СУДЕБНЫЕ ПОКАЗАНИЯ. ЧАСТЬ 2 :: IMHOclub - Территория особых мнений

ТЮРЕМНЫЙ ВЕСТНИК. ЛАТВИЯ

Сегодня

Александр Гапоненко

Доктор экономических наук

СУДЕБНЫЕ ПОКАЗАНИЯ. ЧАСТЬ 2

В Рижском суде 25 ноября 2025г

Участники дискуссии:

0

0
Последняя реплика:

Ни одного доказательства этим обвинениям нет в деле, они голословны. Потом такого рода обвинения подходят под действие ст. 74 УЗК Латвии, в чем обвинений не предъявлено.

XIII. Прочие сведения представленные в деле СГБ

В предъявляемом мне обвинении прокуратура перечисляет все находящиеся в деле документы и записи, но не указывается их связь с вменяемыми деяниями. По данным материалам сообщаю следующее. Мною была составлена и опубликована книга «Удерживающие русского зарубежья». Содержание этой книги — воспоминания об ушедших в вечность и ныне живущих людях, внесших заметный вклад в создание и сохранение русского языка, культуры, веры в странах Балтии и Украины, фиксация их роли в сохранении духовных связей между всеми членами русского этноса. Это личные воспоминания о писателях, ученых, художниках, религиозных деятелях, музыкантах. Представление написания и издания книги, как преступного деяния есть попытка разрушения общественного сознания русского этноса, его дискриминаций, иначе этноцид.

Право на сохранение коллективной памяти защищено международными документами, принятыми Латвией, в частности Рамочной конвенцией о защите национальных меньшинств от 1.02.1995 г.

Статья 8 данной конвенции звучит так:
1. «Стороны обязуются поощрять создание благоприятных условий, позволяющих обеспечить лицам, принадлежащим к национальным меньшинствам, возможности поддерживать и развивать свою культуру, а также сохранять основные элементы их самобытности, а именно религию, язык, традиции и культурное наследие.

2. …стороны воздерживаются от любых политических или практических действий, имеющих целью ассимиляцию лиц, принадлежащих к национальным меньшинствам, вопреки их воли, и защищает этих лиц от любых действий, направленных на такую ассимиляцию».

Между тем, обвинения прокуратуры в части издания этой книги и есть политическое и практическое действие по ассимиляции русских. С этих же позиций следует рассматривать приводимые в деле материалы о презентациях упомянутой книги онлайн, которую организовал издатель «Книжный мир» в магазине «Библиоглобус» и в Библиотеке иностранной литературы, фотографии участников презентации, взятые с их личных страниц в социальных сетях. (стр. 163−164, 166-168, 166-167 дела). Как эти публичные презентации книги об исторической памяти свидетельствуют о том, что они наносят вред Латвии, прокуратура не объясняет в своем обвинении.

Нет объяснений и того, какой вред может нанести мое выступление на одном из Круглых столов, на котором обсуждалась роль СМИ в формировании русофобской повестки. Разве, что упоминание журналиста Марата Касема, который после сделки с прокуратурой стал выступать с русофобской повесткой, хотя до этого был российским пропагандистом — главным редактором одного из подразделений международного информационного агентства «Спутник», выступал с жесткой критикой политики Латвии в области этнических отношений. Случай ренегатства, то есть отступления от веры, которую человек исповедовал на протяжении десятилетий, мной использовался как пример нарушения моральных норм и профессиональных норм журналистики. Критика позиции М. Касема не сопровождалась личными нападками.

В деле приведены т. н. «веерные рассылки» от россиян Д. Ермолаева, А. Дюкова в системе Telegram по совершенно другим поводам (с. 148−150). Я на эти «веерные» рассылки не реагировал, даже не заметил их. Эти персоны не были участниками рассматриваемого нами Круглого стола. Непонятно, причем тут ссылка на публикацию в эстонской газете о связах Д. Ермолаева с какой-то спецслужбой, полученная путем метода поиска в системе Google. Хотя, казалось бы, эта некая спецслужба должна была направить этого Д. Ермолаева на дискуссию, чтобы реализовать свои коварные замыслы.

В деле находится документ неизвестного происхождения о презентации книги «Удерживающие русского зарубежья», он создан уже после того, как я оказался в заключении и включал в себя план ее дальнейших презентаций. Я к этому документы никакого отношения не имею. Создать его, а тем более распространить из тюрьмы не мог. Прокуратура предъявила обвинение только по действию на дискуссии 4 февраля, а тут включила в состав доказательств вины действие за пределами этого дня, причем чужие действия.

XIV. Незаконные действия СГБ для получения доказательств в деле

В сентябре 2024 г. меня вызвал в СГБ на беседу следователь А. Ределис, во время которой познакомил с сотрудником, который представился Валдисом. Он два часа вел допрос без составления протокола, в ходе которого дал понять, что мой телефон прослушивается, а электронная почта просматривается. На вопрос о том, если ли на это разрешение прокурора, он не ответил.

