Я - одна из тех, кто в конце 80-х носил "княжескую вышиванку", Я из "Майстроўнi".

И у меня очень много разного рода ощущений вызвала статья. Первое из них - "буратино" - довольно мерзкий журналистский приёмчик, когда берётся правда, мешается с ложью, своими интерпретациями когда-то и где-то прочитанного, и того, "что недослышу, то придумаю". И вот весь этот компот вываливается читателям. Естественно с некоей целью. Цель мне, кстати, не слишком понятна, но спишем на моё скудоумие). 

Теперь про враньё. Оставляя автору его священное право на собственные мысли скажу только о том, в чём участвовала и чему свидетелем была сама. Интересно, вы в самом деле верите, что вот эта толпа на фотографии - все сплошь "дети партийной номенклатуры"?  Ну, кроме Вячоркi с караваем? Да, где-то там в толпе Суша. Но, собственно, и всё. Там же - на Гуканне вясны в этой толпе и я, и мои сёстры - внучки того самого "профессора-нацдэма", о котором пишет Дубавец. Нет, деда, преподавателя Полацкого пединститута, входящего в "Узвышша" (уж не знаю, говорит ли вам что-то это название) не расстреляли в 38-м. Случайно. Историю его спасения вы можете прочесть там же, откуда дёрнули цитату про "нацдэма". Когда он вернулся в Минск после войны, ему - филологу - было запрещено заниматься беларуской литературой, только и всего. И он дал слабину. Старшие его дети -четверо - выросли без языка. А младшая - наша тётка - оказалась в  "Майстроўне". И мы - племянницы - с ней. И дед плакал, когда мы "нанова" учили "Куру-шчабятуру" и "Ружу-кветку" и ещё много чего. Я на тот момент училась в Институте культуры на хоровом отделении. И - да - имела проблемы, в том числе и с КГБ, за свою излишнюю "беларускасць". И отчислена из института была за это же. Не дичь разве? Студентка народного хорового отделения Минского института культуры - слишком беларуска).  Это было. 

И про то, что в "Майстроўне" всё делалось самими участниками, своими руками и на свои деньги - правда. Помещения изредка давали - да. Костюмы (строi) мы сами шили - да. А ещё ездили в археологические фольклорные экспедиции. и собирали по крупицам всё, что могли. И калядовали у Короткевича под окнами, чтобы порадовать его - уже тогда сильно нездорового. Язык, литературный язык - это часть культурного кода народа. Нам было важно, чтобы он жил. Только и всего. Не буду писать тут про то, сколько молодых беларуских литераторов так и не стали зрелыми и признанными, потому, что были физически уничтожены. Низведение литературного языка до "вясковай гаворкi" - вот с чем мы на тот момент пытались бороться. И это было единственной политикой. И всё это было, как глоток воды. 

Судьбы майстроўцаў сложились очень по-разному. И мне как-то вот больно, что можно взять чью-то живую жизнь и извратить, сделав из этой жизни иллюстрацию для своей не слишком внятной мысли. И проиллюстрировать эту не слишком внятную мысль лицами живых и мёртвых - дорогих людей. Людей, никогда не желавших Беларуси зла, не ковавших себе политического капитальца, как это нынче модно.