Уважаемые читатели!

Как сообщают информационные агентства, художественный фильм режиссёра Кристофера Нолана «Дюнкерк», посвящённый эвакуации 300 тысяч британских солдат из разгромленной фашистами Франции, — стартовал в России значительно хуже прогнозов.

«Дюнкерку» обещали примерно 230-240 млн рублей. Он собрал, по первым прикидкам, от 138 до 140 млн.

И есть основания порассуждать о том, почему так вышло.


...Начнём с главного. Нет, никаких значимых идеологических претензий к данной кинокартине у нас не имеется. Фильм изображает вовсе не триумфальный, но вполне героический эпизод на Западном фронте Второй мировой войны.

Прижатые к бельгийскому пляжу британские солдаты ждут эвакуации и попадают под обстрелы и бомбардировки. Реквизированные в Англии мелкие гражданские судёнышки плывут выручать солдат с пляжа. Самолёты британских ВВС летят прикрывать эвакуацию.

Но вот в чём вся штука.

Режиссёр Нолан, снявший «Мементо», и «Тёмного рыцаря», и «Начало», и «Интерстеллар» — имеет фирменную особенность. Он снимает необычное кино, причём необычность во всех его фильмах — главное.

То есть в «Мементо» сюжет начинается с конца и заканчивается началом. В бэтменовской трилогии комиксные персонажи ведут себя психологично, дерутся реалистично и рассуждают о вещах мрачных, серьёзных и философских. В «Начале» нам показывают сон, находящийся внутри сна, находящегося внутри сна, в свою очередь, находящегося внутри сна, который находится то ли в реальности, то ли тоже во сне. В «Интерстелларе» в результате игр со временем главный герой попадает в чёрную дыру, откуда выступает полтергейстом-морзянкой в своём родном доме в прошлом через книжную полку.

Ну и в «Дюнкерке» он тоже решил выступить необычно.
 

☞ Поэтому в картине об эвакуации 300 тысяч человек — мы видим (ненатурально чистый, кстати) кусочек пляжа, по которому дисциплинированно ходят человек триста-пятьсот, а за ними приплывает примерно семь-восемь гражданских судёнышек и полтора военных корабля, а сверху летает один немецкий бомбардировщик и два мессера, которые нудно весь фильм сбивает звено из трёх британских спитфайров. Хотя можно было размножить эти триста человек и семь судов на компе и дать пролетающей камерой потрясающий масштаб бегства.

☞ Поэтому в картине о боях с приближающимися немцами нет вообще ни одного немца — только три самолёта да несколько невнятных теней на последних кадрах.

☞ Поэтому в военной как бы драме нет ни характеров (кроме одного, слегка намеченного), ни конфликтов (кроме пары кратких потасовок), но есть десяток молчащих всю дорогу персонажей, на которых приходится три коротких пафосных монолога.

☞ Поэтому без четверти два часа играет нагнетающая музыка Ганса Циммера, но когда она в очередной раз доходит до апогея — ничего не происходит, а бомбы сыплются редко и не в такт.
 

То есть необычный режиссёр решил поступить необычно — отказавшись от всего, что делает военную драму военной драмой, батальный фильм батальным фильмом, а боевик боевиком. И сняв про всё это молчаливое камерное кино на открытой местности.

Ну и вот. Если я что-нибудь в чём-нибудь понял, то все эти полтора часа унылого камерного действия, пронизанного печалью и беспомощностью, были художественным приёмом, который раскрылся в последние минут 10.

В эти последние минуты унылые спасшиеся солдаты печально сходят в родной Англии на берег, предчувствуя, как в них будут бросать дохлыми кошками и плевать в лицо — и видят, что им, напротив, все рады и ставят пиво. Потому что они уцелели и вернулись домой — «а это уже тоже немало».


...Так вот, к чему я это всё, уважаемые читатели.

В США 150-миллионный фильм собрал за первые выходные $50 млн, в остальном мире еще 55. Есть все основания полагать, что, может и со скрипом, но кино соберёт в итоге свои $300 млн и так окупится.

Но Россия в этом, судя по всему, поучаствует весьма слабо.

Потому что история о том, как далёкие от нас англичане сначала уныло эвакуировались к себе на остров, а потом их за это хвалили соотечественники — она, наверно, цепляет.

Но не нас.

Потому что в ту войну у нас была совсем другая история. И острова, на котором можно было укрыться, передохнуть и выпить пива, у русских не было.

То есть российского зрителя пафосом и замыслом картины не пронять.

Поэтому единственное, чем его можно было подкупить — это собственно зрелищем, а от создания зрелища режиссёр принципиально отказался.

Так Россия и «Дюнкерк» друг в друга не попали.