А 14 февраля этот «Валдис» присутствовал на допросе у меня на даче во время обыска, пытался вести отдельный допрос без видеозаписи, но, с разрешения А. Ределиса. Этот допрос он продолжал на протяжении поездки в автомашине СГБ, практически на протяжении двух часов. При этом он приводил сведения, которые свидетельствовали, что мой телефон прослушивался, а электронная почта читалась задолго до возбуждения против меня уголовного дела.

Во время нахождения в тюрьме в период после 15 февраля я тяжело заболел, писал более дюжины раз просьбы вызвать меня к врачу для лечения, но мою просьбу не выполняли. При этом сокамерников, латышей по этническому происхождению, «выводили» по два-три раза в неделю к фельдшеру.

Боли были нестерпимыми, я подозревал, что у меня воспаление почек, началось воспаление мочеполовой системы. Я жаловался социальному работнику, ответственному за режим, на то, что меня не лечат, они шли к фельдшеру, но возвращались ни с чем, давая понять, что это решение вышестоящего начальства — меня не лечить и допускать пытку болями. Причины я не понимал. Обратился за помощью к психологу, но к нему тоже не вызывали. Наконец, 20 апреля состоялась краткая встреча с психологом, но на мою жалобу, что у меня мысли о суициде из-за непрекращающихся болей она не отреагировала, только посетовала, что в тюрьме сложно с врачебным персоналом. То есть в психологической помощи мне было отказано.

На суде по определению санкций 10 апреля я пожаловался следственному судье, что меня не лечат и я испытываю нестерпимые боли. Судья обязала следователя С. Булса выяснить ситуацию и доложить ей на следующей санкции.

Он не выполнил это обязательство. К врачу меня не вызывали, боли продолжались, я не спал по ночам. Поэтому 22 апреля я написал жалобу прокурору Брумермане. Она не ответила в установленный законом срок (стр. 204 дела). Я написал жалобу вирс-прокурору, указал в ней, что случай подпадает под действие Конвенции ООН против пыток 2008 г., к которой присоединилась Латвия. В этой Конвенции «пытки» означают любые действия, которыми какому-либо лицу умышленно причиняется сильная боль или страдание, физическое или нравственное, чтобы получить от него… сведения или признание, наказать его за действия, которые совершило оно… или в совершении которого оно подозревается, а также заполучить или принудить его… по любой причине, основанной на дискриминации любого характера, когда такая боль или страдание причиняются государственным должностным лицом или иным лицом, выступающим в официальном качестве, или по их подстрекательству, или с их ведома или молчаливого согласия (ст. 1).

Статья 6, п. 2 Конвенции обязывает «немедленно производить предварительное рассмотрение фактов».

Прокурор Брумермане забрала себе жалобу, которую я направил вирс-прокурору, хотя срок ответа на жалобу, которую я отправил ей, отведенный по закону, уже истек. Предварительного расследования фактов, как того требует конвенция, не произошло. Был нарушен закон и скрыт факт возможных пыток.

Инструкция ООН по применению Конвенции ООН против пыток требует создания независимой комиссии по расследованию факта возможного применения пыток, и в эту Комиссию не могут входить связанные с теми, кто подозревается в организации пыток, лица из тех же ведомств. То есть в расследовании случая не могут принимать участие прокурор, сотрудники СГБ, администрация тюрьмы.

Однако прокурор Брумермане создание такой комиссии не инициировала, а направило письмо следователю СГБ С. Булсу. В этом письме она просил проверить предоставление мне медицинских услуг в тюрьме. Тюремная больница впоследствии ответила суду, что мне оказывали помощь зубной врач и дерматолог. Это правда, но я жаловался на воспаление почек, а по этой жалобе меня упорно к врачу не вызывали, нестерпимые боли продолжали меня мучать.

В лечении мне отказывал фельдшер Андей Волванс. Только когда он ушел в отпуск, 9 мая меня сразу же вызвал фельдшер Пиларе, которая его замещала. Она дала мне бактерицидное средство и сообщила, что мои 12 обращений с просьбой вызвать к терапевту не зафиксированы в медкарте. Она поставила диагноз «острое воспаление почек и мочевой системы», выписала направление на сдачу анализов. Лекарство мне не помогло. Пиларе больше не вызывала.

Вышедший из отпуска фельдшер А. Волванс вызвал наконец меня, дал обезболивающее на три дня и далее меня не вызывал. Через сокамерников- латышей он передал, что лечить меня не будет. Позже, когда стала разбираться моя жалоба на то, что меня не лечат, начальнику тюрьмы он заявил, что не рассматривал мои заявления потому, что они написаны на русском языке и потребовал переписать мою жалобу на латышском. То есть он отказывался меня лечить по причине моего русского этнического происхождения, сознательно шел на причинение мне нестерпимых болей, хотя, будучи лицом, от которого я завишу в плане лечения, понимал, что осуществляет пытки.

