, как там ситуация складывается.

Но это не имеет ничего общего с тем, что здесь происходило. Я выполнил волю президента России, президента Франции и руководителей Германии и Украины Ангелы Меркель и Петра Порошенко. Они хотели здесь встретиться, найти место, где спокойно можно обсудить эти вопросы. Я это организовал им, все делал для того, чтобы им было удобно и они приняли исторические решения. Вот, понимаете, за сутки, не спали и не ели.

— Весь мир за этим следил.

— Да. Пусть они сейчас не реализовываются, но это путь, который тогда был признан всеми, и весь мир это действительно поддержал, даже американцы — все ссылаются на «Минск-2».

— В современном политическом словаре есть понятие «Минск-2». Это уже данность.

— Я откровенно вам скажу: я этим горжусь. Но главное ведь в чем, что пусть будет такая страна между Востоком и Западом, где можно спокойно обсуждать эти проблемы. Милости просим, если нужен будет «Минск-3», 5, 25 — мы готовы. И сегодня контактная группа где работает? В Минске.

Я встречаюсь иногда с представителями, мы не популяризируем это, я им задаю один вопрос: «Что вам еще надо, господа, для того, чтобы нормально работать и принимать решения?» — «Спасибо, ничего». Мы им создаем все условия, чтобы погасить этот конфликт. Это наш конфликт, славянский, и то, что вмешался Запад в него, в том числе по нормализации, это нас не красит, мы должны были решить и мы можем разрешить этот вопрос. Чем раньше, тем лучше.

Любая война чем-то заканчивается. Чем? Миром. Главное — последствия. Последствия будут тем более выгодны для Украины, России, Беларуси и для всего мира, чем быстрее мы завершим этот конфликт.

Поэтому Беларусь нужна Западу и России. И они нам нужны. Нам некуда деваться.
 

---

Я часто говорю: мы между молотом и наковальней. «Наковальня» — огромная Россия, «молот» — Европейский союз. Вот господь нас посадил здесь, и что нам делать? И мы между этими молотом и наковальней сегодня существуем, и надо себя вести настолько аккуратно, чтобы ни в коем случае вот этот хрупкий мир здесь не разрушить.
 

---

Поэтому нас не надо упрекать, что мы разговариваем с Евросоюзом, как некоторые в России это делают. И когда мы встречаемся с западниками, с американцами — у меня много встреч сейчас, когда сняли все эти санкции, подтвердили, что неправильно поступили (но я это не педалирую, ладно, ошибки же бывают, но это была ошибка со стороны Запада), — я им говорю: «Ребята, вопрос, с кем мы, с Западом или Россией, не задавайте, он не стоит». Это не вопрос для нас, Россия — это родное, Запад — высокотехнологичен.

Экономика — это часть жизни нашей страны. Как мы с ними не можем иметь отношения?! Даже с точки зрения прагматизма. Я уже не говорю о безопасности, это важнейший вопрос. Поэтому нам очень важны отношения с Европейским союзом, с Западом, но достойные, мы недостойного не потерпим, даже если снова нам вернут эти санкции.

Нам же тогда, перед санкциями, говорили: отвернитесь от России, сделайте это, сделайте то — и санкций не будет. Но мы на это не пошли. И тогда (ты, Михаил, должен это помнить), когда передо мной стоял этот вопрос, я сказал: «Я дружбой с русскими не торгую». Это был мой ответ всему Западу. И тогда я оказался там неугоден. Прошло время, пришли новые люди — поняли, что я был прав.

Поэтому не надо нас гнобить за то, что мы разговариваем с Западом, и не надо нас толкать в сторону от России. Судьба наша такая, что мы оказались в центре, на этом перекрестке, нам здесь жить. И надо набраться мудрости, чтобы жить в этой ситуации.





— Александр Григорьевич, вы уже более 20 лет во главе государства и очень многие ваши планы, слава богу, сбылись. Кстати, ваше окружение, я имею в виду чиновники…

— Не говори это слово, у меня окружения нет.

— Чиновники вас называют главой государства. А вы, кстати, знаете, как вас в народе называют?

— Ты хочешь сказать, что Батька?

