На дворе стоял сентябрь 1982 года. Маргарет Тэтчер, окрыленная победой в Фолклендской войне, прибыла в Пекин, где намеревалась отстоять Гонконг — еще один осколок превратившейся в огрызок Британской империи.

Однако 24 сентября в здании Дома народных собраний, построенного в 1959 году к 10-летию провозглашения КНР, колониальная ностальгия «железной леди» натолкнулась на серьезный отпор маленького полутораметрового человечка по имени Дэн Сяопин.

В 1997 году истекал 99-летний срок аренды Гонконга, но Тэтчер не горела желанием возвращать Поднебесной ее законную территорию и заявляла китайской стороне, что это событие может возыметь «катастрофический эффект».

Дэн с юмором парировал: «Мы должны смело встретить эту катастрофу и принять надлежащие меры». После чего он уже более серьезным тоном добавил, что Народно-освободительная армия Китая может «освободить» Сянган (так называют Гонконг в континентальном Китае) в течение двух часов.

Тэтчер была в шоке от напористости этого коротышки. Мало того что Дэн позволял себе вести беседу в покровительственном тоне, так вдобавок ко всему постоянно курил, кашлял и, следуя крестьянской привычке, сплевывал в стоящую у его ног плевательницу.

Для чопорной англичанки это было уже слишком. Госпожа премьер-министр настолько разнервничалась, что, выходя из Дома народных собраний, споткнулась и упала на виду у телекамер.





На следующее утро первые полосы многих газет Туманного Альбиона украшали емкие заголовки вроде «Падение Британской империи». Что ж, в проницательности британским газетчикам не откажешь.

 
Год 1839-й явил миру одну из самых позорных страниц в истории колониализма — Первую опиумную войну.

В описываемый период Китай представлял собой полуфеодальное государство, население которого жило в замкнутом патриархальном обществе. Несмотря на то, что еще во времена Вольтера в Европе была мода на китайский фарфор и различные безделушки «в китайском стиле», сама Поднебесная оставалась для европейцев Terra Incognita.

Единственным на территории Срединного царства портом, куда имели постоянный доступ европейские путешественники, купцы и дипломаты, был Кантон (нынешний Гуанчжоу). Впрочем, в сам город их не пускали, поэтому «заморские дьяволы» вынуждены были основывать свои фактории неподалеку.

Ловкие дельцы из Британской Ост-Индской компании быстро смекнули, что доверчивым подданным Сына Неба можно продавать бенгальский опиум.

И действительно, оказалось, что китайцы и впрямь готовы были платить за отраву чистым серебром. В итоге довольно скоро Китай стал представлять собой один большой наркопритон. Когда в 1834 году Ост-Индская компания лишилась монополии на торговлю опиумом, ситуация лишь ухудшилась, поскольку в дело вошли «частные предприниматели», рассекавшие с контрабанным грузом по Индийскому океану на новеньких клиперах.

Дошло до того, что в 1835 году опиум составлял 75% всего импорта Китая. Огромное число китайцев превратились в самых настоящих наркоманов. При этом сами британские спекулянты не стеснялись заявлять, что таким образом делают большую услугу правящей маньчжурской династии, т.к. наркотик «умиротворяет» жителей Поднебесной.






Когда к опиуму пристрастились дворцовые евнухи и целые подразделения «восьмизнаменной» армии, император Даогуан забил тревогу. По его поручению в Кантон прибыл чиновник Линь Цзэсюй, который должен был раз и навсегда покончить с наркотрафиком.

В городе сразу же начались массовые казни наркоманов, а англичан и американцев, тоже приложивших руку к наркоторговле, Линь заставил сдать всю «иностранную грязь» — 19 000 ящиков и 2000 тюков с опиумом, которые мгновенно были уничтожены.

Вдобавок ко всему в декабре 1839 император объявил Китай «закрытым» для всех английский коммерсантов. В Лондоне эту акцию восприняли не столько как национально оскорбление, сколько как удачно подвернувшийся повод для войны.

