ГОДОВЩИНА ПАКТА :: IMHOclub - Территория особых мнений

Исторические даты

Сегодня

Сергей Рижский

ГОДОВЩИНА ПАКТА

Как и зачем был подписан пакт Молотова-Риббентропа

Участники дискуссии:

7

15
Последняя реплика:

Только что

Марк Козыренко, Johans Ko, Леонид Радченко, Сергей Леонидов, Юрий Васильевич Мартинович, Рейн Урвас, Vladimir Kirsh

В сегодняшнюю годовщину предлагаю членам Клуба интересный взгляд Романа Шкленника на подписание неоднозначного, так называемого «пакта Молотова-Риббентропа».

На носу очередная годовщина пакта Молотова-Риббентропа. Во времена, когда дети не очень-то ориентируются в истории и понимают, что такое Вторая мировая война, но точно знают, что такое оккупация и пресловутый пакт. Во времена, когда громче всего про этот пакт кричат люди, которые точно не удосужились прочитать те полторы страницы и четыре пункта секретного протокола.

Считаю должным об этом поговорить. Это очень актуальная тема. Это тема сегодняшнего дня, так как это история про то, как оппортунизм отдельных людей превратился в стратегию целого региона. Плоды вот такой вот стратегии мы теперь пожинаем.

Преступный, как теперь принято говорить, пакт был заключён 23 августа 1939 года. У меня лично есть вопросы к тем политикам и историкам, которые дают такого рода оценки конкретному документу. Вопрос ведь тут даже не в самой оценке, а в последовательности, потому что, исходя из этой логики, нам всю мировую историю надо переименовать в преступную. Преступная история для пятого класса. Предлагаю начать с преступного договора между Римом и Карфагеном. Ну а далее по списку. До раздела Польши, Берлинского конгресса и Ялтинской конференции, Священный союз между европейскими державами надо переименовать в преступный. В преступники надо записать не только Гитлера и Сталина, но и Чемберлена, Деладье, ну, конечно же, Черчилля. Последние, так вообще в так называемом процентном соглашении на бумажке разделили всю Европу карандашом начертили в процентах сколько кому достанется. Бумажку он потом дал Сталину, а потом хотел сжечь. Но это Сталин сказал, что пусть останется для истории.

Про историю самого пакта мы поговорим в следующем видео. В этом видео я хочу поговорить не про сам пакт, а кому он обязан таким вниманием. Потому что это ведь без преувеличения. Если у христиан исторический процесс делится на до пришествия Христа и после на старый завет и новый, тогда в дискурсе балтийского обывателя весь исторический процесс делится на до пакта, до оккупации и после. Думаю, в таких случаях стоит обратить внимание на то, кто стоял за этим явлением Христа народу, кто и почему вознёс значение этого пакта до таких высот.

А говорят, чертовски умный мужик был Маврик Вульфсон. Он первым поднял тему оккупации и пакта Молотова-Риббентропа на советском пространстве. Было это в 1988 году на съезде латвийской интеллигенции. Это его выступление принято считать одним из катализаторов движения за независимость Латвии. Через год после этого выступления в годовщину подписания пакта состоится знаменитый Балтийский путь, в котором будут участвовать 2 миллиона людей.

А кто такой был Маврик Вульфсон? На самом деле я не удивляюсь тому, что его в последние годы уже независимой Латвии как бы потихоньку отодвигают всё дальше и дальше на вторые и даже третьи планы истории. Просто Вульфсон уже своей биографией подтверждает столь неудобную для местных элит реальность. У оппортунизма были куда более большие заслуги перед независимостью балтийских стран, чем у героизма. А это прямо противоречит установкам правящих. Хочу тут, правда, обратить внимание, что, оперируя такими терминами, как оппортунизм, я ни в коем случае не хочу осквернить саму идею независимости.

Это вообще не про это. В определённых дозах оппортунизм, он жизненно необходим в политике. Но горе наступает тогда, когда оппортунизм из инструмента превращается в долгосрочную стратегию. Вот тогда это приводит к потере принципов доверия и нестабильности. В общем, всего того, что мы теперь имеем.

Но давайте вернёмся к Маврику Вульфсону. Это человек с очень богатой биографией. Он родился в 1918 году в Москве в год, когда как раз была основана независимая Латвия. В Латвию его семья переехала в двадцать первом году в России. Тогда ещё продолжалась гражданская война. Отец Вульфсона ещё успел посидеть в тюрьме, как правый эсер. В отличие от своих родителей, Вульфсон испытывал симпатии к левым идеям. Даже при режиме Карлиса Улманиса, когда это было, ну, скажем так, опасно для здоровья. Сын Вульфсона позже будет вспоминать, что его отец в юной молодости даже в драке выбил глаз парню из профашистски настроенному парню из «Фолькс Дойче». За это его родители потом получили штраф.

В 1939 году Вульфсон заканчивает Латвийский университет, и его призывают в армию. А потом наступает 1940 год, как раз те события, которые Вульфсон в будущем будет разоблачать. По приходу советской власти он вступил в ряды коммунистической партии и, судя по всему, отважно сражался в рядах Красной армии во время Второй мировой войны. Получил орден Красной Звезды и ордена Отечественной войны. Это теперь некоторые националисты любят говорить: «О, какой он там был вояка? Он был комиссаром». То есть политруком. Это не зря, конечно, потому что Вульфсон действительно был и отличился в горячих точках. А во-вторых, не зря ведь у нацистов существовала директива «Комиссар Бефель».

