Ноябрь у оппозиции — месяц проклятий.

7 ноября несколько неудачливых и изрядно надоевших «мучеников совести» пикетировали постылое им здание Комитета государственной безопасности, а несколькими днями ранее более многочисленная публика проклинала НКВД в урочище Куропаты, где, как мы уже писали, на самом деле покоятся останки убиенных немцами евреев.

По традиции начала 90-х этих бедолаг с завидным упорством выдают за жертвы сталинских репрессий и даже находят свидетелей того, как гэбисты продолжали расстреливать «генофонд нации» в первые дни появления в Минске немецко-фашистских захватчиков.

Легковерные люди под воздействием социальных сетей каждый год приходят поглазеть на католические кресты на еврейских братских могилах и посидеть на скамеечке, подаренной бывшим президентом США Биллом Клинтоном.

Именно так последний ответил «вышэйшай дзяржаўнай асобе» — Станиславу Шушкевичу на просьбу о помощи многострадальной Беларуси в труднейший для неё период существования.

О несказанной щедрости американского президента «свободная» пресса молчит, а вот публикации с порой надуманными и противоречивыми свидетельствами будут пестрить весь ноябрь. Все к этому уже привыкли.

В связи с тем, что в этом году исполнилось 70 лет, как в Вилейской тюрьме умер мой арестованный сотрудниками МГБ дед — известный на Вилейщине врач Казимир Святохо, хочется рассказать о его насыщенной событиями жизни и о том, что происходило на самом деле без всяких прикрас и выдумок.
 

 
 
В деревне Гедевичи, что неподалеку от Костеневичей, жила красавица Ева Святохо. При ее рождении мать умерла, а отец, как в жизни нередко бывает, воспитанием ребенка почти не занимался.

Невзгоды преследовали Еву всю короткую жизнь.

К несчастью, обручённый с ней кавалер, небогатый шляхтич Юлиан Гущинский, скоропостижно скончался от испанки, а в апреле 1885 года у Евы родился их сын Казимир — мой дед.

Растроганный местный ксендз поспособствовал тому, чтобы к Еве посватался пожилой состоятельный холостяк Феликс Волосачёнок.

Рады этому браку были только сам Феликс и его немая сестра, которая вызвалась помочь в воспитании мальчика.

Когда Казимиру исполнилось двенадцать, мать его преждевременно умерла, и костел направил его учиться на реставратора в Варшаву.

Варшавские учителя, воспользовавшись его сиротством, вместо обучения заставляли мальчика выполнять хозяйственные работы и их личные поручения.

Об этом поведении должностных лиц узнал костеневичский ксендз. Приехав в Варшаву, он устроил такой разнос, что перепуганные преподаватели просили у него и Господа прощения на коленях.



Казимир Святохо — выпускник реставрационного училища

 
Успешно закончивший обучение Казимир был оставлен работать в Варшаве, а в 1906 году был приглашен на реставрационные работы в Долгиновском костеле.

И сегодня здесь можно увидеть восстановленный им алтарь и икону в очень красивом обрамлении.

Здесь же и состоялось знакомство юноши с семнадцатилетней Софьей — дочерью Долгиновского волостного старшины Игнатия Савицкого. Их брак был зарегистрирован 22 мая 1906 года, когда девушке исполнилось 18 лет.



Служащий дирекции водных дорог в Августове Игнатий Савицкий



Казимир Святохо с женой


После окончания реставрационных работ Казимир поехал устраивать жизнь семьи в Варшаву, однако его мобилизовали в российскую армию и направили в Иркутск.

В Иркутске чрезвычайно способного земляка взял под личный патронаж и направил учиться на ротного фельдшера генерал Орлицкий.



Свидетельство о медицинском образовании



Выпускной аттестат


После демобилизации Казимир с отличными рекомендациями приехал в Минск и брат его жены, Винцент Савицкий, занимавший руководящую должность в Мариинской женской гимназии, устроил своего шурина ассистентом к известному хирургу, профессору Шапиро.



Директор женской Мариинской гимназии Винцент Савицкий


Под руководством профессора Казимир научился выполнять все виды операций.

Семья Святохо снимала квартиру на улице Долгобродской. Здесь и родился у них старший сын, Владислав, которого крестили в костеле на Золотой Горке.


Рождения второго сына отец не дождался. Началась Первая мировая война, и Казимир был мобилизован военным хирургом в действующую армию.