К берегам Китая была отправлена целая эскадра во главе с чудом тогдашней техники — огромным колесным пароходом «Немезида», названным в честь греческой богини возмездия. Увы, китайцы не смогли противопоставить этому монстру ничего, кроме магических заклинаний, мушкетов и обезьян, к спинам которых были привязаны фейерверки.

Помимо мощного флота, британцы отправили на штурм Поднебесной экспедиционный корпус, который и решил исход войны.






По результатам подписанного в 1842 году Нанкинского мирного договора англичане получили привилегии в ряде китайских портов, огромную контрибуцию и, что самое унизительное для Китая, 2 миллиона фунтов в качестве компенсации за уничтоженный Линь Цзэсюем опиум.

Помимо этого, Британская империя урвала себе небольшой остров Гонконг. Изначально в Лондоне воротили нос и не знали, что делать с этими голыми скалами, однако вскоре стали заметны те выгоды, которые можно извлечь из его географического положения.

Спустя некоторое время остров превратился в мощную военно-морскую базу и один из столпов британского владычества в Азии. На пустом месте вырастали жилые дома, казино, бордели и сказочные дворцы. Город быстро рос и развивался, но строилось это благополучие на наркоторговле.

Не случайно же первым каменным зданием в Гонконге стал склад опиума. Как когда-то Ливерпуль обогатился за счет того, что был важным перевалочным пунктом на пути перевозки рабов из Африки в Северную Америку, так и Гонконг утопал в роскоши исключительно благодаря контрабанде наркотиков.


В то время Гонконг считался своего рода командным пунктом, откуда всесильная Британская империя пыталась диктовать свою волю Китаю.

Подобное положение дел сохранялось вплоть до окончания Второй опиумной войны (1856—1860 гг.), начавшейся из-за того, что власти Кантона захватили принадлежавшую Британии джонку с опиумом и арестовали всю ее китайскую команду.

По старой проверенной схеме королева Виктория и французский император Наполеон III отправили в Поднебесную экспедиционный корпус, который «прославился» убийствами и грабежами. Склоняясь под тяжелым «бременем белого человека», европейцы заставляли кланяться и китайцев, которым пришлось пережить массу унижений.

Апогеем всей этой вакханалии стало разграбление летней резиденции китайских императоров, когда озверевшие колонизаторы не побрезговали даже священными для маньчжурской династии пекинесами.

От полномасштабной оккупации Китай тогда спасло лишь то, что англичанам пришлось послать значительную часть своих войск на подавление вспыхнувшего в Индии восстания сипаев.

«Заморские дьяволы» на время отступили, однако о жестокости европейцев китайцам напоминал гигантский погребальный костер в предместьях Пекина, на котором целую неделю сжигали трупы жертв дикой резни.


Одним из итогов Второй опиумной войны стал перенос «центра колониальной тяжести» из Гонконга в Шанхай, которому, в свою очередь, при прямом участии англичан суждено было стать «шлюхой Востока».

Гонконг же постепенно превращался в место фешенебельного отдыха для европейских любителей экзотики.

Присылаемые из метрополии чиновники немало сделали для того, чтобы превратить остров в своеобразную витрину колониализма. Здесь была построена первая в Азии железная дорога, на пустом месте возникали яхт-клубы, ипподромы и поля для гольфа. Изнеженные гонконгские губернаторы, которых в Англии именовали «дамочками», устраивали великолепные балы и путешествовали по шумным улицам города в украшенных золотом паланкинах.

Впрочем, многочисленные развлечения европейцев были недоступны китайцам, специально для которых был установлен комендантский час и издан ряд дискриминационных законов, в том числе и введение паспортизации.

Пока британцы веселились в своих построенных в стиле неоклассицизма особняках, несколько сот тысяч китайцев ютились в лачугах вместе со скотом.






Одним из самых характерных случаев отношения британцев к местным жителям является скандал, вызванный эксцентричным поведением присланного в 1877 году в Гонконг губернатора Джона Поуп-Хеннесси.

