---

 
Массовые репрессии 1937-1938 годов до сих пор остаются одной из наиболее болезненных страниц отечественной истории ХХ века. Хотя со времени трагических событий «Большого террора» минуло уже 80 лет, память о них до сих пор жива.
 

---

 
Этой осенью в Москве будет установлен монумент жертвам политических репрессий «Стена скорби». Свой мемориал появится и в Белоруссии, в урочище Куропаты. «Там будет мемориал. Это будет общее место поклонения людям, которые там погибли», — сказал в марте 2017 года Президент Республики Беларусь Александр Лукашенко, подчеркнув, что установка мемориала — способ уйти от политизации трагического прошлого¹.
 
С подобным подходом невозможно не согласиться, тем более что захоронения жертв советских репрессий в Куропатах окутаны плотным туманом мифов и домыслов, используемых белорусской «оппозицией» в неблаговидных политических целях. В первую очередь это касается численности людей, похороненных в лесном урочище на северо-восточной окраине Минска.

Белорусские «оппозиционеры» утверждают, что в Куропатах лежит до четверти миллиона расстрелянных НКВД. Но так ли это на самом деле? Попробуем разобраться.
 

 
 
О массовых захоронениях в Куропатах стало известно 3 июня 1988 года. В этот день в белорусской газете «Лiтаратура i мастацва» была опубликована статья «Куропаты: дорога смерти», написанная инженером Е.Шмыгалевым и археологом З.Позняком.

Авторы рассказывали, что к северу от минского микрорайона «Зеленый луг» обнаружены массовые захоронения жертв сталинских политических репрессий. Основываясь на показаниях опрошенных ими местных жителей, авторы статьи утверждали, что расстрелы в Куропатах осуществлялись органами НКВД практически ежедневно с 1937 по 1941 год². Статья произвела эффект разорвавшейся бомбы; тема Куропат была немедленно политически инструментализирована белорусскими националистами³.
 
Для националистической мобилизации использовалось место, в котором действительно покоились тела расстрелянных органами НКВД. Проведенное в 1988-1989 годах прокуратурой Белорусской ССР расследование установило, что расстрелы в Куропатах проводились органами НКВД со второй половины 1930-х годов до начала войны⁴.

В дальнейшем эти выводы были подтверждены Генеральной прокуратурой Республики Беларусь — в 1995 и 2001 годах⁵. К настоящему времени в белорусском обществе в целом установился консенсус относительно вопроса, кем были расстреляны похороненные в Куропатах⁶.
 

К сожалению, точное число покоящихся в безымянных могилах в Куропатах до сих пор скрыто туманом необоснованных предположений и прямой лжи. Не имея доступа к документам архива КГБ⁷, работавшие по делу в 1988-1989 годах следователи могли ориентироваться лишь на данные раскопок. При этом из 510 предполагаемых захоронений вскрыто и исследовано было лишь восемь; полученные данные экстраполировались на все захоронения Куропат.
 

 
По заданию следствия раскопки летом 1988 года проводила группа археологов Института истории АН БССР во главе с З.Позняком. Было вскрыто восемь предполагаемых захоронений, в двух из них (захоронения №4 и №7) никаких останков обнаружено не было. В остальных шести были обнаружены останки не менее 356 человек, в том числе в захоронении №1 — не менее 55 человек, в захоронении №2 — не менее 69, в захоронении №3 — не менее 37, в захоронении №5 — не менее 107, в захоронении №6 — не менее 36, в захоронении №8 — не менее 52 человек. Вычислив среднее число останков на одно захоронение (59 человек), следователи экстраполировали эти данные на общее число предполагаемых захоронений в Куропатах. Было объявлено, что в захоронениях на территории Куропат покоится «не менее 30 тыс. граждан»⁸.
 
Однако проводившие раскопки археологи под руководством З.Позняка были не согласны с этой цифрой. Позняк сформулировал предположение о том, что захоронения уже вскрывались и часть трупов изъята властями. Несмотря на то, что это предположение было отвергнуто специалистами (в том числе руководителем отдела археологии Института истории АН БССР⁹), группа Позняка решила считать не только реально обнаруженные в захоронениях останки, но и останки, якобы изъятые оттуда.
 