Казимир Святохо в царской армии


Под Киевом царские войска несли большие потери. В один из дней после сокрушительной артподготовки передовую успешно атаковали немцы.

Казимир, проводивший очередную операцию, в запятнанном кровью халате попал в плен.

В Германии он около пяти лет ассистировал немецкому хирургу и нередко сам выполнял операции.

Однажды, увидев, как изголодавшийся пленник печет себе картошку на медицинской горелке, немец сделал ему внушение, но затем почти каждый день приносил своему ассистенту маленькие булочки.

Многие пленные от голода и болезней умерли, но Казимир и его новый друг, Ян Верещака — родня возлюбленной Адама Мицкевича Марии Верещака, выжили.

В том плену находился и будущий начальник Польши Юзеф Пилсудский.



Юзеф Пилсудский
 

Дважды друзья делали попытки убежать из немецкого плена.

В первый раз они ночью заблудились и нарвались на немцев из комендатуры, которые знали Казимира как ассистента лагерного врача, и всё кое-как обошлось.

Вторая попытка была успешной. Беглецы по задворкам добрались до вокзала. Очень крепкий Ян Верещака вырвал из рук подбежавшего к ним немецкого жандарма ружье и закрутил штык на колене.

Обескураженный жандарм остался на перроне, а друзья забрались на крышу последнего вагона следовавшего на восток состава и уехали.

По дороге их пути разошлись: Казимир Святохо направился в Варшаву, а Ян Верещака — в Вильно.

Жена Казимира, Софья, в начале войны в составе Минского госпиталя вместе с детьми и братом Игнатием уехала в эвакуацию в Саратов. Там их застала революция.

Начались годы их полуголодного существования в охваченной революционными событиями России.

Почти год Софья стучалась в дверь комиссариатов, чтобы получить разрешение на выезд домой. Большевистские агитаторы пугали, что в Польше свирепствуют голод и болезни, но напористая Софья стояла на своем и, в конце концов, получила разрешение.

Выросшие в эвакуации дети Софьи чисто говорили на русском языке.

Во время путешествия, чтобы добыть кусок хлеба, Софья меняла личные вещи. Она даже научилась гадать на картах, а брат Игнатий приятным голосом пел под гитару романсы озабоченным русским девицам, и те делились с ним пригоршней крупы или щепоткой соли.



Игнатий Святохо


Через год, летом 1922-го, поезд наконец пересёк границу с Польшей.

Польские миграционные власти знали, в каком состоянии придется встречать возвращенцев. Их переодели в белые халаты, почти две недели отмывали и лечили. Есть давали рисовую кашу понемногу.

Когда карантин закончился, люди начали разъезжаться по домам. Поезд с долгиновцами прибыл в Будслав как раз на фест — ежегодный ритуал поклонения чудотворной иконе Матери Божьей Будславской.
 


Будславский костёл



Чудотворная икона Божией Матери Будславской
 

Назавтра за родственниками на повозке приехал брат Софьи, Ян, служивший некогда в личной охране царя-батюшки.

Софья была такая обессиленная, что не могла двигаться самостоятельно.

Дома у родни стояли кувшины с медом. Он и помог ей набраться сил. Изголодавшиеся за год путешествия дети по привычке прятали несъеденные блины в карманы.

Польские жандармы пристально следили за возвращенцами — ведь дети говорили на русском языке. Да и их мать с дядей за пять лет жизни в Саратове то и дело путалась в выражениях.

Через какое-то время почтальон неожиданно принес письмо от Казимира Святохо из Варшавы, а вскоре и сам он вернулся к семье в Долгиново.

Увидев отца на бричке и в дорогой одежде, дети разбежались в разные стороны. Младший сын первым пришел в себя, подошел и по-русски спросил: «А ты действительно наш папа?» Отец заплакал.


Семья приняла решение остаться на родине. Встал вопрос, с чего жить, и Казимир поехал в Вилейку устраиваться на работу.

Следуя через Костеневичи, он остановился у соседского колодца напоить коня. Сосед узнал его и спросил: «А почему ты не едешь домой? Тебе же завещано все имущество твоего отчима».

И действительно, отчим не забыл, что, заработав свой первый рубль, Казимир прислал его ему на табачок.

Надел Казимиру достался немаленький: 16 гектаров земли и 8 — леса. В хорошем состоянии был и дом.

Вступив в собственность, семья Святохо переехала в Костеневичи. Казимир получил работу поветового врача, и его семья зажила довольно зажиточно.