Несмотря на то, что высокопоставленный чиновник отменил телесные наказания и выступал против сегрегации, он попытался принести на вверенную ему территорию свои довольно странные привычки.

Дело в том, что этот достопочтимый джентльмен, имя которого ныне носит одна из старейших улиц Гонконга, испытывал неприязнь к ватерклозетам, а посему всячески противился строительству канализации. В результате в городе разразились эпидемии холеры и чумы.

Однако прибывший в Гонконг для расследования чиновник из Министерства здравоохранения, которому Поуп-Хеннесси любезно предоставил двух своих китайских наложниц, взял сторону губернатора и заявил, что это не китайцы заразились чумой от крыс, а наоборот.

Этот и многие другие подобные эпизоды не могли вызывать у китайцев ничего, кроме ненависти к иностранцам.

 
В 1898 году британцы «в целях усиления обороноспособности военно-морской базы» в ультимативной форме потребовали у китайского правительства передать под свою юрисдикцию прилегающие к Гонконгу мелкие острова.

Китаю, еще больше ослабленному недавней неудачной войной с Японией, не оставалось ничего иного, кроме как подчиниться.

Впрочем, был один небольшой нюанс. В конце XIX века крупнейшие европейские державы договорились между собой о том, что не будут рвать на куски Поднебесную, поэтому очередной захват был проведен под видом аренды на 99 лет. Понятное дело, что в самой Британской империи в то время никто и не думал о том, что когда-нибудь придется возвращать эти земли, получившие название «Новых территорий» законному владельцу.

Справедливости ради стоит сказать, что Британия была не единственным и даже не первым подобным «арендатором» китайских земель. В 1897 году Германия точно таким же образом получила Циндао, а в 1898 году и Россия навязала Китаю неравноправный договор об аренде Дальнего (Даляня) и Порт-Артура (Люйшуня).

В общем, говоря словами Ленина, европейцы «принялись обкрадывать Китай, как крадут с мертвеца».

Подобная беспардонность «заморских дьяволов» привела к так называемому «Боксерскому восстанию», полыхнувшему в 1899 году. Непокорных «туземцев» пришлось усмирять всем «цивилизованным» миром.






В начале XX века Британский Гонконг был разбросан на территории более 260 мелких «островов стабильности».

Пока континентальный Китай сотрясался от Синьхайской революции (1911 год) и последовавших затем гражданских войн, гонконгские дельцы обогащались за счет поставок оружия воюющим сторонам и традиционной торговли наркотиками.

Несмотря на то, что колониальная администрация к этому времени уже отменила оскорбительную паспортизацию и даже ввела трудовое законодательство, это не помогло остудить пыл китайцев, патриотические чувства которых резко обострились на фоне социальных катаклизмов.

В середине 1920-х годов по Гонконгу прокатилась волна мощных забастовок, в которых участвовали около 200 тысяч человек. Именно этот город стал наряду с Шанхаем важнейшим связным центром зародившегося коммунистического подполья, с которым британцы пытались бороться самыми жестокими методами.

Самое смешное, что в 20-е — 30-е годы Гонконг был головной болью не столько коммунистов, сколько националистов во главе с Чан Кайши. Для лидера Гоминьдана, любившего рассказывать иностранным журналистам о том, как он покончил с торговлей опиума в Китае, именно наркоторговля являлась одним из основных источников пополнения государственной казны.

Созданные по указанию Чан Кайши структуры, направленные на борьбу с торговлей опиумом, сами руководили этим прибыльным бизнесом, поэтому гонконгские контрабандисты оставляли Гоминьдан без части доходов.


Гражданская война в Китае между коммунистами и Гоминьданом привела к тому, что в Гонконг хлынули массы беженцев, как правило, самых образованных, которые благодаря своим знаниям и навыкам стали превращать Гонконг в филиал «капиталистического рая» на Востоке.





