Размышления
Сегодня
Денис Давыдов
НОВОЕ ОТКРЫТИЕ РУСИ
Где стояли соборы, пока на месте Киева «жабы квакали»
-
Участники дискуссии:
68 -
Последняя реплика:
2 часа назад
Леонид Радченко,
Сергей Леонидов,
Владимир Иванов,
Юрий Васильевич Мартинович,
Рейн Урвас,
Андрей Батурин
Для человека, выросшего на киевоцентризме, где вся история Руси вращается вокруг третьего удела Пресвятой Богородицы, древние города русского северо-запада выглядят шокирующе.
Конечно мы, как люди, прожившие большую часть жизни на Украине, никогда не находились в святой уверенности, что «когда в Киеве уже стояли соборы, в Москве еще жабы квакали», поскольку на виду всегда был Великий Новгород. Однако Ярославль, Суздаль, Ростов, Углич и прочие известные на слух, но никогда не виданные ими города, оставались где-то на периферии сознания.
А на виду — святая София, память о княжении Ярослава Мудрого, и Киево-Печерская лавра, и Золотые ворота, и древний Зверинецкий монастырь с первыми пещерами. Здесь крестили Русь, и при известном старании можно даже показать пальцем, где именно это произошло.
Что же касается древности, то общеизвестно: древнее Киева нет ничего, поскольку датой основания нынешней украинской столицы принято считать 482 год. На этом основании целые поколения украинцев привыкли смотреть свысока на косолапого соседа, который присвоил себе чужое имя. Ведь настоящие русичи — это жители Украины, а в России живёт «мокша», финно-угры, говорящие на непохожем на истинные славянские языки наречии.
Угнездилось всё это в головах даже не в наше смутное время, а еще при гетмане Иване Мазепе, который в своих обращениях к «народу малорускому» отмечал, что «прежде были мы то, что теперь московцы: правительство, первенство и самое название Руси отъ насъ къ нимъ перешли».
В Российской империи же вряд ли какому-то другому городу уделялось такое внимание, как Киеву, где был открыт памятник княгине Ольге на площади у Михайловского златоверхого собора (еще одного памятника древнерусской архитектуры) и Богдану Хмельницкому. В Лавру шли толпы паломников, желающих прикоснуться к святыне и увидеть место, «откуда есть пошла русская земля». В честь 900-летия крещения Руси здесь был возведен в неовизантийском стиле Владимирский собор, строительство которого курировал лично государь император.
Только интерес этот пошел еще с поры всплеска интереса к древней истории после окончания бесконечных войн, шатаний, дроблений и интеграции Гетманщины в большую Россию, гости из которой с удивлением не находили никаких следов былинных богатырей. В Киеве, Чернигове и Переяславе горящие энтузиазмом исследователи видели одни бурьяны и кучки камней на месте легендарных объектов.
Тут для важности понимания момента нужно обязательно указать, что конец XVIII и первые десятилетия XIX века были временем, когда в российской мысли «Украина» еще не была неотъемлемой частью империи, а её история — разделом общей российской истории. Тем более что Малороссия до второй половины XVIII века сохраняла автономию в имперской структуре и совершенно другое социальное устройство.
Только в 80-х годах был ликвидирован полковой строй, а всего десятью годами ранее — Запорожская Сечь. Никому в голову не приходило, что «казацкая» Малороссия, «запорожская» и «татарская» Новороссия, польские Волынь и Подолье, австрийская Галиция заселены таким же русским народом и имеют общее с ним повествование. Путешественники, составляющие путевые заметки (что было очень популярным жанром, в том числе открывавшем Россию для западных стран), чувствовали себя представителями просвещенного западного мира в совершенно незнакомой среде.
Однако же в первую очередь они хотели увидеть свои корни и прикоснуться к ним: отсюда киевские князья ходили на Царьград, здесь принято христианство, тут боролись с половцами и создали «Слово о полку Игореве». Без этих территорий оставалось не так и много — короткий взлет Владимиро-Суздальской Руси и долгая мгла татарского рабства.
Как вспоминал Александр Пушкин, во время болезни прочитавший «в постеле с жадностью и вниманием» только что вышедшую «Историю государства Российского» Николая Карамзина, «все, даже светские женщины, бросились читать историю своего отечества, дотоле им неизвестную… Древняя Россия, казалось, была найдена Карамзиным, как Америка — Коломбом».
Однако на месте ничего будоражащего и достойного внимания обнаружить не удалось. Сенатор, историк и писатель Алексей Лёвшин, патетически восклицавший в предвкушении встречи о многих и славных делах прошлого, посетив Переяслав, удрученно писал:
А на виду — святая София, память о княжении Ярослава Мудрого, и Киево-Печерская лавра, и Золотые ворота, и древний Зверинецкий монастырь с первыми пещерами. Здесь крестили Русь, и при известном старании можно даже показать пальцем, где именно это произошло.