В 1926 году в семье родился сын Игнатий, в 1929 году — моя мать, Доминика-Тереза, а в 1931 году — последний сын, Юлиан.



Дом Казимира Святохо в Костеневичах
 
 

Костёл Девы Марии в Костеневичах


В середине 30-х Казимир Святохо неожиданно встретил в костёле своего друга по немецкому плену Яна Верещаку, который устроился управляющим имением родовитых польских помещиков Козел-Поклевских.

Их величественный дворец располагался на реке Сервеч в трех верстах от Костеневич.

В 50-е годы мы, школьники ездили на развалины усадьбы с величественными кирпичными колоннами на въезде, разглядывали разграбленный родовой склеп Поклевских на местном кладбище.

Сейчас из каменных строений осталась лишь барская кузница и заброшенный дом управляющего имением.
 
В 80-х годах, когда я работал в Академии наук, нашим подшефным было большое зверохозяйство Поклевских, и я туда часто наведывался.

Однажды мы с секретарем местного парткома заехали в Костеневичи пообедать.

К застолью тихонечко подошла щупленькая старушка, внимательно осмотрела меня и, хлопнув в ладоши, запричитала: «Боже мой! Молодой пан приехал!»

От неожиданности я не въехал, но мой сотрапезник догадался, что бабушка подразумевает не кого-то из господ Поклевских, а часто бывавшего у них моего деда, на которого я похож.

 


Я у дома управляющего имением Верещаки, 1989 год

 

Многочисленное семейство Козел-Поклевских очень дружелюбно относилось к врачу Казимиру Святохо. Он учил молодёжь резьбе по дереву, а они приглашали его на охоту и даже сделали коллективный снимок с приглашённой на банкет шляхтой. К сожалению, это старое фото не сохранилось.



Братья Козел-Поклевские на охоте
           

 

В конце 20-х годов на восточных территориях возрождённой Речи Посполитой началась эпидемия тифа, поэтому местные власти направили Казимира Святохо в Варшаву на курсы санитарных врачей, где он проучился всё первое полугодие 1930 года.

Разносторонняя подготовка позволила ему оказывать самые разнообразные медицинские услуги населению.

К лету 1939 года в Костеневичах была построена новая больница, и Казимир Святохо приступил к работе вместе с присланным ему помощником. Однако вскоре мирная жизнь в Вилейском повете закончилась — началась Вторая мировая война, а 19 сентября в Костеневичи пришла Красная Армия.

Второй сын доктора, только что закончивший военное училище подпоручик польской армии Казимир Святохо-младший, был арестован в Вильнюсе. Эшелон с военнопленными проследовал через Козельск без остановок на Север.

Находившийся в вагоне врач посоветовал молодому офицеру размешивать в кружке с водой зубной порошок и через каждые два часа выпивать глоток-другой. Такая своеобразная профилактика и спасла его от дизентерии.

После объявления амнистии Казимир-младший присоединился к армии, сформированной польским генералом Владиславом Андерсом.

За взятие неприступной крепости Монте-Кассино на юге Италии он получил высшую польскую награду — орден «Виртути Милитари».

После войны он с женой уехал в Аргентину, а затем переехал ближе к старшему брату и осел в Хартфорде (США).



Казимир-младший с женой в Америке


В Америке он возглавлял ветеранскую организацию польского легиона, имел несколько благодарностей от Папы Римского Иоанна Павла II.

От предложений представителей польской оппозиции вернуться героем на родину он категорически отказался, так как не питал симпатий к деятелям постсоветской Польши.

Через дальних родственников в Польше он установил связь с моей матерью, но мы, дети, об этом ничего не знали.


Однако вернёмся к событиям 1939 года.

С приходом советов начались преследования и аресты семей военнослужащих, осадников и польских служащих. Поезда с репатриантами отправлялись в Сибирь и Казахстан.

В первый приход советские власти Казимира Святохо не трогали — на врача, пользовавшегося большим уважением у населения, донос никто не написал. А вот его друга, Яна Верещаку, арестовали и пешком этапировали в Вилейскую тюрьму, но тот сумел бежать.

В сумерках он раскрутил колючую проволоку, которой ему связали руки, бросился к реке и, отломав кусок камыша, скрылся под водой.

Сотрудники МГБ его так и не нашли. О дальнейшей судьбе Яна Веращаки сведений у нас нет. Ходили слухи, что он с барской дочерью уехал в Австралию.