— Не хочу сказать, а так и называют. И не только в Беларуси, но и в России. И между прочим, знаете, абы кого Батькой не назовут. Это, я считаю, как раз очень характерно, что именно это доброе слово стало сопутствовать вам.

— Михаил, я это знаю. Ладно, сейчас я уже действительно Батька, но когда мне 40 не было... Меня только избрали, а начали называть Батькой, «зеленого». Я как-то ежился, и мне не очень удобно было это, а потом я к этому привык.

— По-моему, очень хорошее слово.

— Любой человек для своего народа, любой президент должен быть и батькой, отцом, по-русски — отцом.

— Уже столько лет во главе государства. Вам еще рано подводить итоги, но все-таки что из сделанного ставите сами себе в заслугу, а по поводу чего ваше сердце побаливает (я надеюсь, что в переносном смысле) и кажется, что вот я это должен сделать во что бы то ни стало?

— Давайте без ложной скромности: мы немало сделали для страны. Мы ее сохранили. И мы создали первое белорусское государство — независимое, суверенное белорусское государство. Из этого все вытекает. Кто бы ни был, все может забыться, но это не забудется.

— Все правильно, все правда.

— Это не вычеркнешь из истории, даже если мои враги придут к власти здесь (конечно, не дай бог, потому что я знаю, что будет с Беларусью).
 

---

Второе — мы не сломали страну и народ. Мы не ломали их ни реформами дикими, ни шоковой терапией. Мы делали все спокойно. И мы сохранили основу — экономику.
 

---

Создав государство, мы сохранили экономику. Можно нас критиковать, что мало приватизировали — много приватизировали. Знаете, это философский вопрос, жизнь покажет. Но торопиться не надо.

Можно критиковать нас сейчас, во время тяжелейшего кризиса, который усугубился санкциями против нашей родной России, а это наш основной рынок, в Украине проблема — второй наш рынок. Причин много внешних. И мы где-то недорабатываем. Но мы сохранили нашу экономику, которая худо-бедно позволяет жить нашему народу. Мы нищими по миру не разъехались, мы живем здесь. Мы имеем безопасную, спокойную, тьфу-тьфу-тьфу (стучит по столу), страну. Это так? Бесспорно.

— Бесспорно.

— Это какая-то, наверное, заслуга и президента с такими полномочиями. Вы мне говорите: а что бы я хотел еще?

Знаете, я хотел бы, чтобы люди никогда, заглядывая в кошелек или в собственный карман, не думали о том, что им на что-то не хватает. Страшная мечта. Наверное, даже в Америке, не говоря о России и других странах, всегда народу, части народа чего-то не хватает. Это естественно. А я бы хотел, чтобы люди в Беларуси никогда от этого не страдали.

А у нас есть еще часть людей, которая понимает, что им маловато деньжат, еще чего-то, хотелось бы купить третий автомобиль, а на это не хватает. Это моя единственная человеческая мечта.





Хотя, с другой стороны, я понимаю: только ленивый, алкаш и бездельник может плохо жить в Беларуси. Особенно сейчас. Через нас же идет, я часто говорю на встрече с людьми, вы представляете, больше 100 млн тонн груза (100 млн тонн груза!), я не говорю о трубах, где нефть мы поставляем и газ движется через Беларусь. А это железная дорога, это автомобильный, воздушный транспорт. И каждому надо оказать здесь услугу. И на этом можно жить, но белорусы — это не грузины, не азербайджанцы, те более предприимчивые. Белорусы, они отчасти как и русские в центральной части России. Украинцы здесь более предприимчивые, да еще и ситуация их заставила, мы как-то тут вот…

— Зато более дисциплинированные.

— Да. Больше на государство рассчитываем. А шевелиться надо самим. И тогда свою жизнь можно обеспечить.

Я вам привожу конкретный пример, это очень важно для России. Почему вдруг за это время Беларусь стала притягательным местом для россиян, почему они больше всего едут в Беларусь отдыхать, особенно москвичи, которые живут в одинаковых природно-климатических условиях, у нас отдыхают? Недавно мною был подписан указ, несколько лет назад, и принято решение о развитии агроэкотуризма.