Таким образом, число найденных останков было произвольно увеличено в три раза: средняя численность останков на одну могилу была определена в 200 человек. Экстраполяция этих данных на общее число предполагаемых захоронений дало число в 102 тыс. захороненных в Куропатах. Однако даже это число, по мнению Позняка и его коллег, было слишком незначительным. «Настоящая цифра захороненных должна быть в 2—2,5 раза больше и достигать примерно 220—250 тысяч» — говорилось в итоговом отчете группы Позняка¹⁰. Впоследствии З.Позняк неоднократно заявлял, что в Куропатах захоронено около 250 тыс. человек¹¹, не упоминая о том, что эта цифра основывается на шаткой пирамиде не выдерживающих элементарной критики предположений.
 

 

На фоне построений Позняка цифра, названная следствием (30 тыс. захороненных) смотрится правдоподобно. Однако на самом деле она также не соответствует действительности. Это наглядно было продемонстрировано в ходе раскопок, произведенных в 1997-1998 годах (в рамках проводившегося Генпрокуратурой РБ дополнительного расследования). Тогда были произведены раскопки 23 предполагаемых захоронений в Куропатах, только в девяти были обнаружены человеческие останки, остальные впадины захоронениями не являлись¹².
 

Следует отметить, что метод экстраполяции применительно к советским расстрельным полигонам не работает вообще. Это, в частности, показали раскопки на другом месте захоронений жертв советских репрессий — Бутовском полигоне под Москвой. Специалисты-археологи, проводившие раскопки на полигоне в августе 1997 года, так же как и их коллеги, работавшие в Куропатах, прибегли к методу экстраполяции и оценили общее число захороненных в 70 тыс. человек¹³.

Однако число приговоренных к расстрелу в 1937-1938 годах Московским УНКВД (именно в ведении этого подразделения находился Бутовский полигон¹⁴) известно абсолютно точно: в начале 1990-х годов в архиве управления Министерства безопасности РФ по Москве и Московской области обнаружено 18 томов дел с предписаниями и актами о приведении в исполнение высшей меры наказания (ВМН) в отношении 20 765 осужденных¹⁵. Число приговоренных к ВМН в последующие годы было невелико, так что реально на Бутовском полигоне захоронено не 70 тыс. расстрелянных, а гораздо меньше — 21-22 тысячи.
 
К сожалению, белорусские историки, в отличие от своих российских коллег, не получили шанса поработать с документами архива КГБ Белоруссии и установить точное число приговоренных к расстрелу в Минске в 1937-1941 годах. Однако опубликованные к настоящему времени данные статистики репрессивной деятельности НКВД все же позволяют понять, какого порядка это число.
 

Прежде чем перейти к рассмотрению данных статистики НКВД о репрессиях в Белоруссии, позволим себе небольшое отступление. Оперативно-статистическая отчетность органов НКВД активно используется современными историками. Но можно ли ей доверять? Не носит ли эта отчетность сфальсифицированный и/или заведомо неполный характер?
 
Отвечая на этот вопрос, историки из общества «Мемориал» высказываются совершенно определенно.
 

«Полагаем, что да. Подлинность самих документов сомнений не вызывает — и внешний вид, и атрибутика убеждают в том, что они составлены именно в 1939-1941 годах. А разумного обоснования, зачем надо было фальсифицировать данные в ту эпоху, мы не находим. Союзные статсводки были предназначены лишь для крайне узкого круга лиц в НКВД — наркома, его заместителей и начальников двух-трех основных отделов, а также для высших руководителей Политбюро и СНК; все эти лица имели свои дополнительные источники информации — лгать им в цифровых показателях арестов было просто бессмысленно. Сводки к тому же являлись базовым документом, на основании которого НКВД испрашивал у СНК бюджетные средства на проведение операции (которая, безусловно, стоила очень дорого — командировочные и другие сопутствующие расходы, увеличение штатов оперативников и тюремных работников и т. д.), на содержание и перевозку арестованных. Странно было бы для НКВД в этой ситуации сознательно преуменьшать масштабы своей деятельности. Наконец, многие отдельные цифры из представленных в сводках мы встречали (с небольшими отклонениями в ту или иную сторону) в различных документах независимого происхождения — в справках по отдельным линиям работы НКВД, в отчетных материалах судебных органов и т. д.»¹⁶.
 

