Приниженное и бесправное положение древнерусского народа в Великом княжестве Литовском и Речи Посполитой сохранялось на протяжении всего времени нахождения его в чужеземных польско-литовских образованиях. Вот жалоба о притеснениях православных жителей Слуцкого воеводства, представленная архимандритом Слуцкого монастыря российскому министру-резиденту в Варшаве графу Левенвольду в 1734 году:
И такими многочисленными жалобами  наших соплеменников заполнено все время нахождения их под польско-шляхетским игом.

Нахождение древнерусской народности в составе Великого княжества Литовского и Речи Посполитой препятствовало выходу ее на более высокий уровень социального и культурного развития. В языковой сфере складывалась следующая ситуация: если русский язык в России на основе древнерусского языка шел по линии превращения в великий и могучий мировой язык, то древнерусский язык на территории нынешней Беларуси и Украины вынужден был остановиться в своем развитии и архаизироваться или, как выражались старые  языковеды, археологизироваться.

На эти  исторические обстоятельства, обусловившие архаизацию древнерусской народности в составе Великого княжества Литовского и Речи Посполитой, указал академик Николай Михайлович Никольский, который писал, что «с XIV века древнерусское население, которое жило на современной территории Белоруссии, подпало под иноземное господство, сначала под власть Литовского княжества, а затем, с половины XVI века, под  власть Польского королевства» ^{[2, c. 12]}.

Специфика генезиса белоруса как архаизации древнерусской народности отразилась в таком квазиэтнониме, как «тутейшие».
 

Этот квазиэтноним «тутейшие» появился в результате утраты древнерусской народностью своей государственности в Великом княжестве Литовском и Речи Посполитой и, как следствие этой утраты, произошла архаизация древнерусской народности, то есть переход ее  собственного этнического самосознания с политического на этнографический уровень.

Можно сказать, что древний русский народ, лишившись своей русской государственности и оказавшись в чужеземных политических структурах, спрятал свою идентичность (русскость) в этнографию. Отсюда и появление как бы лишенного этнического признака понятия тутейшие, что впоследствии нашло свое отражение в этнографической, исторической и художественной литературе о белорусах.

Но такая этническая трансформация западнорусского народа в неэтнической форме была исторически обусловлена  необходимостью сохранения своей этничности во враждебном чужеземном государстве, а следовательно, четкого отграничения идентичности коренного жителя Белой Руси, от денационализированного западнорусского высшего сословия, с одной стороны, а с другой —  от пришлого этнического элемента на белорусской земле  – польской шляхты.

Уже в послании киевского воеводы князя Константина Острожского епископу владимирскому Ипатию Потею 21 июня 1593 года по поводу замышляемой унии с римской церковью можно видеть начало этой этнографической трансформации древнерусской этничности:
И этот «народ тутошний Русский» (нынешние белорусы и украинцы) как раз противопоставляется полякам (ляхам) и литовцам как народам другой цивилизации, народам римским и латинским.

Что же касается восточного соседа белорусов и украинцев, то он называется не только русским народом, но и народом московским. Об этом свидетельствует и канцлер Великого княжества Литовского Лев Сапега, который в своем ответе 16 марта 1622 года  на письмо «беспутного» и «безрассудного» религиозного фанатика Иосафата Кунцевича как раз подчеркивал этническое единство «народа московского» и православных в Речи Посполитой именно как единого «народа русского» ^{[1, c. 329-333]}.
 

Имея общую веру (культуру), общий русский язык, принадлежа к единой общерусской цивилизации, белорус и украинец видели в народе московском не своего духовного и национального оппонента, а один и тот же тип, объединяемый понятием Русь.

Если же и возникали конфликты между русским (белорусом) и русским (великорусом), то причина этой конфликтности носила не национально-психологический, а сугубо меркантильно-классовый характер. В этом плане любопытно признание папского посла в Польше Коммендоне, доносившего в 1564 году в Рим, что «все жители Киева и православное народонаселение в Литве симпатизируют московскому государю по причине веры» ^{[4, c. 618-619]}.

Появление самих терминов Белая Русь, Черная Русь, Красная Русь, Малая Русь, Великая Русь свидетельствовало в то время не о национальной и политической характеристике, а о географической или территориальной. Московские официальные документы XVI-XVII веков знают выражение «Великая Русь», но не как этническое, а как сравнительное с другими русскими территориями – Белой Русью и Малой Русью, и понимают они эту Великую Русь не иначе как составную часть общей единой Руси (России).

«Божией милостью Великий Государь, Царь и Великий Князь всея Великия, Малыя и Белыя Руси Самодержец» — так сформулирована эта мысль в титуле российских царей.

Кроме того, надо иметь в виду, что простой  народ (крестьяне) как Великой Руси, так и Белой Руси вплоть до советского времени не называло себя великорусами и белорусами. Этот момент хорошо подметил выдающийся русский ученый-языковед и этнограф Алексей Иванович Соболевский, который в своей работе «Русский народ как этнографическое целое» (1907) писал, что «русский народ нигде не называет себя великорусами, малорусами или белорусами; эти этнографические названия принадлежат науке и употребляются только образованными людьми» ^{[5, c. 317-318]}.

Только в советское время научный этноним «белорус» в силу ликвидации неграмотности и значительного повышения уровня общей образованности всего населения, а также формирования советской белорусской интеллигенции стал общеупотребительным на Белой Руси. Можно сказать, то, что сегодня наш народ идентифицирует себя как белорусский, который родственен великорусскому, полнейшая заслуга советского времени.

Вот почему с точки зрения исторической истины совершенно ясно, что «тутейшие» по своей этнической природе являются русскими людьми.

   

---

---