Что же касается древности, то общеизвестно: древнее Киева нет ничего, поскольку датой основания нынешней украинской столицы принято считать 482 год. На этом основании целые поколения украинцев привыкли смотреть свысока на косолапого соседа, который присвоил себе чужое имя. Ведь настоящие русичи — это жители Украины, а в России живёт «мокша», финно-угры, говорящие на непохожем на истинные славянские языки наречии.
Угнездилось всё это в головах даже не в наше смутное время, а еще при гетмане Иване Мазепе, который в своих обращениях к «народу малорускому» отмечал, что «прежде были мы то, что теперь московцы: правительство, первенство и самое название Руси отъ насъ къ нимъ перешли».
В Российской империи же вряд ли какому-то другому городу уделялось такое внимание, как Киеву, где был открыт памятник княгине Ольге на площади у Михайловского златоверхого собора (еще одного памятника древнерусской архитектуры) и Богдану Хмельницкому. В Лавру шли толпы паломников, желающих прикоснуться к святыне и увидеть место, «откуда есть пошла русская земля». В честь 900-летия крещения Руси здесь был возведен в неовизантийском стиле Владимирский собор, строительство которого курировал лично государь император.
Только интерес этот пошел еще с поры всплеска интереса к древней истории после окончания бесконечных войн, шатаний, дроблений и интеграции Гетманщины в большую Россию, гости из которой с удивлением не находили никаких следов былинных богатырей. В Киеве, Чернигове и Переяславе горящие энтузиазмом исследователи видели одни бурьяны и кучки камней на месте легендарных объектов.
Тут для важности понимания момента нужно обязательно указать, что конец XVIII и первые десятилетия XIX века были временем, когда в российской мысли «Украина» еще не была неотъемлемой частью империи, а её история — разделом общей российской истории. Тем более что Малороссия до второй половины XVIII века сохраняла автономию в имперской структуре и совершенно другое социальное устройство.
Только в 80-х годах был ликвидирован полковой строй, а всего десятью годами ранее — Запорожская Сечь. Никому в голову не приходило, что «казацкая» Малороссия, «запорожская» и «татарская» Новороссия, польские Волынь и Подолье, австрийская Галиция заселены таким же русским народом и имеют общее с ним повествование. Путешественники, составляющие путевые заметки (что было очень популярным жанром, в том числе открывавшем Россию для западных стран), чувствовали себя представителями просвещенного западного мира в совершенно незнакомой среде.
Однако же в первую очередь они хотели увидеть свои корни и прикоснуться к ним: отсюда киевские князья ходили на Царьград, здесь принято христианство, тут боролись с половцами и создали «Слово о полку Игореве». Без этих территорий оставалось не так и много — короткий взлет Владимиро-Суздальской Руси и долгая мгла татарского рабства.
Как вспоминал Александр Пушкин, во время болезни прочитавший «в постеле с жадностью и вниманием» только что вышедшую «Историю государства Российского» Николая Карамзина, «все, даже светские женщины, бросились читать историю своего отечества, дотоле им неизвестную… Древняя Россия, казалось, была найдена Карамзиным, как Америка — Коломбом».
Однако на месте ничего будоражащего и достойного внимания обнаружить не удалось. Сенатор, историк и писатель Алексей Лёвшин, патетически восклицавший в предвкушении встречи о многих и славных делах прошлого, посетив Переяслав, удрученно писал:
Древняя и очень хорошая крепость, которою был обнесен Переяславль, и теперь еще видна. Я был в ней и с досадою видел, что памятник сей, самым временем кажется из почтения пощаженный, разрывают теперь для выварки селитры. В ней стоял дворец княжеский; тщетно искал я следов оного! Они уже давно изгладились.
В итоге все поиски хоть каких-то следов кровавых и героических битв у него заканчиваются одинаково: «Пили чай, гуляли и думали о событиях протекших времен». А князь Иван Долгоруков, владимирский губернатор и литератор-любитель, тщательно спланировавший путешествие по местам жительства своих легендарных предков, разочарованно констатировал, что «Чернигов так пуст и скучен, что жаль проехать 35 верст, которые мы проскакали, чтобы видеть этот город».
Местное население же, как единодушно отмечали искатели старины, имело абсолютное равнодушие к древностям и «нет ничего несноснее, как их о чем-нибудь спрашивать». Ведь и Десятинную церковь князя Владимира монголы только разрушили, а растащили ее на стройматериалы уже киевляне, безо всякого постороннего участия.
Так что киевскую старину, которую так хотелось всё же иметь не только в воображении, старательно восстанавливали — особенно при советской власти. Собственно, и главный пункт мифа о древности и первоначалии был установлен директивным решением начальства, постановившего, что в мае 1982 года Киев будет отмечать 1500-летие со дня основания.
