Лиля Брик. Удивительная судьба женщины-исключения (Часть 5) :: IMHOclub

Лирика

05.04.2020

Елена Фрумина-Ситникова

Театровед

Лиля Брик. Удивительная судьба женщины-исключения (Часть 5)

Участники дискуссии:

4

4
Последняя реплика:

больше месяца назад

Дарья Юрьевна, Леонид Радченко, Сергей Леонидов, Roman Romanovs

Продолжение. Смотри ➤ Часть 1, ➤ Часть 2, ➤ Часть 3 ➤ Часть 4

ПОЧЕМУ ОН ПОКОНЧИЛ С СОБОЙ?

В течение 60 лет, прошедших со дня смерти поэта, его стихи учили школьники, кому-то они нравились, кому-то нет. И никакого ажиотажа вокруг имени Маяковского не наблюдалось, а о Лиле Брик вообще мало кто знал.
И вдруг, начиная с 90-х годов, желтая пресса плотно прилипла к Маяковскому и всем, кто его окружал. Уж больно необычные и яркие люди и обстоятельства.

На свет появлялись самые разные и порой дикие версии событий. От чекиста Агранова, который от нечего делать зашел к Маяковскому на огонек, благо идти от Лубянской площади два шага да и застрелил друга-поэта, вплоть до совсем уж невероятного: Лиля застрелила Маяковского, предварительно написав его предсмертную записку. Её отсутствие в стране каким-то образом становится аргументом в пользу больных репортерских фантазий.

Якобы тайно вернулась из Берлина, где-то тайно перешла государственную границу, тайком проникла в его комнату и нажала курок. А Веронике Полонской приказала озвучивать придуманную в лубянских кабинетах версию. Под страхом смерти, само собой. Была и ещё какая-то глупость, все не припомнить.

Много бреда прозвучало на эту тему. Даже экспертизу почерка делали. После которой подтвердилось, что записка написана рукой Маяковского.

А истина на самом деле и проста, и сложна одновременно.

Депрессия, связанная с творчеством, разгромные рецензии на оба спектакля «Баня» — в Москве и Лениграде, бесконечная, все более ожесточающаяся борьба на «литературном фронте», чрезвычайно напряженные личные отношения с Полонской и, в довершение всего, тяжелейший грипп, который свалил его в ту пору. С самого детства, с того времени, когда умер от заражения крови его отец, Маяковский не умел и боялся болеть. Любое недомогание воспринималось им как трагедия. В эти моменты он был не боец.

Вот что говорила об этом Лиля в разговоре, состоявшемся много позже:

«Володя боялся всего: простуды, инфекции, даже — скажу вам по секрету — «сглаза». В этом он никому не хотел признаваться, стыдился. Но больше всего он боялся старости. Он не раз говорил мне: «Хочу умереть молодым, чтобы ты не видела меня состарившимся». ...Я думаю, эта непереносимая, почти маниакальная боязнь старения сжигала его и сыграла роковую роль перед самым концом. Мне кажется, в ту последнюю ночь перед выстрелом достаточно мне было положить ладонь на его лоб, и она сыграла бы роль громоотвода. Он успокоился бы, и кризис бы миновал. Может быть, не очень надолго, до следующей вспышки, но миновал бы. Если бы я могла быть тогда рядом с ним! <...> Вот эти два кольца, его и мое, я стала носить на шнурке после его ухода и ни разу с тех пор не снимала. И мне кажется, что мы с ним не расставались, что он и сейчас рядом со мной».

Вскоре после похорон она писала Эльзе:

«...Я знаю совершенно точно, как это случилось, но для того, чтобы понять это, надо было знать Володю так, как знала его я. Если б я или Ося были в Москве, Володя был бы жив...
Стихи из предсмертного письма были написаны давно мне и совсем не собирались оказаться предсмертными:
Как говорят — «инцидент исперчен»,
Любовная лодка разбилась о быт,
С тобой мы в расчете и не к чему перечень, Взаимных болей, бед и обид.
«С тобой мы в расчете», а не «Я с жизнью в расчете», как в предсмертном письме.
... Стрелялся Володя, как игрок, из совершенно нового, ни разу не стрелянного револьвера; обойму вынул, оставил одну только пулю в дуле, а это на пятьдесят процентов — осечка. Такая осечка уже была тринадцать лет назад, в Питере. Он во второй раз испытывал судьбу. Застрелился он при Норе, но ее можно винить, как апельсинную корку, о которую поскользнулся, упал и разбился насмерть».