Однако планомерному развитию колонии помешала Вторая Мировая война и японская оккупация. Мировая бойня показала, что Британская империя трещит по швам, и Рузвельт, испытывавший непонятную ни современникам, ни нынешним историкам симпатию к Чан Кайши, вынудил Великобританию подписать в 1943 году соглашение с Китаем, согласно которому после войны на территории Поднебесной будут отменены все экстерриториальные концессии.

В данном случае имелись в виду лишь открытые порты, однако Чан Кайши надеялся и на возвращение Гонконга.

Первое время британцы склонялись к тому, чтобы передать Китаю «Новые территории», но этому резко воспротивился Черчилль. Поэтому вплоть до победы китайских коммунистов в гражданской войне в 1949 году вопрос о Гонконге внешне оставался открытым, но в условиях начавшейся «холодной войны» британцы лишь развели руками.

  «Холодная война» вернула к жизни старый гонконгский способ сколачивания капитала — контрабанду. После того как ООН наложила на КНР торговое эмбарго, именно через Гонконг в Китай стали нелегально поставляться огромные партии стратегических материалов.

То же самое происходило и в обратном направлении. К середине 1950-х годов почти половина всего китайского экспорта проходила через руки гонконгских спекулянтов.

Прикрыла этот бурный поток лишь антикоммунистическая истерика американцев, потребовавших от Великобритании пресечь контрабандную торговлю.

Это стимулировало гонконгцев к развитию собственного производства, основу которого составляла текстильная промышленность. Кроме того, по всему Гонконгу стали возникать многочисленные маленькие частные фабрики, специализировавшиеся на выпуске разного ширпотреба вроде игрушек, дешевой электроники, различных пластиковых изделий и т.д.

Темпы роста гонконгской экономики, наслаждавшейся практически полным отсутствием налогообложения, были действительно впечатляющими. Если в самом начале 1960-х доля товаров собственного производства в гонконгском экспорте составляла 10%, то за полтора десятка лет эта цифра увеличилась до 70%.






Улучшение уровня жизни в колонии было особенно важным для Великобритании, растерявшей весь свой престиж на Западе, но все еще пользующейся уважением на Востоке. При этом британцы управляли Гонконгом все теми же методами, что и сто лет назад.

Несмотря на то, что постепенно происходило улучшение уровня жизни местных жителей, китайцев все так же не допускали к руководящим должностям. По указанию властей закрывались газеты и журналы, критиковавшие колонизаторов, запрещались фильмы и книги. Особенно жестко власти действовали при разгоне митингов.

О том, что с демократией в Гонконге было не все в порядке, свидетельствует тот факт, что первые «настоящие» выборы в Законодательный совет состоялись здесь лишь в 1985 году. И то это вызвало возмущение местных капиталистов.

Впрочем, как справедливо заметил отец сингапурского «экономического чуда» Ли Куан Ю, «люди в Гонконге полагались не на правительство, а на себя и на свои семьи».


В Пекине, между тем, никогда не забывали о том, что у англичан есть один должок перед Китаем.

Впрочем, КНР, которой пришлось пережить «большой скачок» и «культурную революцию», было не до Гонконга. Мао, конечно, время от времени заводил разговоры о «Новых территориях», но предпочитал выжидать, полагая, что Сянган должен созреть и сам упасть в руки.

К тому же после разрыва отношений с СССР «Великий кормчий» опасался идти на открытый конфликт с капиталистами. Это только на публике он любил рассуждать «о пользе ядерной войны для дела социализма», на деле же Мао зачастую проявлял чудеса прагматизма. Тем не менее, на смертном одре он завещал своим преемникам решить гонконгскую проблему в пользу Китая.

Преемником стал Дэн Сяопин, которому после смерти Мао удалось устранить других конкурентов в борьбе за власть и стать новым «вождем». В 1979 году он выдвинул концепцию «Одна страна, две системы», согласно которой в будущем Китай должен стать единым государством, но такие территории, как Макао, Гонконг и Тайвань смогут иметь собственную политическую и экономическую системы.


С этого момента китайская сторона стала давить на Лондон, который, по большому счету, был уже морально готов к капитуляции.

