Разбирая свои залежавшиеся альбомы с фотками, всмотрелась в милые фотки ушедших лет. Ой, а вот и садиковские снимки моей дочи, всей ее группы, последний день вместе с воспитателями, родителями, посаженное на память деревце, вручение директором садика  ... диплома об окончании. Казалось бы, обычные, как у всех, но ... подождите. Это же 1976 год, разгар оккупации с засилием, как теперь твердят, русского языка, начиная с детских учреждений.









Рассматриваю полученные дочкой «корочки» об окончании и трогательное напутствие выпускнице – всё на латышском языке!





Чудо-садик?

Не уверена, что все в то время были такими же или нам просто повезло, но в памяти у меня и у дочки наш остался навсегда.

Не помню, существовало ли тогда вообще разделение на латышские и русские группы, но наши разноязычные дети садик посещали вместе, воспитатели (Виктория Яновна, Сильва, Мирдза) каждое обращение к детям дублировали на обоих языках, а родители дружили и бегали друг к другу в гости.

Нужно ли говорить, что по окончании этой первой в жизни «школы» выпускники знали оба языка и могли выбирать, на каком из них учиться дальше!  Мы, разумеется, выбрали учебу на родном в 40-ой школе и через 10 лет аттестат зрелости вместе с медалью дочке вручила сама директор, знаменитая Галина Михайловна Ефремова.



«А у нас во дворе ...»

 Когда-то в ИМХОклубе я разразилась воспоминаниями и о своем интернациональном детстве.



Вот отрывочек.

В то время наш двор (теперешний «Берга базарс») был полон детей, особенно во время летних каникул, и я предложила своей подружке-ровеснице Бируте... прославиться. Нарисовать билеты и распространить-распродать. Недорого — по 3 копейки за штуку.

Всю неделю рисовали цветными карандашами домики, деревья, солнце вместе с сообщением, когда и во сколько состоится «интересный концерт». Еще неделю ходили по квартирам с билетами «ручной работы». Люди не только охотно покупали, вручая нам нужную сумму, но еще и умилялись и нахваливали, что укрепляло самооценку и веру в успех намеченного «мероприятия».

Параллельно готовили программу на двоих — стихи, песни, танцы. «Хореографию» придумали сами, «опыт» был, обе побывали в танцевальном кружке, а я еще и на фигурном катании.

В означенный воскресный день мы оказались на сцене, народу собралось много — купивших «билеты» и случайных прохожих.

В моем «репертуаре» был стих Райниса «Ak, lakstīgala, nedziedi pie mana loga sērīgi» из школьной программы, Бирута декламировала отрывок из «Дяди Степы», спела «kur tu teci, kur tu teci, gailīti mans», а я — шлягер из пионерлагерного набора «Есть в Индийском океане остров, название его Мадагаскар...».
 

Отсутствие музыкального сопровождения и музыкального слуха компенсировали громким голосом, в зале под открытым небом стоял гомерический хохот, но добрый, и каждый выход «артисток» толпа встречала одобрительными аплодисментами.

Так случился первый успех в жизни — внимание, признание и даже заработок, почти рубль, на которые мы с Бируткой купили новые цветные карандаши вместо тех, что извели на «билеты».

С момента той моей публикации минула всего тройка лет, но даже тогда не в голове было заострить внимание на «странной» дружбе двух девочек разной национальности, потому что это не было редкостью.

Про «люблю тебя до слез»

Просто, к слову. В том же дворе у меня, шестилетней, случилась любовь к мальчику-ровеснику. Полюбила по-русски, до истерики и температуры, родители смеялись, поэтому я объявила , что ухожу от них ... к мужу. Папа грозился надавать по заднице, а обеспокоенная мама решила выяснить, кто же избранник и чем так поразил воображение дочери. Два дня вела наблюдение из окна, чтобы разглядеть «мужа», а, разглядев, отговаривала дитё на полном серьезе со словами «рано» и «что ты в нем нашла».

От такого непонимания моя температура снова повышалась, я вопила: «Ты только посмотри, какой у него беленький чубчик – наискосок! И имя необыкновенное – Ритвар!». Родители успокоились, когда семья мальчика поменяла квартиру и уехала, но дворник не сразу смыл надпись мелом под нашими окнами «олька + ритварс = лубов».

Мои Майка и Рудите

В юности моей лучшей подругой тоже была латышка Майя Душеле. Настоящая, надежная, проверенная в беде. Мы были «не разлей вода», тема национальности в нашем общении никогда не возникала. Правда, однажды она рассказала, что ее папа недавно вернулся из ссылки и уверен, что «русских здесь когда-нибудь будут убивать».

Я всполошилась, спросив, а как же я?! Майка утешила, уж меня-то ее родители в обиду не дадут, спрячут – у них в юрмальском доме есть глубокий подвал, никто не найдет. По молодости этот разговор быстро забылся и всплыл в памяти только сейчас, а дружили мы еще долго, пока не началось ... Мы стали просто реже видеться, а потом она, моя жизнерадостная подруга Майка, и вовсе исчезла.





Еще одну давнюю дружбу удалось сохранить. Рудите, редкой души человек! Но всякий раз при перерыве в общении шевелится тревога – неужто и она ... Но уф-ф, нет, просто, как у всех, у всех забот навалилось. 

Потерявши, плачем

Я всегда работала в смешанном коллективе — латыши и русские вместе. Всяко бывало, но не припомню хоть каких-либо склок на национальной почве, даже во времена наступившей независимости.



Не знаю, зачем и кому понадобилось рушить отношения между людьми. Во имя укрепления государственного языка? Но я ведь на примере садика своей дочери описала, как просто освоить языки с самого раннего детства, не теряя родного. Не теряя образования, специалистов, настроения всех людей, живущих в стране. Не теряя само население.