Рубрика ИМХОклуба, в которой поднимаются исторические темы, называется «лечебником истории». Это красиво напоминает пишущим, что мы можем чаще задумываться о месте истории в нашей жизни, а также о том, как наше с вами время впишется в саму историю.

Вот и я бы с удовольствием написал об этом, но вышло иначе — не я нашел тему, а как бы она нашла меня: в комментариях на странице клуба, возможно совсем случайно (да и не совсем в тему), появились слова «литовская версия истории».

Далее оказалось, что на то, что было названо этими словами, члены клуба смотрят, мягко говоря, с подозрением, а потом появились еще и статьи, связанные с этим, и, конечно, еще комментарии.

И вместе с тем были сказаны вещи, на которые я не могу не ответить; даже если писать эту реплику приходится без удовольствия, ответ необходим, а написать его вряд ли напишет кто-то, кроме меня.

Словом, как уже ясно из фразы «литовская версия истории», речь идет о том, как сегодняшние литовцы и белорусы понимают до конца XVIII века существовавшее общее государство, Великое Княжество Литовское.

По этой теме немало уже сказано слов, написано немало книг, и, я полагаю, есть о чем сказать еще, но сейчас я попытаюсь ограничиться тем, что считаю важным именно сейчас и не только для историков или преданных любителей истории.


Начну с той же «литовской версии истории».

Тут сразу нужно заметить, что литовцы и белорусы, когда ее оценивают, ставят при этом очень разные акценты. Например, я как ее пользователь (а пользоваться приходится нередко), никогда не разочаровался в ее правдивости, понимая под ней официальную версию, которая преподается в учебных заведениях Литвы.

 

Если же смотреть, насколько разные ее варианты соответствуют научной беспристрастности, то, к сожалению, есть в ней кое-что проблематичное.

Прежде всего — то, что пришло от проблематичности самой нашей истории. Социально-этническая группа или группы, которая стояла у истоков древней Литвы, потом древние княжеские и вельможные роды, говорившие на старорусском языке, потом вельможные и шляхетские фамилии, говорившие по-польски, дальше образованные поляки «литвинисты» XVIII-XIX веков, и вместе с ними литовцы балты, — все они хотя бы в определенном контексте назывались литовцами.

Так их назвать в повествовании истории не является само собой искажением правды, тем более что альтернатива не так уж очевидно лучше. В литовском, русском и польском языках все эти разновидности литовцев называются одним и тем же словом, а белорусы иногда пытаются делать различие между балтами и небалтами литовцами, называя их разными словами.

Но так ли правильно для понимания истории вводить несколько терминов там, где современники событий пользовались лишь одним?

Во всяком случае, вопрос есть, а ответа на него я, честно говоря, не знаю.

Но вернемся к сути. Название очень разных по своей этнической ориентации групп одним и тем же словом приводит к двухсмысленности, что, в свою очередь, таит опасность злоупотребления.

Вот эта легкость для злоупотребления и является основной проблемой для так называемого «литовского варианта» истории. Не только любители истории, но иногда и сами историки поддаются искушению упростить данную проблематику или показать кое-что в более выгодном для сегодняшних литовцев свете.

Иногда такие упрощения допускаются и с совсем чистыми намерениями, например, при адаптации истории к пониманию школьников младших классов.


Такого рода искажения вредны не только сами по себе, они также наносят ущерб отношениям литовского и белорусского народов.

Ученые — тоже люди, они тоже обижаются, даже академики. Что тогда говорить о простых любителях истории? И ходит таким образом по Беларуси молва о «литовском варианте истории», который, дескать, совсем не признает не только заслуги белорусов, но и самих белорусов.

Молва, правда, тут преувеличена.

В данном случае полностью оправдываются слова еще древних римлян, что слухи растут при распространении.

Мне не раз, например, приходилось читать в разных комментариях, что литовцы, дескать, не знают, что Статуты Великого Княжества были написаны не по-литовски, когда в реальности в каждом нашем школьном учебнике, охватывающем XVI век В.К.Л., напечатана фотография титульной страницы одного из Статутов, и только совсем нерадивый ученик, видя ее, может не понять, что текст в ней написан не по-литовски.