Это вначале было только мое предположение. Оно подтвердилось, когда 21 мая ко мне в тюрьму пришел сотрудник СГБ «Валдис». Формальным поводом было желание узнать мое состояние здоровья. Однако он отвел меня в отдельную комнату и стал вести допрос, который назвал беседой. Задавал мне вопросы по заранее приготовленному «вопроснику», в котором было около 30 пунктов. Вначале он спросил о состоянии здоровья и, услышал жалобы на нестерпимые боли, предложил пронести в тюрьму необходимые лекарства, которые позволят от них избавиться. Взамен мне требовалось назвать соучастников и признаться в совершении преступления. Это позволило мне понять, что отказ в лечении специально организован им или другими сотрудниками СГБ с тем, чтобы я сделал самооговор и признался в преступлении, которого не совершал.

Я отказался сделать самооговор, несмотря на примененные ко мне пытки и потребовал прекратить допрос.

Выйдя из допросной комнаты, Валдис сам не выяснял положения дел с моим лечением, а попросил это сделать оперативного работника. Видимо, не хотел сбивать с толку фельдшера А. Волванса, который, по моему мнению был его сообщником по организации пыток.

Разрешения на мой допрос от следователя С. Булса, направлявшего процесс на тот момент, Валдис не предоставлял, как и поручение от руководства СГБ, хотя и говорил, что такое поручение имеет. УПК не предусматривает такой формы следственного действия, как «проверка состояния здоровья подозреваемого».

Я направил на действия С. Булса жалобу прокурору Брумермане и начальнику СГБ. Она есть в деле. Руководство СГБ подтвердило приход своего сотрудника в тюрьму 21 мая и согласилось с тем, что его можно вызвать в суд для дачи показаний. Однако отказ суда на заседании 14 октября вызвать в качестве свидетеля следователя С. Булса, который, возможно, организовал пытки и точно был в курсе визита «Валдиса» в тюрьму, а также самого «Валдиса», помешал выяснению обстоятельств организации пыток в моем отношении.

Это есть нарушение конвенции ООН против пыток и делает процесс следствия незаконным, скрывает, возможно, совершенное преступление по организации пыток против меня. Исчерпав возможности защитить себя в рамках латвийского правового поля от преступления — пытки, я обратился в Комитет ООН против пыток. Преступление — пытки не имеет срока давности, а если они носят в своей основе еще и этническую компоненту, то подпадают под действие Международного уголовного суда.

Отмечу, что руководство Рижской центральной тюрьмы, в ответ на мою жалобу на русофобскую линию выбора пациентов уволили виновного с работы. Выяснилось, что он не лечил также других заключенных русского этнического происхождения.

Отмечу, что это не первый случай применения ко мне пыток. Предыдущий был во время ареста меня в рамках предыдущего уголовного процесса и проходил под руководством следователя СГБ А. Ределиса в марте 2019 г. Этот случай стал предметом рассмотрения апелляционным судом в ноябре 2024 г. и было принято судебное решение провести проверку обстоятельств организации пыток в 2019 г.

Должна была состояться проверка деятельности СГБ. Именно поэтому я на суде 14 октября задавал вопрос свидетелю А. Ределису, не эта ли проверка прокуратурой стала причиной отстранения его от ведения следствия через 2 недели после назначения. Он ответил тем, что не знает, а далее суд снял мои дальнейшие вопросы в его адрес и позже отказал в вызове свидетеля из СГБ С. Булса, который бы мог дать показания о возможности участия спецслужб в организации пыток с целью добиться дачи показаний — самооговора.

XV. Резюме

Подвожу итоги своего пространного выступления

1. Будучи ученым и защитником прав русского этноса проживающего в Латвии, я занялся разработкой концепции этноцида и геноцида, надеясь передать полученные результаты ООН, СЕ, ОБСЕ, МУС с целью улучшения механизма предупреждения этих страшных феноменов. До этого мною было написано несколько монографий и полсотни статей на связанные темы.

2. Я выступил на дискуссии в Институте стран СНГ для обсуждения темы этноцид и геноцид с представителями российского научного сообщества, изложил свои позиции, свое видение механизма предупреждения, отвечая на вопросы, приводил пример (кейсы) по разным ситуациям в мире. Ситуацию в Латвии я специально не исследовал еще и говорил только в форме гипотезы.

Время выступления было сверх коротким, хотя и затронуто было много тем. Остальные выступающие, как оказалось, научную дискуссию поддержать были не в состоянии, говорили, главным образом, о своей личной судьбе. Содержание выступлений могло заинтересовать только узкий круг людей, главным образом, родственников, но никак не российское руководство, из-за низкого уровня и отрывочности выступлений. По итогам дискуссии, каких-либо общих документов не принималось, никуда не отправлялось.