 
Разумеется, статистика репрессивной деятельности НКВД не свободна от погрешностей¹⁷, однако эти погрешности не носят масштабного характера и могут быть выявлены исследователями.
 
В отличие от других бывших советских республик (России, Украины, Грузии, Молдавии), в Белоруссии оперативно-статистическая отчетность о репрессивной деятельности органов госбезопасности, к сожалению, до сих пор остается недоступной для исследователей.

Тем не менее в начале 1990-х годов некоторые белорусские историки получили возможность ознакомиться с документами органов госбезопасности. Опубликованные ими статистические данные о репрессиях могут быть проверены и дополнены данными, введенными в оборот историками России и других стран.

В итоге мы имеем возможность получить вполне достоверное (хотя и требующее дальнейшей детализации) представление о масштабах советских репрессий в Белоруссии в целом и в годы «Большого террора» 1937-1938 годов в частности.
 

Первым историком, получившим доступ к закрытым документам КГБ Белорусской ССР, стал начальник отдела Комитета по архивам и делопроизводству при Совете министров Республики Беларусь В.И.Адамушко. В 1994 году он опубликовал книгу, посвященную сталинским политическим репрессиям в Белоруссии, впервые введя в научный оборот данные о численности осужденных по политическим статьям, в том числе приговоренных к высшей мере наказания, а также о динамике репрессий.
 

«По официальным данным, начиная с ноября 1917 и по апрель 1953 года судебными и внесудебными органами в республике было рассмотрено свыше 170 тыс. дел в отношении 250 тыс. человек, которые привлекались к ответственности по политическим мотивам. Из этого количества 10 тыс. человек были репрессированы в 1917-1929 годах, 46 тыс. — в 1929-1934 годах, 55 тыс. — в 1941-1945 годах, 50 тыс. — в 1946-1953 годах. Пик репрессий пришелся на 1935-1940 годы. Свыше 85 тыс. наших соотечественников пострадали от политических репрессий в этот период. Более 28 тыс. были расстреляны. Всего же в 1920-1950-х годах за «контрреволюционные преступления» было приговорено к высшей мере наказания свыше 35 тыс. человек. Таким образом, судебными и внесудебными органами в республике по политическим причинам было привлечено к ответственности свыше 250 тыс. граждан. Все эти дела полностью сохранились и находятся в архивах Комитета государственной безопасности республики»¹⁸.
 

 
Речь шла лишь об осужденных по политическим мотивам; люди, высланные в отдаленные районы страны в административном порядке, в приведенной В.И.Адамушко статистике органов госбезопасности не учитывались, и историку пришлось реконструировать численность этой категории репрессированных¹⁹.
 
В подготовленной позднее для «Белорусской энциклопедии» статье о сталинских репрессиях В.И.Адамушко привел те же цифры, но уже с точностью до человека: «250 499 человек осуждены судами или наказаны решениями внесудебных органов… В 1935-1940 годах… пострадали 86 168 жителей Беларуси, из них 28 425 расстреляны... Всего в ноябре 1917 — апреле 1953 года за контрреволюционные преступления к смертной казни приговорено 35 868 человек»²⁰.
 
Давайте посмотрим, насколько приведенные В.И.Адамушко данные согласуются с документами, введенными в научный оборот российскими историками. Для начала проведем выборочную проверку данных об общем количестве арестованных. По данным В.И.Адамушко, в период с 1935 по 1940 год было репрессировано в общей сложности 86 168 человек.

Обратимся к данным сводной статистики репрессивной деятельности органов госбезопасности, опубликованной историком О.Б.Мозохиным. В 1935 году НКВД БССР было арестовано 7309 человек, в 1936-м — 4602, в 1937-м — 39 049, в 1938-м — 19 918, в 1939-м — 10 196 (в том числе 8818 человек — в Западной Белоруссии), в 1940 году — 1094 человека²¹.
 
