В Калининграде прошло первое заседание совместного дискуссионного клуба БФУ им. Канта и портала RuBaltic.Ru. В университете выступил директор фонда «Историческая память», научный сотрудник Института российской истории РАН и автор многочисленных книг об истории Прибалтики Александр Дюков.
 




Координатор дискуссионного клуба Александр Носович поговорил с известным историком о том, почему в Литве ставят под сомнение принадлежность Калининграда России, была ли депортация населения Восточной Пруссии после Второй мировой войны геноцидом и возможна ли германизация Калининградской области.  
 

 — Александр Решидеович, реален ли сценарий пересмотра юрисдикции Калининградской области, её принадлежности России сейчас или в обозримой перспективе?
 
— На мой взгляд, нет, потому что принадлежность Калининградской области России никем не оспаривается — ни одно государство не ставит под вопрос юрисдикцию региона. Трудно представить такое развитие ситуации, кроме, разве что, какой-нибудь неожиданной катастрофы нашей страны, при которой этот вопрос будет хотя бы официально подставлен.
 

— Это на уровне государств. Но на негосударственном уровне периодически случаются заявления о неочевидности права России на Калининградскую область. Они исходят от отдельных политиков, публицистов, публичных экспертов. Примечательно, что появляются эти заявления не из Германии и не из Польши…
 
— …а из Литвы.
 

— Да, из Литвы. С чем вы связываете интерес именно литовских деятелей к правовому статусу Калининграда?
 
— Идея «Большой Литвы», то есть Литвы, включающей в себя не только бывшие земли Российской империи, но и заселённые литовцами районы Восточной Пруссии, озвучивалась литовскими политиками ещё в межвоенный период — во времена первой Литовской Республики. Собственно, именно оттуда, только применительно уже не к немецкой Восточной Пруссии, а к российской Калининградской области, и идут такие заявления.
 
У этих заявлений нет официальной поддержки властей Литвы. Подобные вбросы совершают группы литовских праворадикалов, которые мечтают о «Великой Литве» и считают, что «Малая Литва» — Калининградская область, восточная часть которой когда-то была населена литовцами, — должна входить в состав Литвы или во всяком случае иметь какой-то обособленный от России статус в Европейском союзе, который позволил бы Литве её контролировать.




 
Деятели, которые продвигают подобные идеи, в самой Литве маргинальны. С учётом того, что численность населения Литвы и так неуклонно сокращается в результате эмиграции, последнее, о чём могут сейчас думать власти Литвы, — это расширение территории за счёт соседнего государства. Даже если бы этим государством была не Россия, а какая-нибудь совсем маленькая и слабая страна, для литовских властей сейчас более актуально думать, что делать с уже имеющимися территориями, на которых скоро не останется ни одного человека.
 
Поэтому мечтания о смене юрисдикции Калининградской области — это фантомные боли литовских националистов, которые достаточно регулярно заявляют о «Малой Литве», однако не имеют за собой хоть сколько-нибудь значимых ресурсов, чтобы от заявлений перейти к практическим действиям.
 

— Не соглашусь с вами, что за всеми этими заявлениями нет государственной политики Литвы. Вот, например, в календаре памятных дат Литовской Республики есть День памяти жертв геноцида жителей «Малой Литвы», отмечаемый 16 октября — день вступления в Кёнигсбергский край Красной армии в 1944 году. Под геноцидом Литвой понимается Восточно-Прусская операция и выселение немецкого и литовского населения из Калининградской области после войны. Соответствует ли литовская позиция исторической правде: можем ли мы говорить о депортации населения Восточной Пруссии как о геноциде?
 
— Нет, конечно. Геноцид — это международно-правовой термин; согласно конвенции ООН, под геноцидом понимаются действия, которые направлены на уничтожение какой-либо этнической группы.
 
Во-первых, депортация населения из Восточной Пруссии осуществлялась по признаку гражданства, а не национальности: выселялись бывшие граждане Третьего рейха — как немцы, так и литовцы.
 
Во-вторых, целью депортации было не уничтожение населения Восточной Пруссии, а его перемещение, которое осуществлялось по согласованию с союзниками СССР по антигитлеровской коалиции, в соответствии с решениями Ялтинской и Потсдамской мирных конференций и по аналогии с такими же депортациями немецкого населения с территории современных Чехии или Польши.
 