Конечно, другое дело, как этот очевидный факт будет объяснен в тексте учебника или учителем. Вообще, если кто-то из литовцев исповедует однобокую версию истории, — чаще всего это не ученые, а любители, — то причину скорее всего надо искать в мировоззрении этого человека, а не в школьной программе истории, особенно, если такой человек на самом деле является любителем истории.

Так или иначе, «литовская версия» истории не проповедует никаких сказок или легенд, кроме, возможно, одной, о более чем существенном вкладе литовцев в судьбы Великого Княжества, да и эту легенду по большому счету нечаянно, так как ее на историю, можно сказать, наложила сама судьба.


Проблема тут, с одной стороны, в том, что, как я уже говорил, это обижает белорусов, а с другой стороны, что вклад народа является вещью труднооценимой.

Что тут говорить о вкладе целого народа, если даже вклад отдельной известной личности почти всегда вызывает споры?

И это обстоятельство делает даже крайние утверждения о чьем-то вкладе очень труднооспариваемыми, хотя бы пока привеженец таких утверждений придерживается фактов и общепринятых рамок исторической науки.

Таким образом легенда живет и, вероятно, будет жить.

Но она живет не одна. Уже давно можно было не сомневаться, что белорусское общество даст какой-то ответ на все это. Вопрос мог ставиться лишь о том, какой силы и в каких рамках будет данный ответ.

Сегодня, когда ответ хотя бы отчасти уже дан, можно сказать больше.


Сильная сторона такого белорусского ответа на литовскую легенду о исключительном вкладе литовцев в жизнь В.К.Л. состоит в том, что он разложен в достаточно широкий спектр построений.

С одной стороны этого спектра находится достаточно солидная научная гипотеза о том, что у истоков Литвы стояли совсем не балты, а славяне.

Слабое место этой гипотезы — то же, что и у всех гипотез, касающихся начала Великого Княжества: малочисленность писанных свидетельств того времени слишком позволяет опираться почти что на одно воображение.

Почему так происходит, можно пояснить простым геометрическим примером.

Известно, что на трех точках можно начертить почти какую угодно фигуру, во многих случаях — не один вариант фигуры, и кроме того, для многих типов фигур три точки не определяют даже их масштаба.

Что-то похожее имеет место и в случае с историческими гипотезами, которые создаются как раз чаще всего именно там, где не хватает достоверных свидетельств.

Но тут ничего не поделаешь: ученые всегда старались переходить грань известного, и всегда насчет того, как и где нужно осуществлять такой переход, возникали споры.

Случай с «белорусским ответом» не являяется исключением, несмотря на то, что к чисто научной стороне тут несомненно прибавляется и политический момент.


На другой стороне спектра «белорусского ответа» находится то, что можно назвать легендами.

Тут нужно понять, что научные гипотезы создаются для объяснения известных общепризнаных фактов, а легенды существуют как-бы параллельно к таким фактам в силу своей красоты, простоты и, скажем так, политической выгоды.

В «белорусском ответе» таких легенд, по-моему, не одна, но пусть с этим разбираются сами белорусы. А я тут перехожу к тому, ради чего, собственно и начал писать эту реплику.

В принципе, я понимаю, что белорусские ученые как и литовские стараются избегать проникновения легенд в свои научные построения.

Но легенды на то и легенды, что живучи. Им не очень нужны тихие помещения библиотек и архивов, они там, где шумно и можно до охрипления спорить о том и о сем.


Вот и в ИМХОклубе появились комментарии членов клуба, а потом и статья Виктора Подлубного «История Инфлянтов, именуемых нынче Латгалией», содержащие и повторяющие хотя бы одну такого рода легенду.

Имею в виду утверждение о современных литовцах, о том, что современные литовцы — это бывшие жемайты, ставшие литовцами по какому-то недоразумению.