С приходом в 1941 году немцев жестокости нашли свое продолжение. Люди попрятали свой скарб, плотно завешивали окна в домах одеялами. Часть евреев сбежала в леса.

Через какое-то время на Вилейщине начали действовать партизаны. За каждого убитого немца захватчики сжигали окрестные деревни.

Казимир Святохо продолжал свою работу врачом и нередко передавал необходимые лекарства раненым партизанам, так как жена известного партизана, Героя Советского Союза Александра Азончика приходилась двоюродной сестрой жене Казимира.

Немцы за помощью к местному врачу не обращались, так как у них был хорошо оборудованный армейский госпиталь.
 


Казимир Святохо в 1940-е


В 1944 году захватчики покатились на запад. В Костеневичах была слышна канонада — войска маршала Рокоссовского штурмовали Минск.

Отступавшие фашисты забирали с собой всех, кто не спрятался в лесах, в том числе зачисленных в самооборону двух сыновей Казимира.

По дороге старший, Владислав, убежал и присоединился к одному из подразделений Армии Крайовой в Виленской округе.

Вскоре он был схвачен немцами и заключён в концлагерь Дахау.

Там он познакомился со своей будущей женой Антониной, с которой после освобождения из концлагеря уехал в США.



Владислав Святохо в США


Судьба его брата-подростка Игнатия неизвестна. Есть непроверенные сведения, что он погиб где-то во Франции.

Костеневичи сильно бомбили. Жителям приходилось скрываться даже среди камней на кладбище. Деревня вымерла. На улицах и в подворьях лежало много убитых немцев и жителей.

Имевший санитарную подготовку Казимир Святохо понимал, какие последствия ждут тех, кто в это время вернется в деревню.

Подавая личный пример другим, он сам начал захоранивать в ямах мертвецов.

К сожалению, среди первых, кого он похоронил в простыне вместо гроба, была и его воспитательница в детстве — немая сестра отчима.


Летом 1944 года в Костеневичи пришли советы. Героя Советского Союза Азончика сначала поставили судьей, но вскоре он бросил казённую службу и вернулся к прежней профессии обувщика.

Именно Азончик не позволил взорвать церковь в Куренце. Местным старожилам известны и другие достойные поступки бывшего партизана.



Герой Советского Союза Александр Азончик


В доме Казимира Святохо власти разместили сельсовет, а его семье было предложено переселиться в пустующую соседскую избу.

Возможно, проживание здесь и не создало бы никаких проблем в дальнейшем, но судьба распорядилась иначе.

Приехав к родне, герой партизанского движения Азончик устроил скандал по поводу переселения семьи родни, и сельсоветчики согласились занять лишь большую комнату с отдельным выходом на улицу. В остальных помещениях осталась проживать семья хозяина.

Всё вроде бы устроилось. Сталоначальник Костеневичского сельсовета ладил с Казимиром и с его помощью приступил к составлению списков оставшихся в живых жителей сельсовета.

Время было неспокойное. В лесах прятались бывшие полицаи и бандиты. Среди нелегалов оказались и бойцы польской Армии Крайовой, прадолжившие борьбу теперь уже с советскими властями.


Однажды двое парней в конфедератках наведались в Костеневичский сельсовет, несколько раз выстрелили в дверь, а когда им открыли — вынесли во двор и сожгли казённые бумаги, в том числе и списки жителей.

Председателя сельсовета Мончика и хозяина дома трогать не стали.

Назавтра по сигналу в местечко нагрянули гэбисты во главе с капитаном Цымлюковым. Арестованных Мончика и больного хозяина дома увезли в Куренец, где проводилось дознание.

Шестнадцатилетняя дочь Казимира, Тереза, сразу же после ареста отца побежала за повозкой, на которой везли арестованных.

Во дворе кирпичного дома в Куренце она в последний раз увидела отца, подвязывшего помидоры. Узнать его она смогла только по одежде.

Решительная девица зашла в дом, где жил Цымлюков, и начала жаловаться его жене, которая с малым ребенком на руках что-то жарила на сковородке.

Пока разозленный капитан бегал выяснять у охраны, кто пропустил Терезу в его дом, жена шёпотом сказала:

— Беги, девочка, как можно быстрее. Убьют.

Тереза убежала, но через пару дней снова пошла в Куренец, однако отца уже отправили в Вилейскую тюрьму.


Несколько месяцев она продолжила носить передачи. Своей очереди приходилось ждать целый день, а то и два, так как сторож по фамилии Субоч за один заход брал не больше, чем по пять передач, а за новой партией приходил через 3-4 часа.