Никаких объективных подтверждений этой даты не было, нет и не будет. Но важно было крепить единство братских славянских народов, происходящих из «общей колыбели», подчеркнуть историческую роль города, назначенного «матерью городов русских», в становлении государственности и продлить её максимально далеко. Хотя государства «Киевская Русь» тоже никогда не существовало, и его придумали всё из того же желания подчеркнуть самостоятельность и преемственность, за что академик Борис Греков даже получил Сталинскую премию.
Мероприятие планировалось как единичное, под эгидой ЮНЕСКО и подразумевало мощную образовательную составляющую: издавались монографии и фотоальбомы, проходили лекции и дискуссии об истории города. Сам он заметно преобразился: на берегу Днепра установили знаменитую ладью с мифическими основателями Кием, Щеком, Хоривом и сестрой их Лыбедью. Унылые остатки Золотых ворот накрыли макетом древнего строения, превратив их в туристический объект.
Проекты восстановления взорванного немцами Успенского собора в Лавре и взорванного большевиками Михайловского златоверхого собора были сформированы под общий интерес тогда же, в 80-х. Андреевский спуск и Пейзажную аллею реконструировали, и в дальнейшем день 1500-летия стал уже ежегодным днем города Киева с массовыми гуляниями. А его первенство над всеми — крепким стереотипом, на котором выросли и мы.
А в это самое время где-то далеко в стороне находились не менее древние Углич и Муром, куда более впечатляющий Ярославский кремль и никем особо не замечаемые ярославские иконы, произведения невероятной сложности письма и богатства сюжета. Великолепный митрополичий двор Ростова даже в фильме про Ивана Васильевича выглядит откровенно облезлым, а сейчас он тоже не в лучшей форме — как и сам малый городок, едва ли не первым после Киева принявший христианство.
Успенский собор там нынче стоит весь в лесах — уставший, грустный, с сожранными грибком до черноты и осыпания фресками. Хотя ни в Киеве, ни в Чернигове, ни в любом другом городе юга нет ничего подобного ростовским куполам по красоте и размаху. В общем-то и само «Золотое кольцо» появилось только в начале 70-х годов прошлого века. Подобно искателям легендарного прошлого, уже наши современники как будто принимали всю красоту и величие древнерусских городов как что-то само собой разумеющееся, второстепенное, не достойное такого восхищения, как мифическая и новодельная киевская старина.
Поэтому, может быть, и 90-е подкосили так сильно эти малые города и быт их обитателей, что и по сей день они с трудом вылезают из этой разрухи, облагородив только малые фрагменты туристического пространства.
Хотя на тех же ярославских иконах — лики киевских святых, и город Ярославль основан тем же Ярославом Мудрым. А вкладывался в развитие Ростова бывший киевский князь Андрей Боголюбский, перебравшийся во Владимир, и Киев с той поры рассматривавший чисто как объект грабежа. Для них не было разницы между севером и югом, тогда это было единое пространство, в котором лишь вторжение злых кочевников разрушило доступные города на краю Великой Степи, затормозив их развитие. А Северо-Западная Русь его продолжала, и тот же ростовский Успенский собор — четвертое по счету сооружение на этом месте.
Понимание этих лежащих на самом виду вещей приходит лишь в таких же путешествиях, какие предпринимала российская элита в начале XIX века. Вот только беда в том, что миллионы людей, убежденных, что на месте России были сплошные болота, никогда толком её и не видели. Как не видели и настоящей Европы, о которой мечтали и в которую по инерции продолжают стремиться, уже сполна, до рыготины откушав от европейского гостеприимства и правил общежития.
Узкие границы придуманного мирка, отсутствие настоящего интереса к истории, всеобщая бедность и затурканность стали благодатной почвой, на которой мифотворцы умело вырастили немыслимый урожай. И, как следствие, украинцам и русским теперь предстоит очень интересное занятие: заново открывать друг друга и собственную историю. Чтобы, может быть, осознать наконец, её общность и неделимость на отдельные, не пересекающиеся дороги.
Местное население же, как единодушно отмечали искатели старины, имело абсолютное равнодушие к древностям и «нет ничего несноснее, как их о чем-нибудь спрашивать». Ведь и Десятинную церковь князя Владимира монголы только разрушили, а растащили ее на стройматериалы уже киевляне, безо всякого постороннего участия.
Так что киевскую старину, которую так хотелось всё же иметь не только в воображении, старательно восстанавливали — особенно при советской власти. Собственно, и главный пункт мифа о древности и первоначалии был установлен директивным решением начальства, постановившего, что в мае 1982 года Киев будет отмечать 1500-летие со дня основания.
