Литература — дело очень тонкое и ответственное. Недаром в писательском содружестве принято говорить — выношу свою повесть или роман на суд читателей. Заметьте — на суд.

По установившейся традиции основой для вынесения вердикта служит не только актуальность темы, но и воспитательная функция — что на выходе получит читатель, продвинется ли он в понимании прошлого и окружающего его мира.

Следует заметить, что у посредственного чтива есть простой регулятор — читательский спрос. У одарённых же людей всё зависит от способности к шахматной игре на доске профессионального самоутверждения.
 

Можно сто раз быть талантливым, но без положительной реакции писательского сообщества и критиков трудно получить достойную раскрутку в читательской среде.

Если же полагаться только на обывателя, то в наше время наиболее удачливым становится тот автор, который способен точно попасть на актуальную тему для этой среды.

Расставляя ударные акценты и удачно выбирая заголовки, ему приходится лавировать, прописывать эпизоды и действующих лиц таким образом, чтобы первое прочтение не вызывало негативной реакции.

Таких умельцев сразу распознать очень сложно. Даже признанные «знатоки человеческих душ», порой, ошибаются.

В подобную ситуацию когда-то попал главный редактор популярного журнала «Новый мир» Александр Твардовский, приютивший у себя на даче автора с редкой фамилией Солженицын и фактически проложивший ему дорогу в большую литературу.

Потом он прямо говорил автору в лицо: «У вас нет ничего святого. Если бы зависело только от меня, я запретил бы ваш роман». Но поезд ушёл.

В своём прозрении он был не одинок. Сам Михаил Шолохов, прочитав «Один день Ивана Денисовича», сначала просил Твардовского от его имени расцеловать автора, а позднее писал о продукции Солженицына: "Какое это болезненное бесстыдство..." Того же мнения был Константин Симонов и другие продвинутые люди.

В чём же феномен Солженицына, который променял математику на писательство и своим творчеством сумел возвысится, разделив общественное мнение пополам?
 

Здесь важную роль сыграла застарелая болезнь русской и вообще восточнославянской интеллигенции делить жизненное пространство на белое и чёрное, не ощущая оттенков.

Именно по этой же причине её кумиры — не вечны. Порой, совсем незаслуженно они возносятся интеллигенцией до небес и так же легко ниспровергаются в бездну.

Успех Александра Солженицына в немалой степени обусловлен тем, что наряду с набитой долгими стараниями рукой, он располагал математическим даром просчитывать развитие общественных процессов и вовремя осуществлял необходимые манёвры.

Вчера он поносил социализм, а завтра выступал с критикой современного Запада. Вчера он заигрывал с диссидентами, а завтра отрёкся от них, обвинив в разрушении России. Вчера он готов был как его приятель, Ростропович, с автоматом в руках защищать ельцинский переворот, а завтра беспощадно критиковать содеянное реформаторами.
 

Запутавшаяся в этих тактических лабиринтах часть людей творческих до сего дня Солженицына принимает и нахваливает. Другие считают его (цитирую) «лидером лжи о Советском Союзе, беспринципным приспособленцем, который написал тысячи страниц, в которых искусно смешал определенную часть правды с ложью».

Надо признаться, что и те, и другие нисколько не ошибаются.

Во второй половине 30-х годов действительно происходили события, которые раздачей хлебов не назовёшь.

То, что сегодняшнее поколение, воспитанное в совершенно иных условиях, отказывается понимать остроту создавшегося тогда момента, явление вполне логичное.

Как ни странно, но до сегодняшнего дня путеводителем по местам сталинских репрессий является не исторически выверенная и доведенная до массового сознания правда о том времени, а романы Солженицына, почитатели которого, попав впросак, всегда напоминают: «Так это же художественные произведения, и автор имеет право на вымысел».

Никто не спорит, что Солженицын с течением времени и благодаря кропотливой работе над собой вырос в крупного мастера пера.

Но это нисколько не характеризует его как личность, как человека.

Авантюрный и всегда соответствующий моменту, к тому же одиночка по складу характера, он всегда пользовался жизненной установкой — «любой ценой».

Это свойство натуры было взращено в нём с детства и в не малой степени объясняется тем, что он жаждал быть патрицием, а по корням своим и поступкам оставался плебеем.

Уместно заметить, что люди благородного происхождения без конвульсий переживают сложные времена, потерю собственности и гражданского статуса, сосредотачиваясь на том, чтобы вырастить своих детей образованными и просветлёнными, научить их самостоятельному движению по жизни.

Потомки же тех, кто правдами и неправдами обзавёлся и прирос к своей собственности, вероятнее всего будут иметь целевую установку вернуть старые времена.

Если этим не грешит первое поколение, то внуки — обязательно.

По причине крестьянского происхождения пазл родословной рода Солженицыных не сложился.