Говорить здесь о геноциде, мягко говоря, неуместно. Но мы должны понимать, что в Литве существует крайне специфическое понимание геноцида. В литовском Уголовном кодексе даётся расширенное определение этого явления. То, что литовское государство понимает под словом «геноцид», не соответствует международному определению геноцида, закреплённому в конвенции ООН.
 

 
В Литве в понятие геноцида включается преследование любых политических групп. Эту формулировку они добавили специально, чтобы обвинить в геноциде советские спецслужбы, боровшиеся с «лесными братьями» — националистическим подпольем, действовавшим в Литве в послевоенные годы. «Лесные братья» — политическая группа, НКВД с ними боролся — на этом основании Литва заявляет миру, что советская власть в послевоенные годы осуществляла геноцид литовцев.
 
Проблема Литвы в данном случае в том, что её Уголовный кодекс имеет юридическую силу только в самой Литве. На национальном уровне геноцидом можно назвать всё что угодно — хоть нанесение побоев. Но на международном уровне ваше понимание геноцида силы иметь не будет. Так и литовское понимание геноцида не признано нигде в мире, кроме самой Литвы. Поэтому, когда мы говорим об обвинениях в геноциде в литовских постановлениях, нужно понимать, что речь идёт не о геноциде как таковом, а о геноциде в представлении литовских властей, которое за пределами Литвы никто не воспринимает.
 




— В нашей области в последние годы ведутся очень активные дискуссии на тему германизации Калининграда. Под германизацией понимается развитие у населения ориентации на Германию и немецкую культуру, постепенное размывание у него русской идентичности с последующим формированием сепаратистских настроений. Вы можете привести примеры из истории, когда воздействие чужой культуры порождало у жителей какого-либо региона стремление выйти из состава своей страны?
 
— Всегда можно методами социальной инженерии сформировать группу людей, которая воспринимает себя как уникальную и будет использоваться в качестве сепаратистской силы. В истории подобных примеров много. Да и не только в истории, но и в современности.
 
Например, в Архангельской области определённые силы много лет пытаются создать поморский сепаратизм. При том, что население Архангельской области — пресловутые поморы — не обладает какими-то особыми отличиями от остальных русских, им упорно пытаются навязать искусственную нерусскую идентичность. Понятно, что эти попытки делаются в антигосударственных целях и с привлечением внешних сил.
 
Может ли подобное происходить здесь, в Калининградской области? Мне кажется, это не совсем тот случай, поскольку сформировать пронемецки настроенную группу людей в регионе можно, но сделать эту группу массовой возможно только при контроле над крупнейшими СМИ и всей системой образования. Всё, что происходит без привлечения этих больших машин формирования идентичности, остаётся маргинальным явлением.
 
Мне сложно представить, что школы, университеты, телеканалы, основные газеты будут работать на формирование у местного населения представления о своей отличности от России. Если вся мощь государственной машины не подключится к этим процессам, то они так и будут оставаться на периферии и затрагивать только какие-то маргинальные группы.
 
Пока машины формирования государственной идентичности России не заработают в этом направлении, этот процесс не станет центральным сюжетом для региона. Если вдруг заработают, то мы увидим относительно быстрое в исторической перспективе переформатирование регионального социума.
 




— А если это иностранные машины формирования идентичности? Могут они повлиять на российскую идентичность жителей Калининградской области? У нас ведь говорят о немецком влиянии.
 
— Иностранные структуры не могут носить по-настоящему масштабного характера, заниматься масштабной работой с молодёжью — студентами, школьниками. Базовые вещи закладываются на другом уровне. Может быть работа с лидерами мнений, с местной интеллигенцией, но в обозримой перспективе эта работа на ситуацию не влияет. Быстрых изменений такой работой добиться невозможно.
 

— То есть германизировать Калининградскую область может только российское государство, если вдруг поставит перед собой такую задачу?
 
— Государство или какая-либо негосударственная группа, которой государство передаст контроль над школами, вузами, телевидением и другими машинами по формированию идентичности. Именно при задействовании этих механизмов в течение 15—20 лет происходит массовое изменение идентичности — мы можем прямо сейчас наблюдать это на Украине.
 
Если Россия поставит задачу изменить российскую идентичность жителей Калининградской области, то через 15—20 лет мы увидим это здесь. Я не представляю, какая государственная катастрофа должна случиться в Москве, чтобы это произошло. Вы можете представить, чтобы Россия поставила перед собой задачу убедить жителей Калининградской области, что они не россияне, не русские? Я тоже не могу.