Суммировав эти данные, мы получаем 82 168 арестованных за период с 1935 по 1940 год. Полученная цифра несколько меньше, чем приводимая В.И.Адамушко, однако этому есть рациональное объяснение: дело в том, что В.И.Адамушко пишет не об арестованных, а о «пострадавших от репрессий».

Между тем далеко не все, привлеченные органами НКВД к уголовной ответственности, арестовывались. Так, например, в 1935 году по делам органов НКВД БССР были привлечены 9221 человек, из них арестованы 7309 человек²². В 1936 году республиканскими органами госбезопасности были привлечены 5155 человек, из них арестованы 4602 человека²³. В 1937-1938 годах привлечение без ареста органами НКВД не практиковалось, а за 1939-1940 годы в опубликованной статистике данные отсутствуют.
 

Тем не менее, учтя данные о привлеченных без ареста в 1935-1936 годах, мы получаем
84 633 пострадавших от репрессий — цифру, практически не отличающуюся от данных В.И.Адамушко. Таким образом, данные В.И.Адамушко прекрасно соотносятся с данными общесоюзной репрессивной статистики.
 

 

Теперь перейдем к вопросу о численности приговоренных к высшей мере наказания. По данным В.И.Адамушко, всего за 1917-1953 годы в БССР было вынесено 35 868 расстрельных приговоров, из них 28 425 — в период с 1935 по 1940 год²⁴.

Проверка этих данных оказывается немного сложнее, чем данных о численности репрессированных в 1935-1940 годах. Дело в том, что в опубликованной сводной отчетности репрессивной деятельности органов госбезопасности данные о расстрельных приговорах приводятся, как правило, без разбивки по территориальным и структурным органам НКВД. Такая разбивка есть лишь за период с 1927 по 1933 год, причем имеющиеся данные касаются лишь осужденных местными «тройками». Между тем приговоры по делам белорусских органов госбезопасности также выносились судами.
 
Согласно опубликованной О.Б.Мозохиным статистике, в 1927 году «тройкой» при белорусском полпредстве ОГПУ были приговорены к ВМН 94 человека, в 1928-м — 81, в 1929-м — 54, в 1930-м — 997, в 1931-м — 124, в 1932 году — 28 человек²⁵. Таким образом, по данным общесоюзной статистики, общее число приговоренных к расстрелу в БССР в период с 1927 по 1932 год составило 1378 человек.

Данные общесоюзной статистики по вынесенным в 1933 году расстрельным приговорам дефектны, что убедительно продемонстрировано А.Г.Тепляковым²⁶. Поэтому нам приходится ориентироваться на имеющиеся фрагментарные данные. Известно, что к началу мая 1933 года в БССР органами госбезопасности были осуждены 13 414 человек, в том числе 2158 — к расстрелу²⁷.

Нет никаких сомнений, что вынесение смертных приговоров продолжалось и во второй половине 1933 года (хотя, как показывают исследователи, интенсивность вынесения приговоров заметно снизилась²⁸); по всей видимости, общее число расстрелянных в этом году составило не менее 3500 человек — рекордное для республики число.
 
Таким образом, нам известно, что в 1927-1933 годах в Белоруссии было вынесено не менее 5 тыс. расстрельных приговоров. Эти цифры не противоречат приводимым В.И.Адамушко данным, однако и прямым подтверждением их не являются.
 
К счастью, гораздо лучше документированы репрессивные кампании периода 1935-1940 годов. По данным В.И.Адамушко, за эти годы в БССР было вынесено 28 425 расстрельных приговоров. Из опубликованной общесоюзной статистики мы знаем, что в 1935-1936 и 1939-1940 годах число выносимых по делам органов госбезопасности смертных приговоров было невелико. В 1935 году по всему Советскому Союзу к ВМН были приговорены 1229 человек, в 1936-м — 1118, в 1939-м — 2601, в 1940 году — 1863 человека²⁹.
 

Общее число расстрелянных за эти годы в Белоруссии едва ли в общей сложности превышает 400-500 человек; основная масса расстрельных приговоров, таким образом, приходится на 1937-1938 годы.
 