Около 3 тыс. предприимчивых семей создали собственные предприятия, считайте, построили деревни, дома, где отдыхать могут от 10 до 50—100 человек. А это деньги — люди приезжают, они тратят здесь деньги. И живут неплохо эти люди предприимчивые. Это один из примеров. Почему любой белорус не может, поставив перед собой цель, обеспечить себя и семью, заработать? Может. Поэтому...
 

---

Но есть проблема в этом, и это моя мечта, чтобы у нас в Беларуси никогда — я еще раз подчеркиваю — заглядывая в кошелек или карман, не переживали уж слишком о том, что им не хватает денег. Но я это сделаю.
 

---

— Вы недавно подписали указ о развитии агротуризма, а это действительно великая вещь. Беларусь — просто рай для этого вида туризма, здесь столько экологически чистых продуктов, чистая земля. Но, видимо, все-таки в Беларуси мало пропаганды именно этого дела? Все-таки гораздо больше могло именно по этим направлениям сюда приезжать туристов, гостей. И не только из России. Я понимаю, что россияне здесь желанные гости, но, наверное, с точки зрения экономики хорошо, чтобы сюда приезжали и из других стран Европы, и ближних, и дальних.

— Прав. Я скажу больше, Михаил: да, мы не научились, как на Западе…

— …продавать самое хорошее, что есть.

— И даже, как в России, этот товар упаковать и преподнести. Особенно в средствах массовой информации рекламу сделать. Это, знаете, и национальное что-то. Белорусы не такие, чтобы это показывать, они быстрее втихую, как и русские, сделают что-то, но не будут об этом шуметь. А мир такой, что надо показывать.

— Но законы бизнеса без рекламы невозможны.

— Но если бы только реклама. Сейчас приведу пример. Вроде, казалось, туризм — это не главное… Что мы недавно сделали? У нас есть Августовский канал, есть Беловежская пуща, они на западной границе расположены, и мною принято два решения: о безвизовом въезде по Августовскому каналу (он объединяет водной артерией Литву, Польшу и Беларусь) и в Беловежскую пущу. На определенный срок без визы заезжай. Туда хлынули туристы. И они, конечно же, повезли деньги.

То есть надо еще не просто рекламировать, но и делать что-то для того, чтобы люди ехали, давать им возможность, снимать эти барьеры.

Поэтому ты еще мягко меня покритиковал. Мы не думаем еще о том, как сделать так, чтобы сюда свободно приезжали люди. Но мы уже начали это делать. По крайней мере, хоть в начале процесса, но находимся.


— Александр Григорьевич, мы не виделись несколько лет, но вообще для мужчины делать мужчине комплимент как-то неудобно, но вы в прекрасной форме. Дайте совет, как такую форму держать, потому что все-таки, наверное, глава государства очень занятой человек? Что кроме хоккея? Ведь 10 кило только с клюшкой не сбросишь.

— 13 кг я сбросил. Буквально с марта.

— Вы даже не знаете, какую волну зависти во мне сейчас подняли.

— Все очень просто. Я не буду вам рассказывать, как сейчас все на всех каналах, и у нас, и у вас. Формула эта очень простая: есть умеренно, желательно не меньше четырех раз, задолго до сна (хотя бы за три часа). Но и это не главное. Ты можешь и много есть, но ты должен много физически работать, чтобы это сжечь, особенно если тебе уже не 20 лет, когда все перегорает. Много работать физически, если много ешь. Мало ешь — меньше работать. Вот это простая формула. Но сладкое, мучное и картофель…





— Как не есть сладкое?! Вот вы даете президентские конфеты, ну как?!

— Так я же не сказал не есть.

— А как?

— Ты можешь три конфеты съесть. А можешь съесть сейчас все, что здесь лежит, но тогда надо идти в хоккей играть три часа.

— Но они же вкусные.

— Вкусные. И картошка у нас вкусная, но я один раз в неделю ем картошку. (Смеется.)

— Только раз в неделю?

— Один раз: или драники, или картошку. Но если два, то надо в два раза потом отрабатывать это дело. Что касается сладкого. Я сладкоежка, я же не пью и не курю, поэтому я сладкоежка. И не думал, что смогу воздерживаться от сладкого. Но смог. Я только в хоккейный день, перед игрой, могу конфету съесть. Воздерживаюсь от сладкого и, конечно, мучного.
 