На следующий день после похорон Лиля пригласила Нору к себе.. Выслушав ее откровенный рассказ об отношениях с Маяковским, она попросила её написать воспоминания. Нора это сделает. Воспоминания, долгое время находившиеся под запретом, будут опубликованы лишь в 90-х.

С Яншиным Нора вскоре развелась. Только сейчас, после смерти Маяковского, он узнал об этой драме, в которой стал невольным участником..

Татьяна Яковлева была уже в Варшаве, где виконт Бертран дю Плесси работал во французском посольстве. Она ждала ребенка и чувствовала себя вполне счастливой.

О гибели Маяковского Татьяна узнала из газет. 24 апреля она писала матери в Пензу: «Я совершенно убита. <...> Для меня это страшное потрясение».

И тут же в том же письме: «Вообще — это не страшно».

Так же из газет узнала о свершившемся и Элли Джонс...

Официальные власти никак не отреагировали на гибель Маяковского. Лишь отставной Бухарин, и отставной Луначарский публично подписали некролог в «Правде».

В июле 1930 года было подписано постановление правительства о наследии Маяковского. Наследниками признавалась семья из четырех человек: Лиля Брик, мать и две сестры. Каждому из них полагалась одна четвертая часть пенсии в размере трехсот рублей ежемесячно. Распределение же долей в наследстве па авторские права закрепляло за Лилей половину авторских прав, а за остальными наследниками вторую половину в равных долях.

ЖИЗНЬ ПОСЛЕ МАЯКОВСКОГО. ПРИМАКОВ

Лиля Юрьевна была замужем четыре раза: «Я всегда любила одного — одного Осю, одного Володю, одного Виталия и одного Васю». Так она говорила.

После ухода Маяковского ей было 39 лет.

С Виталием Марковичем Примаковым, крупным военачальником, кумиром каждого советского школьника, она была знакома еще с начала двадцатых годов, он бывал в их доме.

Легендарный комкор, человек удивительной смелости, он прославился во время Гражданской войны и позже, во время Афганской операции. Одно время он был даже советником короля Афганистана.

После гибели Маяковского, он стал часто бывать у нее, и вышло так, что вскоре она связала с ним свою жизнь.

«Мы прожили с ним шесть лет, он сразу вошёл в нашу писательскую среду… Примаков был красив — ясные серые глаза, белозубая улыбка. Он был высокообразован, хорошо владел английским, блестящий оратор, добр и отзывчив».

Кроме того, Примаков был еще и талатливым литератором, написал несколько книг.

Одно из его стихотворений даже стало популярной песней: «На степях на широких, на курганах высоких, / У бескрайнего синего моря / Много крови пролито, / Много смелых убито, / Не стерпевших народного горя».

Из хозяйки литературного салона Лиля превратилась в жену и спутницу военного, переезжая вместе с ним из города в город и живя подчас в спартанских условиях Из Свердловска она писала Брику:

«Грею воду на примусе и моюсь в резиновом тазу.»

С того момента, как в жизнь Лили вошел Примаков, все ее амурные истории прекратились. Ни одного романчика, ни одного любовного приключения у неё больше не будет. Иная среда — иные нравы.

В 1935 году Примаков был назначен командующим Ленинградским военным округом, а в 1936 арестован по подозрению в участии в заговоре, вместе с Тухачевским, Уборевичем, Якиром. В 1937 году они все были расстреляны.

Лиля Юрьевна в страхе каждую ночь ждала ареста. Этого не случилось.