3. Выступления ряда участников дискуссии мне были неприемлемы и я потребовал исключить меня из видеозаписи. Ранее согласия на видеозапись мероприятия не давал. Материалов дискуссии я не распространял, выразил протест организаторам, что они это сделали.

4. Материалы дискуссии в Латвийском информационном пространстве распространял журналист М. Касем, и делал это из личной ненависти по мне. После него материалы стали распространять редакции 6 латвийских изданий, которые и воздействовали на публику. Их действия СГБ и прокуратура не сочла противоправными, эти записи до сих пор находятся в свободном доступе. То есть их содержание не сочтено преступным.

5. Институт стран СНГ является частной общественной организацией, не связанной с Администрацией президента, которая отвечает за выработку и реализацию внешней политики. Ее консультируют другие научные заведения в России.

6. Теория геноцида и этноцида широко распространена в научной среде, для российского руководства она не интересна, при проведении внешней политики не используется, о чем говорит, например, риторика обеспечения СВО. Русские в России не признаются государственнообразующим народом, поэтому не могут быть основными для предъявления претензий к соседним странам в этнической дискриминации в отношении них. Россия защищает россиян и соотечественников, то есть людей, которые имеют общее гражданство, в т. ч. латышей, литовцев, эстонцев.

7. В обвинении прокуратуры содержатся элементы, которые нарушают мое право на свободу слова, которое гарантировано не только Конституцией Латвии, но и Международным пактом о гражданских и политических правах, Европейской конвенцией по правам человека, которые имеют прямой характер действия на правовое поле Латвии.

8. В пояснении я показал, что пользуюсь терминологией, которая принята ООН и другими международными инстанциями и дал ссылки на нормативные документы. Это касалось понятий «гуманитарная интервенция» и целого ряда других, что прокуратура позволяла трактовать в обыденном значении этих слов, которые зачастую носят совершенно другой смысл. Повторюсь, что выступление было на научной дискуссии и участники должны были понимать именно научный смысл используемой терминологии.

9. Точно так же я пояснил значение прозвучавшей реплики о недопустимости репатриации русских в Россию, имея в виду опыт репатриации балтийских немцев в 1939−1940 гг. и возникшие в результате ее риски. Это позиция отвечает как интересам Латвии, так и интересам России.

10. В своей речи я продемонстрировал, что мое выступление в дискуссии не было публичным и я не участвовал в его распространении. Это не дает основания прокуратуре обвинять меня в деянии, которое подпадает под действие ст. 78, п. 2, требующей обязательного наличия публичного распространения «вести», дискредитирующей и унижающей представителей другого этноса или этноса в целом.

11. Заявители на меня в СГБ Зелтитс и Бергс, как я продемонстрировал, действовали из политического интереса, продвигали себя в политическом пространстве перед выборами и реализовывали национал-радикальную линию партий, к которым они принадлежали. Ко мне они питали неприязнь, почерпнутую из собранных в интернете ложных по содержанию данных.

12. Оценка прокуратуры, что я распространял ложные «вести» о наличии дискриминации русских в Латвии были опровергнуты обширными ссылками по оценке ООН, СЕ, ОБСЕ. Это не говоря об оценках данных в научных исследованиях и в докладах международных правозащитных организаций.

13. Анализ содержания Международного пакта о политических и социальных правах и Европейской конвенции о правах человека продемонстрировал, что на мой случай — выступление на закрытом научном семинаре ограничение свободы слова не распространяются. Выступление не могло повлиять на политическую систему Латвии, ее суверенитет и территориальную целостность, национальную безопасность, вызвать общественные беспорядки. Выступление не было использовано российским руководством для нанесения вреда Латвии. В нем не содержалось призывов к насилию или к преступному бездействию, как было в случаях с беспорядками 21 января 2008 г. в Латвии или переворота Ульманиса 15 мая 1934 г., или призывов к бездеятельности того же Vadonisa К. Ульманиса не защищать суверенитет Латвии в июле 1940 г. Из этого следует, что моя деятельность не подпадает под определение статьи 811 вообще, а не только ее 2 части.

14. Прочие собранные в уголовном деле материалы, как я показал, также не доказывают того, что мое выступление на дискуссии носило преступный характер.

15. СГБ применила против меня пытки, чтобы добиться доказательств в деле, что само по себе преступно и делает весь процесс незаконным. Оставление без внимания данного действия СГБ позволяет опротестовывать любое решение суда, как неправомерное.

16. Подтверждения утверждений прокуратуры о моих высказываниях с поддержкой политики РФ в материалах дела нет совсем.

Александр Гапоненко,
25.11.25