---

Опять же это классика, все так говорят, и это правда. Можешь есть всё, но не смешивай мясо с картошкой, можешь есть много сладкого, но, соответственно, ты должен больше тогда работать физически.
 

---

А у нас умственный труд: тебе приходится много сидеть на работе и мне, и порой времени нет. Пять часов, как спортсмен, тренироваться — ну нет такой возможности. Тогда надо ограничивать себя в еде.

Вот и все. Я тоже, бывает, поехал куда-то, три дня, а это уже не обычная жизнь, как здесь: утром проснулся, зарядку сделал, на работу поехал или ты работаешь в загородной резиденции, потом вечером идешь и тренируешься (или косишь, или рубишь, или играешь в хоккей) — каждый день два-три часа. Найти можно всегда. От всего отказывайся, но найди. Чем больше ешь, тем больше работай. И ограничения должны быть.

Для меня это было сложно. Началось, я могу рассказать, с Медведева. С Дмитрием Анатольевичем встретились, я говорю: «Вот пытаюсь сбросить килограммы». В Сочи сидим, он говорит: «Если хочешь, я тебе свой рецепт дам». — «Какой?» — «Ешь все, что хочешь, кроме картофеля, сладкого и мучного! А я говорю: «А выпивают, это вредно…» — «Да, вредно, и водка вредно, и вино вредно, если много ешь. А так, несладкие вина пей, даже водку пей». Он ест жирное и прочее, но исключил мучное, сладкое, торты всякие и картофель.

Я думаю, он не обидится за то, что я его диету рассказал?

— Нет, это рецепт. Но по поводу вреда, знаете, у меня папа был врач, он одному своему пациенту говорил: «Это вредно, это вредно». Тот говорит: «Доктор, жить вредно, от этого и умирают».

— Организму нужно все, но надо выбирать. Я же тебе говорю, что я конфету могу съесть в хоккейный день, потому что на площадке это все сгорает. Ты выходишь оттуда как выжатый лимон, поэтому можешь накануне съесть и конфету, и ложку меда высококалорийного. Организм требует, нельзя его лишать этого, даже картошки, но в этот день ты должен или косить, или рубить, или играть в хоккей.

— Эту часть нашего с вами интервью я отдельно выпишу и стану в кармане носить и периодически буду, знаете, как…

— Ты лучше запомни, это же легкая формула, Михаил: картошка, сладкое, пироги.

— Еще знаете, что я хотел спросить. В последнюю нашу встречу вы доставили мне большую радость, познакомили с Колей, с вашим сыном. Совершенно замечательный пацан, я честно говорю.

— Он тогда маленький был совсем.

— Он был маленький, но, во-первых, уже так классно тогда прокатил на электрокаре. Но мне, честно говоря, очень запало в душу, я клянусь вам, помню по сей день, с какой проникновенностью вы говорили о сыне, о том, что он где-то рядом сейчас, наверное, в школе. Сейчас он уже вырос, уже, по-моему, в шестом классе?

— В шестой класс пошел, 12 лет.

— Серьезный мужчина. Притом мне говорят, а я знаю, что он уже и в хоккей гоняет, за сборную школы играет.

— Нет, он уже за сборную Минска играет. Выиграли в прошлом году чемпионат «Золотой шайбы» среди любительских команд.

— Ну я вам скажу, это как раз тот вид спорта, где за счет папы не прокатит, что называется.

— Слушай, я бы не позволил себе этого.

— А есть какие-то планы по жизни, кем он хочет быть, какой профессии? Потому что, с одной стороны, фортепиано, с другой стороны, хоккей, с третьей — я знаю — даже художественная самодеятельность (какие-то спектакли они делают), вот как вы думаете?

— Спектакли делают для дома-интерната — старики у них, человек 200.

— Они их опекают?

— Да. Он их опекает, но подтянул туда свой класс, а потом и школу затянул. Я несказанно был рад этому. Он картошку им осенью везет туда с огорода, вот с того огорода, где мы были. Арбузы начали выращивать — он везет туда, притом тоннами уже.