Приказ о комиссарах. Простите за мой немецкий. Если коротко, она означала этих в плен не брать. Вряд ли бы такие директивы издавали о тех, кто отлёживается в окопах и чьё участие в войне ограничивается раздачей листовок. Но простим националистам их невежество, так как без неё они просто перестанут быть националистами. Такая у них тяжёлая судьба.

После войны Вульфсон — это голос партии, причём громкий и строгий. Теперь бы сказали фронтмен. Он пишет в главных газетах, он вхож в лучшие дома. Он лично знаком со всей элитой. Судя по воспоминаниям современников, умный был мужик, а главное, надёжный коммунист до мозга костей. Надёжность эта сломалась после безотказной службы на протяжении 40 лет. В мною уже упомянутом съезде латвийской интеллигенции в восемьдесят восьмом Вульфсон вдруг заговорил про пакт Молотова-Риббентропа и оккупацию.

Историки атмоды говорят, это было смело. Даже говорят о героизме. Ну а представители той же национальности, что и Вульфсон, обычно в таких случаях отвечают: «Фима, я вас умоляю». Это ведь как в том старом анекдоте. Скажите, а у вас колебания были? Да, честно признаюсь, были. Колебался вместе с партией.

Слушайте, Вульфсон ведь входил в круг приближённых людей таких товарищей, как Вилис Лацис. Лацис был и министром внутренних дел, и председателем Совета Министров. По воспоминаниям того же сына Вульфсона, они с Лацисом могли спокойно между собой обсуждать, к примеру, дела врачей и космополитов в Москве, которые в конце сороковых, в начале пятидесятых там проводились. В те времена даже в простых семьях такие дела при детях старались не обсуждать. Это ведь значит, какое доверие было между товарищами.

Первый секретарь и член политбюро Арвид Пельше не очень любил Вульфсона, но говорят, что очень ценил за остроумие и влияние. Он Вульфсона называл гидрой с девятью головами и говорил, что отсекаешь одну, на её место вырастают ещё три новых. А такое ведь не говорят про какого-то там журналиста или преподавателя истории партии. Такое говорят о людях, которые входят даже не в её шельф, а в саму властную группировку, в группу тех людей, где, как говорил великий Талейран, принято бояться первого движения души, так как оно обычно самое благородное.

Меня во всей этой истории с Вульфсоном смущает не то, что он первым зачитал эти секретные протоколы Молотова-Риббентропа и первым заговорил про оккупацию, меня смущает его раскаяние, как он слепо верил Сталину, как он поздно осознал все преступления кровавого режима. Но теперь он всё понял, и не надо ни мармелада, ни шоколада, и даже маленьких детей.

Слушайте, люди, страдающие спонтанными приступами честности, не держатся во властных группировках на протяжении 40 лет. Они не то, что оттуда вылетают, они туда не попадают. И поэтому мне всё-таки кажется, что весь этот кейс с публикацией секретных протоколов был не приступом честности, а консенсус внутри группировки власти. Причём даже не столько в Риге, сколько в Москве.

В моей голове весь этот кейс с протоколами Вульфсона очень хорошо коррелирует с историей, которую мне в своё время рассказал бывший начальник рижской милиции Виктор Бугай. Это про видных деятелей АТМ, борцов за независимость. Бугай кое-кого из них вызвал к себе в кабинет, так как те призывали к несанкционным митингам. Они, по словам Бугая, смущали народ, рассказывая о зверствах милиции, что милицейские там кого-то где-то поймали и жутко избили. Но Бугай хотел узнать, что это за милиционеры, которые так жёстко обращаются с народом. Проблему-то надо решать.

Борцы с коммунизмом и тоталитаризмом в кабинет Бугая явились в сопровождении сотрудников КГБ. Начальнику рижской милиции таким образом объяснили, кого трогать не надо. Все действия согласованы, где надо и с кем надо.

Как говорил мне один хороший товарищ, в блатном мире за такое с воров корону снимают, потому что негоже ворам за ментовской заявой стоять. Но это в блатном мире, там есть понятие. А там, где понятий нет, там люди ходят и при орденах, и при народной любви. Как пишет Михаил Хазин, народная любовь, она не самый надёжный помощник в таком деле, как установление истины. У меня есть вот это убеждение, что те самые поиски истины в будущем приведут нас к констатации факта, что озвучивание секретного протокола было продиктовано нуждами тогдашних советских элит, а его дальнейшая криминализация уже оппортунизмом новых национальных элит.

И когда я вижу заголовок подкаста латвийского радио «Маврик Вульфсон — человек, убивший Советский Союз», мне кричать хочется от боли. Вульфсон — это человек, который вбил гвоздь в гроб Советского Союза. Так нам говорят на этом подкасте. А вы уверены, что этот же гвоздь не окажется и в гробу Союза Европейского, если вы за ум не возьмётесь?

Абсолютное невежество в трактовке причин подписания этого пакта — это довольно-таки надёжный гарант того, что история повторится. Это ведь неизбежно, если вы путаете причины и следствия. Ведь пресловутый пакт — это всего лишь следствие куда более интересных процессов.