 

Общесоюзная статистика «Большого террора» 1937-1938 годов хорошо известна. За два года было вынесено рекордное для всей советской истории количество смертных приговоров — в отношении 681 692 человек³⁰.

Подавляющее большинство этих приговоров было вынесено внесудебными органами в рамках так называемых «массовых операций» НКВД — операции по приказу №00447 (так называемой «кулацкой», хотя в ее рамках репрессировались далеко не только кулаки) и «национальных» операций («польской», «немецкой», «латышской» и т. д.). В рамках «кулацкой» операции было осуждено к ВМН 386 798 человек³¹, в рамках «национальных» операций — 247 157 человек³².

Таким образом, репрессированные по «массовым операциям» составляют 93% от общего числа репрессированных в 1937-1938 годах.
 
По данным ГУГБ НКВД СССР, к 1 марта 1938 года по приказу №00447 в БССР было арестовано 24 209 человек, из них по первой категории (расстрел) было осуждено 6869 человек (в том числе 3943 «бывших кулака, 996 уголовников и 1930 «других контрреволюционных элементов»)³³.

К 1 июля 1938 года численность арестованных по «кулацкой» операции в БССР увеличилась незначительно, достигнув 25 414 человек³⁴; как и во всем СССР, «кулацкая» операция была фактически завершена. Впрочем, 17 июля 1938 года НКВД БССР направил на дополнительные лимиты: 5 тыс. человек, в том числе 2 тыс. по первой категории. Были ли эти лимиты утверждены центром, остается неизвестным, но скорее всего — нет; современные исследователи не учитывают этот лимит в общей статистике «кулацкой» операции³⁵.
 
Данные о результатах «национальных» операций в Белоруссии мы находим в датируемой декабрем 1938 года справке НКВД БССР «Об итогах операций по польской, немецкой и латвийской агентуре в БССР».

Согласно этому документу, с августа 1937 по конец октября 1938 года по «национальным» операциям было арестовано 23 439 человек, в том числе по «польской» операции — 21 407 человек, по «немецкой» операции — 563 человека и по «латышской» операции — 1459 человек. По состоянию на 1 июня 1938 года, из этого числа было осуждено 22 517 человек, в том числе к ВМН — 18 687 человек³⁶.

Разумеется, эти цифры неполны: приговоры по первой категории выносились и после 1 июня 1938 года, хотя и с меньшей интенсивностью.
 
По данным «Мемориала», базирующимся на сводной оперативно-статистической отчетности НКВД, в БССР по «польской» операции за август 1937 — ноябрь 1938 года было осуждено 20 772 человека, в том числе к расстрелу — 18 530 человек³⁷. По «немецкой» операции в БССР было в общей сложности осуждено 355 человек, 243 из них — к расстрелу³⁸.

Данные о расстрельных приговорах по «латышской» операции отсутствуют, однако известно, что в среднем по Советскому Союзу в рамках «латышской» операции 74% выносимых приговоров были приговорами к ВМН³⁹. Экстраполяция этих данных на число арестованных по «латышской» операции в СССР дает нам около 1100 смертных приговоров.

Таким образом, общее число осужденных к ВМН по «национальным» операциям в республике можно определить в районе 20 тыс. человек.
 
Соответственно, общее число приговоренных к ВМН по «кулацкой» и «национальным» операциям в БССР — около 27 тыс. человек, что составляет 96% от названного В.И.Адамушко числа расстрелянных в годы «Большого террора». Этот процент немного выше, чем в целом по Советскому Союзу (92%), однако с учетом того, что основная часть приговоров вне «массовых операций» выносилась в Москве, ничего подозрительного в этом нет.
 
 

Мы продемонстрировали, что приведенные В.И.Адамушко данные о масштабах репрессий в 1935-1940 годах подтверждаются независимыми источниками. Таким образом, мы можем с уверенностью утверждать, что в 1935-1940 годах в БССР по делам органов НКВД было расстреляно 28 425 человек⁴⁰.
 

 
Из этого, однако, следует, что оценка проводившегося в 1988-1989 годах следствием общего числа захороненных в Куропатах («более 30 тыс. человек») является ошибочной.