Никаких объективных подтверждений этой даты не было, нет и не будет. Но важно было крепить единство братских славянских народов, происходящих из «общей колыбели», подчеркнуть историческую роль города, назначенного «матерью городов русских», в становлении государственности и продлить её максимально далеко. Хотя государства «Киевская Русь» тоже никогда не существовало, и его придумали всё из того же желания подчеркнуть самостоятельность и преемственность, за что академик Борис Греков даже получил Сталинскую премию.
Мероприятие планировалось как единичное, под эгидой ЮНЕСКО и подразумевало мощную образовательную составляющую: издавались монографии и фотоальбомы, проходили лекции и дискуссии об истории города. Сам он заметно преобразился: на берегу Днепра установили знаменитую ладью с мифическими основателями Кием, Щеком, Хоривом и сестрой их Лыбедью. Унылые остатки Золотых ворот накрыли макетом древнего строения, превратив их в туристический объект.
Проекты восстановления взорванного немцами Успенского собора в Лавре и взорванного большевиками Михайловского златоверхого собора были сформированы под общий интерес тогда же, в 80-х. Андреевский спуск и Пейзажную аллею реконструировали, и в дальнейшем день 1500-летия стал уже ежегодным днем города Киева с массовыми гуляниями. А его первенство над всеми — крепким стереотипом, на котором выросли и мы.
А в это самое время где-то далеко в стороне находились не менее древние Углич и Муром, куда более впечатляющий Ярославский кремль и никем особо не замечаемые ярославские иконы, произведения невероятной сложности письма и богатства сюжета. Великолепный митрополичий двор Ростова даже в фильме про Ивана Васильевича выглядит откровенно облезлым, а сейчас он тоже не в лучшей форме — как и сам малый городок, едва ли не первым после Киева принявший христианство.
Успенский собор там нынче стоит весь в лесах — уставший, грустный, с сожранными грибком до черноты и осыпания фресками. Хотя ни в Киеве, ни в Чернигове, ни в любом другом городе юга нет ничего подобного ростовским куполам по красоте и размаху. В общем-то и само «Золотое кольцо» появилось только в начале 70-х годов прошлого века. Подобно искателям легендарного прошлого, уже наши современники как будто принимали всю красоту и величие древнерусских городов как что-то само собой разумеющееся, второстепенное, не достойное такого восхищения, как мифическая и новодельная киевская старина.
Поэтому, может быть, и 90-е подкосили так сильно эти малые города и быт их обитателей, что и по сей день они с трудом вылезают из этой разрухи, облагородив только малые фрагменты туристического пространства.
Хотя на тех же ярославских иконах — лики киевских святых, и город Ярославль основан тем же Ярославом Мудрым. А вкладывался в развитие Ростова бывший киевский князь Андрей Боголюбский, перебравшийся во Владимир, и Киев с той поры рассматривавший чисто как объект грабежа. Для них не было разницы между севером и югом, тогда это было единое пространство, в котором лишь вторжение злых кочевников разрушило доступные города на краю Великой Степи, затормозив их развитие. А Северо-Западная Русь его продолжала, и тот же ростовский Успенский собор — четвертое по счету сооружение на этом месте.
Понимание этих лежащих на самом виду вещей приходит лишь в таких же путешествиях, какие предпринимала российская элита в начале XIX века. Вот только беда в том, что миллионы людей, убежденных, что на месте России были сплошные болота, никогда толком её и не видели. Как не видели и настоящей Европы, о которой мечтали и в которую по инерции продолжают стремиться, уже сполна, до рыготины откушав от европейского гостеприимства и правил общежития.
Узкие границы придуманного мирка, отсутствие настоящего интереса к истории, всеобщая бедность и затурканность стали благодатной почвой, на которой мифотворцы умело вырастили немыслимый урожай. И, как следствие, украинцам и русским теперь предстоит очень интересное занятие: заново открывать друг друга и собственную историю. Чтобы, может быть, осознать наконец, её общность и неделимость на отдельные, не пересекающиеся дороги.
Дискуссия
Еще по теме
Еще по теме
Глеб Винник
УКРАИНСКАЯ НАЦИЯ
И как создавалось ее «величие»
Михаил Онуфириенко
Журналист, военный аналитик и обозреватель.
УКРАИНСКИЙ КРИЗИС МОЖЕТ БЫТЬ ОКОНЧАТЕЛЬНО РАЗРЕШЕН
Только разделом Украины
Ростислав Ищенко
системный аналитик, политолог
КАК РОДИЛОСЬ УКРАИНСТВО
Забытый юбилей политической ошибки.
Микола Швыдкой
Настоящий патриот настоящей Украины
КАК МАЛАЯ РУСЬ СТАЛА УКРАИНОЙ
Рождение Малой Руси