Это — именно легенда того рода, о котором тут говорю. Автору она служит красивой иллюстрацией того, во что он верит, но сама по себе она не связана с какими-нибудь определенными фактами, касающимися жизни прошлого и этнографии жителей современной Литвы, и не привязана к каким-нибудь временным рамкам.

Это, конечно, недопустимо, если серьезно рассуждать о том, как развивались народы В.К.Л.

 

После этих слов я, почти не ошибаясь, могу ожидать, что автор статьи или его единомышленники обвинят меня в бездоказательной и безапелляционной критике, но тут возможно сказать вот что.

Во-первых, в науке существует как-бы презумпция ненаучности. Тот, кто выносит какое-нибудь утверждение, сначала сам должен попытаться как-то его доказать, а иначе он вряд ли вправе требовать уважительного подхода к нему со стороны критиков.

Во-вторых, любое историческое доказательство требует привязать обсуждаемую тему к конкретным временным рамкам, а легенды как раз лишены таких рамок. Начни я рассуждать о положении дел в Литве, допустим, в XVIII веке, а мои оппоненты вдруг, сокрушая все мои старания, заявят, что речь идет вовсе не о XVIII веке, а, допустим, о временах до ледникового периода? А ведь я, точно, не знаю, где находились предки литовцев до ледникового периода...

Наконец, эта легенда ни так уж важна, чтобы тратить на нее время. Приписываемое ею происхождение совсем ни так уж худо.

Во всяком случае меня, который и так не считает себя потомком Геракла, она не обижает.

Правда у меня в роду, насколько об этом возможно знать, не было ни одного жемайта.

Или, точнее сказать, то, о чем я здесь написал, было бы не так уж важно, если не одно обстоятельство.

Среди множества толкований данной легенды имеется одно, которое особенно должно насторожить сознательных белорусов. В нем говорится вполне конкретно, что примерно до середины XIX века все балты Литвы назывались жемайтами, и лишь почти в наше время они переименовались ради политической выгоды.

Вот об этом уже точно следует поговорить, и разговор вряд ли будет очень легким.

Дело в том, что в исторической науке существуют определенные факты, которые не оспариваются историками, как бы не различались последние из-за принадлежности к разным научным школам, народам и политическим партиям.

Это факты, отрицание которых равносильно отрицанию того, что люди вообще могут знать о прошлом дальше, чем на 80—90 лет жизни прямых свидетелей событий, и значит, равносильно невозможности исторической науки вообще.

Так вот, в отличие от многого остального из того, что входит в «белорусский ответ», вышеупомянутое утверждение противоречит таким фактам.

Говоря простым языком, этим утверждением просто говорится неправда.


Кстати, доказательства этого не так уж трудны для понимания.

Например, эпиграф в первом литовскоязычном печатном издании (1549) гласит: «Книжки сами говорят литовцам и жемайтам». В той же книге под словом Литва явно понимается некая территория, на которой говорят по-балтски.

Возьмем другое издание — католический катехезис, изданный в Вильне в 1595 году.

На его титульной странице написано, что он «переложен с польского языка на литовский». Схожая запись о переводе на литовский находится на титульной странице рукописи перевода Библии на литовский язык, который, как написано там же, был подготовлен к изданию в 1590 году.

Все эти книги неоднократно исследовались учеными, причем учеными разных стран, и о никаком подлоге речь идти просто не может.

Не менее важно то, что эти факты составляют лишь малую долю всех доказательств. Кстати, некоторые из них найти очень нетрудно, например, фотографии тут упомянутых титульных страниц можно просто найти в Википедии.


Конечно, данные факты подтверждают только то, что уже в XVI веке слова «литовский», «литовец» и даже «Литва» использовались для обозначения литовцев балтов и территории, на которой они тогда жили.

Это не исключает того, что тогда и позже в многообразном многонациональном Великом Княжестве эти же слова могли использоваться и в несколько других значениях. Но этого достаточно, чтобы понять, что если кто-то когда-то переименовывал жемайтов, то это, очевидно, случилось задолго до XIX века.