Не лишним будет напомнить, что в период жизни его прадедов поп давал имя младенцу в соответствии с церковным календарём, а фамилию он получал по признаку — чей или чего натворил.

Родители будущего писателя — отец, Исаакий Семёнович Солженицын, и мать, Таисия Захаровна Щербак, происходили из той породы в прошлом малоимущих крестьян, которые нахрапом заполучили большие земельные владения и занимались скотоводством.

Они — единственные из детей двух богатых родителей, которые получили хорошее образование.

Исаакий, успешно закончивший Пятигорскую гимназию, некоторое время вынужден был помогать очень жёсткому по нраву отцу-узурпатору в большом хозяйстве, однако как-то сумел убедить родителя продолжить учёбу.

В 1911 году он поступил на историко-филологический факультет Харьковского университета, а через год перевёлся в Московский университет.

Сразу после начала Первой Мировой войны молодой человек, не отгуляв каникулы, покинул отчий дом, сочинив, что едет в Москву на университетскую практику, а сам направился на фронт добровольцем, где дослужился до офицерского звания — подпоручик.

Мать писателя, Таисия Щербак, родившаяся в семье разбогатевшего батрака Захара Щербака, в 1913 году окончила Ростовскую частную гимназию с золотой медалью. Знала несколько иностранных языков.

Имея привлекательные внешние данные и танцевальные способности, девушка мечтала стать балериной, но строгий отец послал её в Москву на пятилетние женские сельскохозяйственные курсы княгини Голицыной, чтобы иметь полезного помощника в большом хозяйстве.

И здесь она тоже училась на отлично.

С будущим мужем девушка познакомилась весной 1917 года, в самый разгар февральской революции, когда Исаакий Солженицын получил двухнедельный отпуск и поехал не к родным в село Саблинское, а завернул в Москву к приятелям.

Через неделю знакомства молодой офицер, не желая упустить момент, сделал Таисии предложение и, получив согласие, вновь отбыл на фронт.

Во время летних каникул девушка приехала к будущему мужу в белорусскую деревню Узмошье — здесь дислоцировалась 1-я Гренадерская артиллерийская бригада, в которой служил Исаакий Солженицын, и 23 августа 1917 года бригадный священник их обвенчал.

Исаакий, пользуясь доверием служивых, возглавлял батарейный солдатский комитет и потому не бросил фронт, а находился там до подписания Брестского мира.
 

Революционной деятельностью и «белым движением» он связывать свою судьбу не стал и подался к семье в родное Саблинское, где вскоре трагически погиб. Причём до того, как гражданская война охватила те края.

Накануне июньского рокового дня 1918 года жене Исаакия приснилось, будто на мужа упал большой крест и придавил его. Сон оказался вещим.

Будучи на охоте вместе с братом, он подстрелил зайца и, зарядив ружьё дробью, прислонил его к телеге. Лошадь дёрнулась, слабый ружейный курок соскочил и весь заряд попал охотнику в живот.

При всех стараниях врачей спасти ему жизнь не удалось. Через семь дней он скончался на руках беременной жены от сепсиса, который вызвал вогнанный в тело вместе с дробью пыж.
 

С учётом сказанного, все тогдашние и теперешние россказни о якобы белогвардейском прошлом Исаакия и его убийстве «красными» не соответствуют действительности.

Судя по всему, родители Александра Солженицына, получившие хорошее образование и насмотревшиеся выходок своих родителей по отношению к работникам, стали порядочными людьми. К тому же, мать умела держать язык за зубами. Потому о своём отце сын почти ничего не знал и лишь многие годы спустя смог заполучить только отрывочные сведения из военного архива. Остальное, как он сам говорил — художественный домысел.
И внешностью и характером Солженицын пошёл в хитрого и своенравного деда по отцовской линии.

В «Красном колесе» и других автобиографических произведениях он предусмотрительно называет родню другими именами.
 

По информации, собранной всесильным Ю.Андроповым, молодая семья Солженицыных могла бы наследовать хозяйство в 2 тысяч гектаров земли и около 20 тысяч голов овец вкупе с армией наёмных работников.

После утверждения во власти большевиков вся родительская собственность стала общенародной, и трезво оценив создавшуюся ситуацию, мать будущего писателя переехала в Ростов-на-Дону — от греха подальше, да и сына нужно было выучить.

Улыбку вызывают сегодня строки в солидных изданиях о том, что во время учёбы сопливого школьника Солженицына преследовали за ношение православного крестика или, что маленький бунтарь не хотел вступать в пионеры и коммунистическую идеологию принял под давлением системы.

Саша Солженицын был не промах. Он хорошо учился и по всем статьям соответствовал моменту. Да и в комсомол он вступил очень вовремя — в последний год учёбы в школе.