В тюрьме почему-то оказалось много учеников старших классов вилейских школ. За что гэбисты их арестовали — неизвестно.

Ловкая и напористая, Тереза познакомилась с матерями арестованных детей, и ей неоднократно удавалось обходить очередь с их помощью.

Эти походы пешком из Костеневич в Вилейку продолжались всю зиму 1946 года, а весной ее больной отец умер. Его вместе с убитыми закопали во рве рядом с тюрьмой.

Вот так закончился жизненный путь одного из уважаемых медиков вилейщины, моего деда, Казимира Святохо.

Прошло время. Раненые сердца людей, переживших все эти потрясения, зарубцевались и потеплели.

Сегодня уже мало кто помнит, что происходило в прошлом, а большинство — ничего не знают. Мало кто отдаёт себе отчёт и в том, что все живущие в те времена были заложниками сложного и противоречивого времени.

Ведь многие родные по крови люди оказывались по обе стороны противоборствующих сторон. Однако выжившие отыскали путь к примирению, и долгие годы жили в мире и согласии.



Памятник погибшим в Вилейской тюрьме


После развала Советского Союза ситуация вновь изменилась.

На поверхность всплыли те, кто, смутно разбираясь в событиях давно ушедших лет, во имя достижения власти вновь пошёл по пути разделения людей.

Вот уже более 25 лет они ищут виновников и проливают фальшивые слёзы по тем, кто в их причитаниях уже не нуждается.

Задумываясь над тем, почему это происходит, я всякий раз вспоминаю своих родных и понимаю, насколько благородные и открытые душой люди отличаются в своём умственном развитии от любителей митингов и гвалта.

Ведь вскоре после смерти Казимира Святохо, его дочь — моя мать вышла замуж за приехавшего с фронта моего отца — военного разведчика, а после войны — учителя и активного пропагандиста моральных требований новой, советской жизни.

Если старшие братья моей матери воевали не за советскую власть, то свидетель довоенных и послевоенных событий её младший брат, Юлиан, долгое время сверхсрочно служил в Витебской десантной дивизии и подготовил несколько сотен защитников советского Отечества.

Мать даже мимолётно не высказала своего неприятия того, что меня, её сына, выдвинули на работу в комсомольские, а затем партийные органы.

Обладая недюжинным умом и великолепной памятью, она постоянно цитировала нам, детям, отрывки из стихов Мицкевича, Пушкина, Лермонтова, Некрасова, приводила в назидание выражения великих русских и польских полководцев Суворова, Костюшко, Рокоссовского, примеры их жизненных поступков и взаимоотношений с соратниками.

Я никогда не слышал, чтобы мой отец-блокадник хотя бы намёком худо отзывался о нашей живущей на Западе родне. Он всегда их считал порядочными и достойными людьми, любящими своих далёких близких и потерянную Родину.

Мои родные никогда не видели за поступками отдельных людей вины целых поколений. Они смотрели в корень и своим поведением воспитывали нас в том же духе.

Им была чужда межнациональная рознь и высокомерие — каждый в их доме: и поляк, и русский, и еврей с татарином мог найти пристанище, был накормлен и согрет искренним гостеприимством хозяев.

В благодарность десятки людей добрым словом вспоминают родных до сих пор. Приехав на кладбище, мы часто видим свежие цветы на их могиле.


К счастью, нам, их детям, удалось собрать и обобщить большой материал о жизни родителей и предков. Фрагментами этого большого материала сегодня с вами я и поделился, рассчитывая на понимание того, почему я это сделал.

Собирайте, друзья, всё что можете о своих близких и родных.

Лучше, если вы начнёте эту работу при их жизни, когда родители, дедушки и бабушки ещё в состоянии поделиться с вами своими воспоминаниями и рассказами о своей молодости.



Домашний уголок памяти

 

Болтающимся по улицам с негосударственной символикой и нарушающим общественное спокойствие нашим молодым «барацьбітам за еўрапейскія каштоўнасці» надо бы помнить очень точное высказывание Барбары Картленд:

«Иногда приходится чем-то жертвовать ради своей страны, и жертвы эти могут пагубно отражаться на самых родных и близких вам людях».

Судьба человека — главное мерило всего, что делается в этом мире. Именно она позволяет осознать положительные и отрицательные стороны всего, что называется — наша жизнь.

Как весьма точно заметил Жан Поль: «Память — это единственный рай, из которого нас не могут выгнать».