А много позже, она прочитала у Роя Медведева:

«Просматривая подготовленные Ежовым списки для ареста тех или иных деятелей партии или деятелей культуры, Сталин иногда вычеркивал те или иные фамилии... Так, из списка литераторов он вычеркнул Л. Брик. «Не будем трогать жену Маяковского», — сказал он при этом»

ПИСЬМО СТАЛИНУ

После смерти Маяковского практически перестали печатать. Сочинения выходили медленно и очень маленьким тиражом. Статей о Маяковском не печатали, чтение его стихов с эстрады не поощрялось.

В 1935 году ЛЮ, устав стучаться в непробиваемую бюрократическую стену и, не видя другого выхода, обратилась к Сталину.

«После смерти Маяковского, — писала Л. Ю. Брик, — все дела, связанные с изданием его стихов и увековечением его памяти, сосредоточились у меня... Я делаю все, что от меня зависит, для того, чтобы его стихи печатались, чтоб вещи сохранились и чтоб все растущий интерес к Маяковскому был хоть сколько-нибудь удовлетворен. А интерес к Маяковскому растет с каждым годом...

Прошло почти шесть лет со дня смерти Маяковского, и он еще никем не заменен, и как был, так и остался крупнейшим поэтом революции. Но далеко не все это понимают. Полное собрание сочинений вышло только наполовину, и то в количестве 10 000 экземпляров.

Книг Маяковского в магазинах нет. Купить их невозможно...

...Неоднократно поднимался разговор о переименовании Триумфальной площади в Москве и Надеждинской улицы в Ленинграде в площадь и улицу Маяковского, но и это не осуществлено.

Это основное. Не говоря о ряде мелких фактов, как, например: по распоряжению Наркомпроса из учебников на 1935 год выкинули поэмы «Ленин» и «Хорошо!». О них и не упоминается.

Все это вместе взятое указывает на то, что наши учреждения не понимают огромного значения Маяковского — его агитационной роли, его революционной актуальности...

Я одна не могу преодолеть эти бюрократические незаинтересованности и сопротивление — и после шести лет работы обращаюсь к Вам, так как не вижу иного способа реализовать огромное революционное наследие Маяковского.

Л. Брик.»

Усилиями Примакова письмо дошло до Сталина.

Сталин прочел письмо и написал резолюцию прямо на письме:

«Тов. Ежов, очень прошу Вас обратить внимание на письмо Брик. Маяковский был и остается лучшим, талантливейшим поэтом нашей советской эпохи. Безразличие к его памяти и его произведениям — преступление. Жалобы Брик, по-моему, правильны. Свяжитесь с ней (с Брик) или вызовите ее в Москву. ...сделайте, пожалуйста, все, что упущено нами. Если моя помощь понадобится — я готов. Привет! И. Сталин».

Будущий нарком Внутренних дел Николай Ежов возглавлял тогда Комиссию Партийного контроля при ЦК ВКП(б).

Еще до публикации сталинского отзыва в «Правде» Лиля поспешила обрадовать мать и сестер Маяковского: тогда еще их отношения считались нормальными.

Не будь Лилиного письма и высочайшей резолюции, три женщины с фамилией Маяковские так и остались бы родственницами полузабытого поэта. Не было бы памятника на Триумфальной площади в Москве, а также в сотнях других городов Советского Союза; не было бы школ, парков, билиотек, улиц его имени; не издавались бы произведения Маяковского миллионными тиражами и, разумеется, не было бы гонораров за каждое издание. И вся история советской литературы была бы совершенно иной.

Так началось посмертное признание и настоящий бум Маяковского: его стали печатать, выходили собрания сочинений и отдельные книги, его стали изучать в школах.

В те годы Пастернак написал, что Маяковского принялись насильственно насаждать, точно картофель на Руси при Екатерине.

Но для всех поклонников Маяковского, происходящие премены были в радость.

