---

Прошло 25 лет со дня расстрела Белого дома в Москве в 1993 году. Можно ли было разрешить политический конфликт между президентом и Верховным Советом иными средствами?
 

---

Я думаю, вопрос вообще нельзя ставить в такой плоскости. Политический конфликт на то и политический, что исключает применение насилия и пролитие крови.

То есть Борис Ельцин, издав указ №1400 о роспуске Съезда народных депутатов и парламента, сразу перевёл ситуацию в плоскость силовых решений, поскольку было абсолютно ясно, что его оппоненты откажутся выполнять распоряжение президента. Соответственно, обеспечить его можно было только при помощи милиции и вооружённых сил.

Точка невозврата, когда стало ясно, что крови не избежать, — 21 сентября, день появления указа.

И между прочим, либеральная интеллигенция, утверждавшая в тот момент, что в противостоянии сошлось старое и новое, была, как ни странно, права. Новым в той ситуации можно считать существование взаимоисключающих политических позиций, каждая из которых утверждала своё безусловное право на существование. И это было следствием того процесса, который называли демократическими реформами.
 

Две главные ветви власти вошли в глубокий клинч, и само это обстоятельство можно квалифицировать как демократическую победу. Общество, имеющее начальные навыки политической дискуссии, наблюдало за тем, как спор об обустройстве государственной власти переместился на самый верхний этаж, подавая пример обсуждения ключевых проблем без использования силы.
 

Само продолжение спора, в котором, конечно же, президентская вертикаль с каждым днём становилась бы слабее, пока окончательно не провалилась под лёд истаявшей легитимности, как мне кажется, стало бы фактором взросления, формирования умения ориентироваться в сложно устроенном мире, где стороны отстаивают свою правду яростно, до хрипоты, но не переходя черту — не хватаясь за ножи и цепи.

Не так важно, что вокруг Ельцина собрались условные демократы, а Верховный Совет поддерживали коммунисты и патриоты, считавшиеся в те либеральные времена отчаянными мракобесами.
 

Проблема в том, что, когда президент отдал приказ расстрелять толпу в Останкино 3 октября или двинул танки на Белый дом 4 октября, он в одно мгновение разрушил ту, как оказалось, квазидемократическую систему, которую сам же и строил в течение предшествующего периода.

Возродив репрессивные практики подавления чужого мнения, глава государства выступил как средоточие отвергаемого прошлого, которое господа либералы так отчаянно проклинали, но кивая при этом на «красно-коричневых».
 

Наверное, те, кто утверждает, что в этом конфликте никто не лучше, отчасти правы. Нет сомнений в том, что, будь у Руслана Хасбулатова и Александра Руцкого силовые ресурсы, они, прибегнув к ним, вообще не испытывали бы тех сомнений, которые терзали Бориса Ельцина. В этом смысле они были людьми ушедшей эпохи в большей степени, чем первый президент России.

Но история распорядилась так, что не дала им возможности развязать кровопролитие, и вся ответственность за кровь более чем сотню убитых (точная цифра неизвестна и по сей день) легла на главу российского государства.


Ещё одна проблема заключается в том, что первая кровь открывает дорогу второй, третьей и так до тех пор, пока кто-то со стороны не оборвёт эту цепь насилия.

Именно в октябрьских событиях 1993 года следует искать корни первой чеченской. С одной стороны, силовики поняли, как легко уйти от наказания за убийство, если оно совершено в интересах действующего режима. К моменту начала военных действий в Чечне никто из спецназовцев, стрелявших по демонстрантам из здания мэрии на Садовом кольце или расстреливавших толпу на площади перед телецентром, не понёс никакой ответственности. Имена этих людей неизвестны и по сей день.
 

В такой атмосфере общего наплевательства на всё и резко упавшей стоимости жизни человека Павел Грачёв и мог пообещать выступать за проведение военной кампании на Кавказе и закончить её за две недели.

В этой новой авантюрной и расточительной на человеческие ресурсы реальности Борис Ельцин с синдромом расстрелянного парламента не мог удержаться от искушения попробовать с помощью небольшой войны заработать столь необходимые ему в тот период политические очки.
 

Колесо насилия набирало обороты, перемалывая тысячи жизней. А в движение его привели тот далёкий указ за номером 1400 и последовавшее кровопролитие.

Наши либеральные сограждане, призывавшие раздавить гадину, в те октябрьские дни с ужасающей наглядностью продемонстрировали те свои свойства, которые многих из нас в последующие годы вынудили окончательно избавиться от всех либеральных иллюзий.

Этим влюблённым в западную картинку господам было глубоко наплевать не только на чужие права, но и на жизни большого числа сограждан, в которых они опознавали ту самую «гадину» — погрязшего в рабстве и убожестве русского человека.