Куропаты представляют собой типовую «спецзону», созданную местным НКВД для захоронения расстрелянных. Подобные «спецзоны» начали создаваться после начала «массовых операций» 1937-1938 годов по достаточно простой причине: число расстрельных приговоров было столь высоко, что традиционная схема тайного захоронения расстрелянных на обычных кладбищах перестала работать.

Историкам известны распоряжения о создании «спецзон»; так, например, начальник УНКВД по Западно-Сибирскому краю С.Н.Миронов-Король летом 1937 года инструктировал своих подчиненных:
 

«Чем должен быть занят начальник оперсектора, когда он приедет на место? Найти место, где будут приводиться приговоры в исполнение, и место, где закапывать трупы. Если это будет в лесу, нужно, чтобы заранее был срезан дерн и потом этим дерном покрыть это место, с тем чтобы всячески конспировать место, где приведен приговор в исполнение — потому что все эти места могут стать для контриков, для церковников местом религиозного фанатизма»⁴¹.
 

«Спецзоны» создавались не только при УНКВД, но и при подчиненных им оперсекторах. Наиболее известные «спецзоны» в Москве (Бутовский полигон и полигон «Коммунарка»⁴²), Ленинграде (Левашовская пустошь⁴³), Киеве (Быковня⁴⁴).

В Белоруссии, по недавнему признанию первого заместителя председателя КГБ РБ генерал-майора И.П.Сергеенко, существовало 11 мест захоронений — в Минске, Бобруйске, Борисове, Витебске, Гомеле, Могилеве, Мозыре, Орше, Полоцке, Слуцке, Червене⁴⁵.
 
Понятно, что при таких условиях в Куропатах не могло быть захоронено «более 30 тыс. человек» — реальное число расстрелянных в республике в период функционирования этой «спецзоны» составляет 28,5 тыс. человек. И похоронены они не в одном месте, а на 11 разных «спецзонах».

Но сколько же тогда тел в действительности захоронено в лесном урочище под Минском? До открытия доступа к фондам Центрального архива КГБ РБ точного ответа мы не узнаем. Однако обоснованное предположение сделать все-таки можно.
 

В 2010 году начальник Центрального архива КГБ РБ В.Дорошевич обнародовал данные о численности хранящихся в архивах белорусской госбезопасности архивно-уголовных дел сталинского периода.

При этом были также обнародованы данные о числе лиц, в отношении которых заводились эти уголовные дела, с разбивкой по областям. Общее число архивно-уголовных дел (235 552 человека) немного меньше, чем общее число репрессированных по делам органов госбезопасности, названное в свое время В.И.Адамушко (250 499 человек). Это объясняется тем, что часть дел в советское время могла передаваться в архивы КГБ других республик, а также в Центр.

Тем не менее, благодаря данным, обнародованным В.Дорошевичем, мы получили возможность узнать, какой процент дел хранится в архиве КГБ в Минске. Оказывается, в Минске хранятся дела на 64 022 репрессированных, что составляет 27% от общего числа имеющихся в наличии дел⁴⁶.
 
Получается, что в Минске велись дела 27% репрессированных. Если число расстрельных приговоров составляло примерно такой же процент, то в 1937-1938 годах в Минске к ВМН было приговорено около 7,5 тыс. человек. Интересно, что в 1998 году генеральный прокурор РБ О.Бажелко, основываясь на результатах дополнительных раскопок в Куропатах, назвал схожую цифру — до 7 тыс. человек⁴⁷.
 

Как бы того ни хотелось лицам, в политических целях инструментализирующим трагедию Куропат, в лесном урочище под Минском лежат не сотни и даже не десятки тысяч расстрелянных.

Однако из этого не следует, что память жертв сталинских репрессий не заслуживает увековечения. Недавнее заявление Президента Республики Беларусь А.Г.Лукашенко о планируемой установке в Куропатах мемориала — наглядное свидетельство того, что в Беларуси помнят о трагедии 1937-1938 годов и ее многочисленных жертвах. Помнят о них и в России.
 

 
 

---

---