— Приходит отец домой: «Коля, а где картошка?» — «Я ее отдал».

— Нет, это не проблема. Мы возделываем, нам-то надо мало, тем более я же не ем картошку практически, нам два мешка картошки хватает на нашу семью маленькую и то еще остается, и мы с удовольствием отдаем это людям. И я приобщаю, это же сын президента все-таки.

И не только он, у старшего сына свой детский дом, куда он ездит постоянно, помогает им. У среднего сына тоже свой детский дом, они с семьей ездят.
 

---

Ну а что, они же больших проблем не имеют по жизни, а должны знать, как живут люди в стране, и самым немощным — помогать. Это уже мое, я должен их к этому приучить.
 

---

И вот он это все развозит. У них свой большой интернат. Иногда я туда заезжаю, раньше заезжал, сейчас у меня уже свои интернаты есть, куда мне ездить. И они школой туда, и там ставят эти спектакли. К 70-летию Победы они на военные темы ставили (с гестаповцами воевали на сцене). Музыкой занимается: он концерты там со своей учительницей дает.

— А он не рассказывает вам, какие все-таки у него по жизни большие планы?

— Нет, я вот и отвечаю на этот вопрос. Михаил, вы правильно сказали, я человек искренний, меня часто долбают, особенно сейчас, я недавно об этом сказал публично, что особенно некоторые российские СМИ, удивительно провластные, озаботились Колей: вот нет с президентом Николая. Но он 172 сантиметра уже.

— Да, вымахал.

— Да, и я его за руку уже водить не могу, это уже другой человек. Вот его нет рядом, там что-то с ним случилось... Да ничего не случилось, он в школе.

— Мой вопрос не поэтому.

— Да, это я подвожу. Вот все озаботились: ай-ай-ай, наследник — вот к чему я говорю — это же принц наследный, это же Лукашенко его готовит…

— Нет, он наследник, потому что он ваш сын, а кем он будет в политике — это другой вопрос. Но в любом случае он наследник.

— Слушай, ну это идиотизм... У нас не раньше 35 лет можно стать президентом. Это что, я еще 20 лет должен быть президентом?! Да я не доживу до этого, пока Коля станет президентом...





— Нет, даже если и доживете, это не значит, что он не может быть им.

— Я не хочу, чтобы он после меня был президентом. Это уже в стране должно что-то чрезвычайное произойти, чтобы после меня сразу стал даже старший сын, способный, умный парень, опытный уже, больше 40 лет, чтобы он стал президентом.
 

---

У нас нет в семье этого, понимаете, мы не властвуем, отец их не властвует, он служит. А это большая разница. Одно дело — властвовать, а другое — служить.
 

---

Служить тяжело, и они видят эту ношу, которую мне приходится тащить. И они видят все недостатки этого. И мой малыш, меньший, это же понимает все. Я спрашиваю: «Коля, чем будем заниматься, когда вырастем?» — «Только не твоей работой». Знаешь, вот так вот, через губу.

— А знаете, почему он так говорит? Столько лет наблюдает это, у него такое выработалось. Если бы он, может, не видел, он, может, и сказал бы: «Ой, как хорошо быть президентом». А столько лет смотреть, как вы пашете, знаете, перспектива сомнительная. (Смеется.)

— Михаил, я тебе отвечаю на вопрос его словами: «Только не твоей работой». А кем он будет, ни он не знает еще, ни я. Но честно скажу, я хочу, чтобы он вырос без этих недостатков, которыми сегодня многие молодые люди страдают, и чтобы в жизни был востребован. Поэтому я его пичкаю спортом и музыкой, чтобы он грузился как следует.

Если я накосил травы (и он это умеет делать, ты знаешь), он приезжает со своим прикрепленным, у него адъютант есть, на грузовом автомобиле, они загружают эту траву и везут в подсобное хозяйство кормить коров. А потом молоко и молочные продукты отсюда же везут старикам. Я хочу, чтобы он был человеком. Человеком. Все.