Значит те, кто распространяет тезис о переименовании в XIX веке, сознательно или несознательно лгут своему народу о жизни соседнего ему народа.

Это — не шутки.

Беларусь уже семьдесят лет как имеет права государственности юридически, и двадцать четыре года как практически.

Это достаточный период, чтобы возникла потребность не в политизированном, а в глубинном общенародном осознании своего идентитета как граждан государства.

Отчасти такой идентитет создается историками, и часто им удается создать твердый каркас понимания государственности своего народа, но не забудем, что легенды существуют, живя своей жизнью, даже в тех обществах, где авторитет историков неоспорим.

Тут, — и это все, о чем я прошу, — нужна сознательность всех белорусов, чтобы в легенды и тем более в историческую науку не проникла явная ложь. Чтобы народ, почувствовав потребность выразить свой идентитет, не нахлебался бы яду, который будет потом долгое время отравлять отношения наших народов — и это в условиях, когда распространители этого яда искренне считают его лекарством, которое должно, по их мнению, помочь белорусам осознать себя как сильный исторический народ.


Тут, в комментариях клуба, говорилось, что, дескать, нужны какие-то договоренности между Литвой и Беларусью насчет символики и пр., и что историки уже договариваются между собой.

Не знаю насчет историков, хотя, по-моему, представители наук всегда дискутировали между собой — и границы государств редко становились для этого преградой.

Если речь идет о более официальном уровне, то Литва признавала и признает символику Беларуси суверенного периода, какой та была с начала и позже, что, конечно, упраздняет любой смысл для каких-то переговоров по данной теме. Историки, в свою очередь, тоже проводят дискусии не о тех вещах, которые явно противоречат очевидным фактам.

Значит, людям, которые признают за правду упомянутое «переименование жемайтов», вряд ли стоит уповать на какие-то переговоры с литовцами.

Лучше бы было, особенно, если это люди из научных кругов, если бы они сделали следующее. Они, конечно не поверят тому, что я тут написал, и, возможно, спишут все на «литовскую версию» истории. Но ведь вы можете спросить у своих ведущих историков, только не о «литовской версии», не о «своей версии», а конкретно о тех примерах из литовской писменности XVI века, которые я тут привел.

Вот мне как-то верится, что белорусские историки, если попытаются откликнуться на такой вопрос, останутся верны научной истине, и вы сможете пользоваться их ответом с более высокой степенью доверия.


С другой стороны, у меня есть схожее желание и насчет литовцев.

Нам, то есть литовцам, нужно понять, что основу истории в прошлом подготовили не только государственные деятели, но и те, кто записывал их деяния.

А вот в этом смысле, имея в виду, что писалось все, продолжая определенную традицию, история В.К.Л. — это просто продолжение истории древней Руси.

Правда, наши литовские ученые искали по крупицам и нашли кое-что, что в письменном наследии Княжества говорит о вкладе балтов, но мы должны осознать, что это очень малая часть, притом часто установленная неочевидным дедуктивным способом. Иначе это наследие может быть нам даже опасным, так как мы станем принимать за литовскость то, что никакой литовскостью не является.

С другой стороны, нам вполне хватает хорошо подтвержденной истории литовскости, каковой она является с XVI века, чтобы с неоспоримым на то правом пользоваться и символикой, берущей начало в В.К.Л., и материальным наследием на территории нынешней Литвы.

Больше нам не очень-то нужно.


 

И, под окончание, — еще одно, наверное, более реалистичное пожелание. Всем нам, говоря об разногласиях по историческим вопросам, надо не забывать одну вещь: и в Литве, и, пожалуй, в Беларуси большая часть людей мало интересуется проблемами истории. И мне, и всем остальным участникам дискуссии вряд ли следует впадать в иллюзию, что разного рода исторические дискуссии обязательно должны занять центральное место. Да и подогрев страстей, которые обычно возникают при таких спорах, вряд ли кому-то нужен.

Так что я, хотя могу сказать на данную тему больше, заканчиваю — надеясь, что мы все в предстоящей дискуссии будем предельно точны и сдержанны.