Лиля Юрьевна с радостью помогала создавать музей. Отдала туда личные вещи поэта, и мебель, и подаренный им коврик с уточками. Этот смешной коврик с бисерными уточками когда-то привёз ей из поездки Маяковский. Как ни странно, коврик Лиле понравился и она повесила его над кроватью. Через несколько лет коврик снимут и повесят в бухгалтерии, запрут комнаты её и Брика, снимут табличку «Брик. Маяковский», заказанную поэтом на дверь квартиры, и получится, что он жил один в Гендриковом переулке.

После смерти Сталина, когда начнется антибриквская кампания, от неё потребуют сдать в музей все оставшиеся личные вещи Маяковского. Включая кольца, на одном из которых было написано бесконечное «люблю». Но тогда Лилю Юрьевну одолевали просьбами о редактировании и помощи в подборе материалов. Под ее общей редакцией вышло посмертное Полное собрание сочинений Маяковского.

Из книги Василия В. Катаняна:

«…Однажды — дело было в Переделкине в конце пятидесятых — ЛЮ, Семен Кирсанов и Василий Катанян, гуляя, шли мимо дачи Пастернака и заметили его в саду с лопатой (или тяпкой?) в руках.
Бог в помощь! — крикнул Кирсанов.
Пастернак улыбнулся, подошел к забору, поздоровался. Все немного пошутили, и Кирсанов спросил, что он такое сажает. Выяснилось, что не сажает, а окучивает картошку, несколько кустов. Тут ЛЮ заметила:
— Интересно, Боря, что б ты сейчас окучивал, если бы Екатерина насильно не ввела картошку на Руси? И что бы мы с тобой ели всю жизнь? Выходит, она была провидицей.
Все рассмеялись и разошлись. И лишь подходя к дому, Кирсанов не удержался:
Эк вы его, Лиличка…
Я его «эк», как вы выражаетесь, лишь с глазу на глаз, а он Володю — на весь мир».

Она не прощала обиды, наносимые Маяковскому.

КАТАНЯН

Со смертью Примакова все рухнуло — предстояло опять начать жизнь сначала. Почва ушла из-под ног. Она начала пить, хотя раньше к алкоголю была равнодушна.

Она тонула, погибала и не на что было опереться. Многие друзья и знакомые, окружавшие её раньше, попросту исчезли, боясь обвинений в дружбе с женой «врага народа». И тогда рядом с ней появился старый друг, Василий Катанян.

Они были знакомы давно, с 1923 года. А позже, в 1927, когда Катаняны перебрались из Тбилиси в Москву, они быстро вошли в круг Маяковского-Бриков и стали «младшими среди равных». Его жена Галина, журналист и редактор, много работала с Маяковским, сын Вася рос на глазах Лили. Позднее, уже после смерти Лили, он напишет о ней замечательную книгу, полную любви и восхищения.

Василий Катанян, поэт, журналист, литературовед, был моложе Лили на одиннадцать лет. Именно он встречал Бриков на вокзале, когда они спешили на похороны Маяковского.

Через несколько месяцев Василий Катанян влюбится в Лилю и останется в её доме навсегда. А может быть, он был влюблен в неё давно и только сейчас выпал случай быть с ней, спасти её, стать для неё необходимым.

«Я не собиралась навсегда связывать свою жизнь с Васей, — заверяла Лиля своего пасынка уже в шестидесятые годы. — Пожили бы какое-то время, потом разошлись, и он вернулся бы к Гале».

Осип даже ездил уговаривать Галю: «У Лилички с Васей была дружба. Сейчас дружба стала теснее». Галина с этими доводами не согласилась. Больше они с Лилей не виделись, хотя изредка разговаривали по телефону.
Лиля Юрьевна и Василий Абгарович проживут вместе более сорока лет. Он переживет её на два года.

ЛЮДМИЛА

В этот же период сестры Маяковского Людмила и Ольга перестали скрывать давно затаенную ненависть. Их всегда раздражал образ жизни их брата, вся эта богема с её непонятными идеями и занятиями, с «жизнью втроем», с литературным салоном и шумными посиделаками. И больше всех их раздражала, естественно, Лиля. Они были людьми другого мира.