— Но, судя по всему, что он говорит, у него все это, как я думаю, так и складывается. У меня к вам большая просьба, я хочу, если можно, передать ему фотографию. Вот на таком электрокаре он меня возил, а это вы с ним.

— Я уже глянул, молодцы, шикарная фотография. Ты имей в виду, что я же фотограф. В университете я профессионально занимался, был завфотолабораторией, сутками просиживал.

— А давайте сделаем выставку ваших фотографий. Спокойно, без ажиотажа, просто выставка фотографий Александра Григорьевича Лукашенко. Народ будет в очереди стоять, я вас уверяю.

— Я подумаю. (Смеется.)

— Нет, это хорошая идея. Кстати, премьер-министр Японии…

— Так премьер-министр России занимается. Я был у него — галерея целая в Доме правительства, он мне показывал, где его фотографии. Ну да, он не все печатает сам, но это его снимки. Он здорово, он улавливает…

— А тем более фотографии молодого Лукашенко — это еще даже интереснее. Ваш взгляд на мир через объектив в молодые годы.

— Но у меня там больше портретные снимки...

— Портреты, я надеюсь, девушек?

— Да, и девушек, и мужиков. (Смеется.)

— Вот вы сказали, что президентская должность — это прежде всего служение. Наша программа называется «Формула власти». Я в тот раз вас спрашивал и, завершая наш сегодняшний столь важный для меня разговор, спрошу. Мы уже сделали более 350 программ, ни один из моих собеседников не сказал о том, что власть — это легкая штука. Самые разные были ответы. И я думаю, что вы с этим согласитесь, тем более сами говорите, что это служение. Но все же что такое власть, какая она на вкус? Что вы ощущаете от этого понятия власти?

— Ты знаешь, это для меня не новый вопрос, но ты первым его задал. И я тебе сразу отвечу: я не знаю, вот я не знаю, как точно на этот вопрос ответить.

Если говорить просто по-человечески, от души, то это колоссальная возможность что-то сделать, в данном случае для народа, может быть, не только для своего.

На вкус? На вкус и цвет товарищей нет, она кому-то сладкая, а кому-то — с привкусом горечи. Для меня на вкус она горькая. Это правда. Потому что даже хорошего много сделал, но в моей должности, да и любого президента, вот огромная бочка меда и вот одна ложка дегтя — она перечеркивает все. Вот было много чего-то хорошего и вдруг какая-то мелочь из-за этой нефти, газа — и все, и ты забыл обо всем хорошем, и опять горечь.

— Такие горки получаются.

— Да-да. И вот горка забывается, где ты на высоте был. Сразу все перечеркивается — и ты внизу, на дне. И постоянная горечь, ее много, потому что ситуация меняется, она оставляет только один привкус горечи. Это правда.
 

---

А возможность что-то сделать для людей, да что греха таить, и самовыразиться, и остаться, если нужно, в истории добрым человеком для своего народа — это возможность.
 

---

Но что такое власть, я тебе честно говорю, я не знаю. Слушая тебя в твоих передачах, задумываясь над этим, я не могу прямо в точку влепить, что такое власть. Я не знаю.

— Александр Григорьевич, вам огромное спасибо. Я обещал отдельно вас поблагодарить от имени своей жены, которая мне когда-то сказала: если бы не Александр Григорьевич, ты так бы и не научился работать на земле. И когда несколько лет назад я был вашим гостем и вы научили меня косить траву, так сказать, вы были первым, кто меня вообще научил хоть что-то делать руками на земле. (Смеется.) Поэтому вам большое спасибо за эту науку и за наш сегодняшний разговор. Спасибо большое.

— Спасибо, Михаил. Но ты не стремись уж ковыряться слишком в земле, у тебя другое хорошо получается. Как у нас в деревне моя мама говорила и все деревенские: все, что ты будешь уметь, за плечами носить не надо, это не такой тяжелый груз. Но ты лучше «Формулу власти» так делай, как делаешь, это для человечества будет полезнее.

Не для лести тебе, но я твои передачи смотрю, ты со всем миром встречаешься, и эта доброта твоя кавказская, ты как-то стягиваешь этих людей. Приятно слушать, и думаешь: в этой политике — а ты в ней полностью, по уши — не все грязно.