«Это в буквальном смысле язык программирования бактерий, — говорит профессор Кристофер Войт. — При этом используется текстовый язык, как если бы вы программировали компьютер.

Затем вы берете текст, компилируете его и превращаете в цепочки ДНК, которые вставляете в клетку, и внутри нее запускается схема…

Вы можете быть учеником старших классов и пойти на вебинар, чтобы написать какую захотите программу, и язык превратит ее в цепочку ДНК…

Для создания таких типов схем требовались годы. Теперь можно нажать на кнопку — и сразу же получить цепочку ДНК, готовую к тестам».
 

Оригинал с сайта MIT

 

Поздравляю, земляне. ДНК теперь может программировать и студент без особых знаний в Synthetic Biology. Такие достижения идут последние годы стройными рядами.

На фоне подобных новостей всяческая национальная политика кажется шаманскими плясками питекантропов, и почти вся высокая философия в толстых книгах — бледной пантомимой немых, неспособных что-либо объяснить миру о мире.

Впрочем, тут я не переплюну мизатропию Пелевина — его живописание на этот счёт насыщеннее.


40 лет назад в гараже Лос-Альтоса пара гиков собрали Apple I из подручного хлама, в то время как многие большие боссы, сидящие в многоэтажных зданиях, считали, что компьютер в каждый дом — это маркетинговая блажь.

Скоро, скоро гики в гараже (какие-нибудь успешные из многих) соберут что-нибудь особенно органически-удачное, которое доберётся до нас с вами ещё быстрее, чем это сделали Windows с iPhone. А потом строгать биологические системы научат последышей AlphaGo, и те начнут выигрывать у человека и на этом разноцветном поле.
 
Но я верю в человечество. В ленивое, тупое en masse человечество, которое пока не пнёшь, не полетит. Мы сейчас занимется тем, что сами создаём себе то, что даст нам хороший пинок под зад, чтобы мы со страху и по принуждению прыгнули туда, куда и представить не можем.

Мы можем ненадолго закрыться друг от друга или от своей глупости, но не от своей умности. Наша умность уже умнее нас, она нас найдёт, догонит и накажет за непроворность. И потому её однажды придётся побеждать — иначе она однажды сотрёт нас с лица планеты.

Я всё же верю, человек может победить эти тупые кремниевые, а равно органические машины, которые мы не можем уже обыграть в го, в шахматы и в бухгалтерию. И мы уйдём туда, где наш умный разум с его миньонами уже не сможет нас побеждать.

Туда, где мы сможем им управлять.
 

Вся нынешняя научно-технологическая индустрия выстраивает для человека то ли трамплин, то ли эшафот, а скорее — и то, и другое сразу.

Радостные учёные, жадные инвесторы, озабоченные управленцы, озадаченная профессура и прочая респектабельная и не очень публика, слепо движется по капризу эгоистичного гена, которого заметил Докинз, только совсем не к личному выживанию и комфорту. Это исключено даже для владельцев контрольных пакетов цивилизации, парящих в недоступных для простых смертных высях, и рассчитывающих на успехи longevity — которые, несомненно, будут.
 
Всё это идёт к ницшеанской гибели — к бездне, которая жадно смотрит в тебя и требует прыгать.

Прыгать человеку по своей воле лень, боязно и хлопотно, но эгоистичному гену наплевать на личные страхи, ему нужна эволюция вида, и для этого он расходует биологический материал (привет, цыплята!) — постоянно и массово.


А прыгать придётся, потому как тем нам, которые есть сейчас, выжить в том сверхумном и сверхсложном мире, который мы своими руками семимильными шагами строим даже в провинциальных трущобах, никакой возможности нет.
 

Наверно, это и называется акробатическим термином «сингулярность» — вынужденный прыжок в Нагуаль без всякой надежды на спасение. Просто потому, что нет и не может быть никакой определённости или вероятности в Неизвестном. Может быть только готовность, решимость, способность быстро и по необходимости радикально меняться.

Только тогда этот прыжок может стать радостью и полётом, а не ужасом падения.

Нагуаль — это не тёмное и не светлое, у него нет цвета, вкуса и ТТХ, пока мы не соберём их своим намерением из своей точки сборки — так, как сумеем.

Поэтому у будущего нет вероятности, будущее — это форма разговора о готовности к действию.
 
Как говорилось в известной сказке о силе, «настроение воина, который входит в неизвестность, — это не печаль. Напротив, он весел, потому что он чувствует смирение перед своей удачей, уверенность в том, что его дух неуязвим, и, превыше всего, полное осознание своей эффективности. Радость воина исходит из его признания своей судьбы и его правдивой оценки того, что лежит перед ним».

 





Corpus Reformatorum — состоящее из 101 тома собрание репринтов сочинений трёх великих протестантов-реформаторов: Жана Кальвина, Филиппа Меланхтона и Ульриха Цвингли. Это собрание было создано в XIX веке, через 300 лет после самих событий Реформации, немецким теологом Карлом Готлибом Бретшнайдером.

Это был своего рода итог интеллектуальной работы реформаторов Церкви, монумент выдающимся историческим персонажам и мыслителям, которые в своё время сделали необходимое — то, что затребовало время.

Они выразили новый порядок, систематизировали знание о нём и институализировали его в обществе.

То необходимое и неизбежное изменение мира, которое встречаем мы, также упирается в несколько больших и старых церквей, судьба которых, впрочем, во многом предрешена.

Кто станет великим реформатором нашего времени — будут выяснять потомки, глядя на произошедшее с высоты лет.


Предположу, что в Corpus Reformatorum XXII века войдут совсем не репринты научных работ с большими открытиями, из которых построен трамплин-эшафот. Хотя именно сонм учёных с хорошими индексами Хирша и являются теми, кто выстроил, подготовил изменение.

Те, кто создаёт супертехнологии, не знают, и не могут знать, как эти технологии будут использоваться — и как вообще можно жить в мире, где эти новые, скоро очень самостоятельные рукотворные существа будут занимать слишком много места.


При всём этом сверхактивном процессе, главное изменение, полагаю, будет заключаться не в насыщении питательными и токсичными веществами техногенной человеческой утробы, а в мутации homo sapiens в какого-то другого хомо, нам неизвестного.


Кипящие соки техноплаценты сойдут как родовые воды. В священные истории будущего попадут те, кто нашёл способ лететь, когда пришло время падать.

Если писать Corpus Reformatorum сейчас, то это должна быть своего рода инструкция по сборке нового мира из многочисленных и разнообразных, полезных и заразных, гладких и острых осколков старого мира, который уже не может существовать как цельность.