При поступлении в 1936 году на мехмат Ростовского университета, он про своё социальное происхождение умолчал, сделав упор на то, что родился после смерти отца. А безотцовщина вызывала сочувствие.
 

По воспоминаниям школьных и университетских друзей, называемый теперь «с малых лет ненавистником советского режима», Саша Солженицын упорно изучал историю и марксизм-ленинизм.

Успешно осваивая математические дисциплины, сталинский стипендиат Солженицын уже тогда видел себя не школьным учителем или ассистентом профильной кафедры университета, а публичной личностью.

Поскольку юношеские попытки найти себя в литературе не сложились, он, будучи студентом 3-го курса РГУ, в 1938 году делает безуспешную попытку попасть в театральную школу Завадского.

Экзамены сдать ему не удалось, и Солженицын делает разворот — поступает на заочное отделение Института философии, литературы и истории в Москве.

Завершить учёбу помешала война.

Утверждения о том, что Солженицын рвался на фронт, но его не брали по причине тяжёлого недуга — полный вздор. В московский военкомат он не пошёл, так как военный билет с ограничением к службе в армии оставил в Ростове-на-Дону.

Что же за болезнь привела к таким записям в документе?

Одноклассник Солженицына, доктор медицинских наук Кирилл Симонян вспоминал:
 

«Если Санин ответ не тянул на «пятерку», мальчик менялся в лице, становился белым, как мел, и мог упасть в обморок. Поэтому педагоги говорили поспешно: "Садись. Я тебя спрошу в другой раз", — и отметку не ставили. Такая болезненная его реакция на малейший раздражитель удерживала и нас, его друзей, от какой бы то ни было критики в его адрес».

По мнению Симоняна «это был приобретенный рефлекс, который Солженицын научился вызывать без малейших усилий».

Нет сомнения, что подобными театральными приёмами будущий провидец пользовался частенько. Во всяком случае тому есть масса подтверждений.

Личный врач Солженицына в период его проживания в Швейцарии после очередной полуобморочной сцены знаменитости с улыбкой говорил:
 

«Уже все в порядке. Это истерия, как обычно. Знаете, я думал, что буду лечить Льва Толстого нашего столетия, а пока бегаю, как собачонка, вокруг человека, который до невероятия похож на Гришку Распутина...»

Чешский писатель-эмигрант Томаш Ржезач, помогавший Солженицыну обустроиться и проводить светские рауты в Цюрихе, отмечал его умение использовать аристократические позы и жесты в беседах с диссидентами, приезжавшими на поклон:
 

«Поток туманных и путаных фраз нарушает тишину квартиры, обставленной в стиле модерн. Его речь трудно сразу понять, так как это смесь неологизмов, старинных оборотов и диалектных выражений.

Те из чешских эмигрантов, кто учил русский язык в школе, лишь с трудом улавливают смысл слов, которые в напевном ритме слетают с его уст, обрамленных зарослями рыжих волос.

Он снова широко разводит руками: «Я остался один... Один. И со мной Бог, вошедший в меня. И русский дух. Разве этого мало? Достаточно для того, чтобы справиться с коммунистами!».

Надо сказать, на приезжих людей эти сцены производили впечатление.

Однако вернёмся к началу войны и воинским подвигам Солженицына.В столичный военкомат студент-заочник не пошёл, а уехал из Москвы в Ростов-на-Дону. В добровольцы, как когда-то его отец, он стремиться не стал, потому был мобилизован только в октябре 1941 года, попав в 74-й отдельный гужтранспортный батальон.

«Я с начала войны коням хвосты заносил», — шутил он позже с приятелями.

  В марте 1942 года Солженицына направили на Артиллерийские курсы усовершенствования комсостава в Кострому.
 

С учётом полученного в Ростовском университете образования молодого математика отправили изучать специальную аппаратуру для засечки выстрелов вражеских батарей по звуку.

Лишь в ноябре 1942 года новоиспечённый лейтенант прибыл в запасной артполк в Саранск, где формировались Отдельные разведывательные артиллерийские дивизионы, в том числе 794-й ОРАД. Диплом математика с отличием и два курса Московского Института философии, литературы и истории — редкое явление в то время, потому Солженицын этим сразу же воспользовался, демонстрируя при случае своё превосходство над старшими по должности и званию.

На формирование части ушло три месяца, потому на Ленинградский фронт под Старую Руссу он попал лишь в марте 1943 года. Находясь на удалении в 11 км до линии фронта, ему с подчинёнными надлежало обобщать данные звукозаписывающей аппаратуры, рассчитывать координаты немецких орудий и передавать их артиллеристам для подавления огневых точек противника.

В марте 1943 года дивизион звукоразведки был передислоцировали на Центральный фронт, где сосредотачивались силы советских войск перед Курской битвой. До середины июня дивизион состоял в резерве Брянского фронта.