Катанян так писал об их отношениях: «Он никогда не приглашал их на чтение новых стихов домой, потому что не выносил их воспаленных, мучительно непонимающих лиц».

В дневнике Лили Юрьевны от 23 января 1930 года есть такая запись:

«До чего Володю раздражают родственники - его форменно трясет, когда Люда бывает у нас раз в три месяца. Я даже зашла к нему в комнату и сказала: надо хотя бы полчаса поговорить с Людой или хотя бы открыть дверь — она не войдет. А он: «Я не мо-гу, о-на ме-ня раз-дра- жает!!» И весь искривился при этом. Мне ужасно было неприятно».

Теперь, после смерти Примакова, когда у Лили не осталось защитников, Людмила начала лобовую атаку против Бриков. Попытке вычеркнуть Лилю из жизни брата она посвятит всю оставшуюся жизнь.

1937

А сталинские «чистки» продолжались. Вскоре будут арестованы и расстреляны многие, с кем рядом была прожита первая часть жизни.

В 38 будет расстрелян всемогущий Агранов, другие близкие к ним сотрудники НКВД, Покончит с собой муж Софьи Шемардиной Иосиф Адамович, член ЦИК, а саму ее отправят в лагеря на 17 лет.

Расстрелян Краснощеков, а его дочь Луэллу Лиля приютит у себя. Расстрелян Лилин друг Сергей Третьяков, популярный драматург, публицист, переводчик с немецкого, вошедший в биографию Бертольта Брехта.

Арестованы Михаил Кольцов и Всеволод Мейерхольд, которые будут расстреляны в один день — 2 февраля 1940 года. А жену Мейерхольда, красавицу Зинаиду Райх зверски убьют прямо дома. Узнав об этом, Лиля в первый и последний раз в своей жизни потеряет сознание.

Из Фрунзе — столицы Киргизии — пришло известие об аресте Юсупа Абдрахманова. Его тоже казнят.

Из двадцати семи человек, подписавших в «Правде» некролог Маяковскому, расстреляно будет одиннадцать.

К протоколу одного из допросов приложена справка: «Примаков арестован, Брик, Толстой, Эренбург проверяются».

Имя её не раз встречалось в показаниях арестованных в связи с Примаковым. Но резолюция Сталина стала для неё охранной грамотой.

КРУГ МОЛОДЫХ ПОЭТОВ. СПАСОПЕСКОВСКИЙ

Но жизнь продолжалась. У Осипа, недавно заваленного работой, становилось её всё меньше. Единственно «твердый», хотя и крохотный, заработок давал студенческий литературный кружок, который он вел в юридическом институте.

Там сложился круг молодых поэтов, который через некоторое время переместился в дом Брик на Спасопесковский переулок, куда они переехали вскоре после смерти Маяковского.

Сохранились воспоминания Бориса Слуцкого:

«Надо было только раз увидеть Лилю Юрьевну, чтобы туда тянуло уже, как магнитом. У нее поразительная способность превращать любой факт в литературу, а любую вещь в искусство. Лиля сказала мне: «Боря, вы поэт. Теперь дело за небольшим: вы должны работать, как вол». И я ей поверил. Только ей и Осипу Максимовичу, который уверил меня в том же. Я всегда помнил только Лилины слова: «Боря, вы поэт». Эти слова не столько вызывали гордость, сколько накладывали обязанность. Самый большой стыд — это если нечем было отчитаться перед Лилей при очередном ее посещении».

Лилина притягательная аура осталась неизменной. В их дом приходили и старые друзья, и много новых.

6 июня 1941 года Лилю к обеду навестила Ахматова. До этого они уже неоднократно встречались в Ленинграде, когда Лиля была женой Примакова. Они разговаривали подолгу. О чем — нам неведомо. Но отношения между ними установились самые уважительные. Когда-то сказавшая о Лиле жестокие слова, продиктованные ревностью, Ахматова стала теперь, если не подругой её, то хорошей знакомой.