После Курской битвы «боги войны» — артиллеристы, конечно же, не были обделены правительственными наградами. Отметили и звукоразведку — лейтенант Солженицын получил орден Отечественной войны 2 степени.

Вскоре Центральный фронт переименовали в Белорусский, и летом 1944 года та же история с наградами повторилась — после успешной операции «Багратион» Солженицына в числе большого количества артиллеристов наградили орденом «Красной Звезды».

В обоих наградных листах отмечено, что они получены не за боевые заслуги, а «за добросовестное выполнение служебных обязанностей». Потому-то Солженицын никогда не делился воспоминаниями, как он проявил себя в боях и какие лишения испытал на фронтах Великой Отечественной.

Спустя годы, за него это делали изобретательные журналисты, а их фантазиям, как известно, нет предела. Лет пять назад отличились и наши, доморощенные.

Неясно с какой радости, но в Рогачевской районной газете «Свободное слово» была обнародована сенсация:
 

«Оказывается, Александр Исаевич Солженицын — участник освобождения Рогачева от немецко-фашистских захватчиков в 1944 году! Более того, по итогам этой войсковой операции он был награжден правительственной наградой — орденом Красной Звезды! В боях за город Рогачев комбат (!) Солженицын бил врага также умело и беспощадно, проявив все свое ратное мастерство и мужество».

Когда заинтригованные люди обратились к архивам, то оказалось, что «во время той операции батарея звуковой разведки 794-го ОРАД в состав 3-й Армии, освобождавшей Рогачёв, не входила. Она тогда была на другом участке фронта, значительно севернее Рогачёва, и к его освобождению касательства не имела».

Ну да ладно.

Добросовестное исполнение воинских обязанностей — тоже почётное дело. Особенно если исполнять их не в окопах, а в более-менее сносных условиях, позволяющих привезти на «передовую» собственную жену.

Каким образом старлею, используя подчинённых, удалось решить эту рисковую задачу — до сих пор загадка. Ведь военные его уровня могли позволить себе только романы с фронтовичками или местными жительницами, а он переплюнул генералов.

На это вопрос частично ответила первая супруга Солженицына Наталья Решетовская в своей книге «В споре со временем»:
 

«Илья Соломин привёз мне в Ростов гимнастёрку, широкий кожаный пояс, погоны и звёздочку, которую я прикрепила к тёмно-серому берету. Дата выдачи красноармейской книжки свидетельствовала, что я уже некоторое время служила в части... Было даже отпускное удостоверение».

Трудно поверить, но ушлый звукоразведчик сумел добыть и должным образом оформить чистую красноармейскую книжку и проставить гербовые печати. Даже бланк отпускного удостоверения был оформлен, как следует. 

Разгадай этот обман патруль или Смерш — трибунал.

А вот как описывает Решетовская то, что увидела, появившись в части:
 

«Большая сковорода отлично поджаренной картошки с американской тушёнкой соблазнительна, после ростовского хлеба из кукурузы.

У себя на батарее Саня был полным господином, даже барином. Вверенный ему «народ», его бойцы, кроме своих непосредственных служебных обязанностей, обслуживали своего командира батареи. Один переписывал ему его литературные опусы, другой варил суп, мыл котелок, третий вносил нотки интеллектуальности в грубый фронтовой быт».

Супруга прогостила у мужа три недели, и тот же сержант Соломин доставил её обратно в Ростов в целости и сохранности.

Перечислять военные подвиги Солженицына далее не имеет смысла, потому прейдём к вопросу, за что капитан Солженицын попал, заметьте, не в штрафбат, а в глубокий тыл — на «шарашку».
 

Генерал-майор в отставке Александр Пыльцын вспоминал, что в марте 1945 года после тяжёлых боёв за немецкий Штаргард штрафбатовских командиров поразило сообщение батальонного «особиста» Глухова о том, что в войсках был разоблачён и арестован командир артиллерийской батареи, создавший антисоветскую группу, собиравшуюся организовать свержение Сталина.

На шутливое предложение взять провинившегося в свою роту на перевоспитание, «особист» пояснил: этот артиллерист — политический арестованный, и его от фронта увезут подальше, чтобы он не сбежал к противнику. К тому же следовало разобраться с теми, кого он сдал, а это очные ставки, допросы и т.д.

Риск, конечно, был большой, но математик просчитал вероятность остаться в живых и пришёл к логичному выводу — суживающееся кольцо вокруг столицы Германии резко увеличивает вероятность гибели любого, кто находился на фронте.

Тогда и появилась идея, не пожалев друзей и знакомых, разыграть фарс наличия некой группы единомышленников, посягающих на Сталина.
 

---

☞ Продолжение следует...

---