Одна лишь Тэтчер яростно сопротивлялась и пыталась сделать мертвой Британской империи искусственное дыхание. В 1982 году она, практически не колеблясь, отправила британских солдат умирать ради никому не нужных Фолклендских островов.

«Железная леди» всерьез полагала, что сможет удержать силой и Гонконг, однако ей быстро объяснили, что Китай — это все-таки не Аргентина. В итоге, в сентябре того же года она отправилась в Пекин на встречу с Дэн Сяопином в довольно подавленном настроении.

О том, как прошло это рандеву, мы уже знаем.

 
Тэтчер, упавшая на четвереньки перед Домом народных собраний, была вне себя от злости, однако что она могла сделать? Не прошло и 10 лет со смерти Мао Цзэдуна, а КНР уже было не узнать. Под влиянием реформ, проводимых Дэн Сяопином и Чжао Цзыяном, Китай стал превращаться в великую державу, с которой нужно считаться.

Великобритании попросту нечего было противопоставить проснувшемуся дракону.

В 1984 году Тэтчер вновь прилетела в Пекин. На этот раз для того, чтобы поставить свою подпись под «Совместной китайско-британской декларацией по вопросу о Сянгане». Согласно этому документу 1 июля 1997 года должен был «возобновиться суверенитет КНР над Сянганом».

Кроме того, Пекин давал гарантии, что на протяжении 50 лет после 1997 года Гонконг будет сохранять существующую «капиталистическую» систему и свои законы, валюту, налоги и образовательную систему. Исключение должны составить лишь вопросы обороны и внешней политики.

На вопрос Тэтчер, почему был озвучен срок именно в 50 лет, рассудительный Дэн ответил, что за это время Китай должен достигнуть экономического уровня ведущих стран.






Что характерно, самих жителей Гонконга никто не спрашивал о том, где они хотят жить. Хотя по данным социологических опросов около 70% гонконгцев радостно восприняли весть о воссоединении с Китаем.

Сильное недовольство высказали лишь многочисленные китайские диссиденты, нашедшие себе пристанище в Гонконге. Однако после событий на площади Тяньаньмэнь в 1989 году число гонконгских скептиков резко увеличилось.

Жестокий разгон протестующих в Пекине особенно разозлил Маргарет Тэтчер, которая под впечатлением от этих событий разрешила 50 тысячам гонконгских предпринимателей переехать на постоянное место жительство в Великобританию.

Дэн был в бешенстве, он заявил, что «эта вонючая женщина» желает вывезти из Гонконга весь капитал перед тем, как англичане навсегда покинут его.

Для того чтобы остановить исход гонконгских бизнесменов, пекинское правительство приняло в 1990 году «Основной закон КНР об особом административном районе Сянган», согласно которому Гонконг после воссоединения с материком получал право оставлять на собственные нужды все свои доходы и освобождался от уплаты налогов в «общекитайскую» казну.


Напоследок англичане решили пойти еще на один очень неприятный для официального Пекина шаг.

В начале 1990-х годов с подачи чиновников из Соединенного Королевства в Гонконге начался процесс демократизации. Последний британский губернатор колонии Крис Паттен реформировал процедуру выборов в Законодательный совет Гонконга и организовал шумную кампанию за укрепление прав человека.

В Поднебесной решили, что таким образом британцы хотят подложить под Китай «демократическую бомбу». Лидеры КНР полагали, что на строительство демократии в Сянгане история отпустила Соединенному Королевству полтора века и теперь уже поздно что-либо менять.

В итоге все кончилось тем, что под нажимом из метрополии Паттен вынужден был не только отменить часть своих прежних распоряжений, но и запретить создание в Гонконге Комиссии по правам человека.

Руководители КПК и ушедший на почетную пенсию Дэн Сяопин ликовали. Дэн мечтал своими глазами увидеть, как Гонконг возвращается домой, однако не дожил буквально считанные месяцы до этого момента.

 
Занавес над Британской империей стал опускаться 30 июня 1997 года. В этот день жители Гонконга стали свидетелями грандиозного спектакля. По всему городу гремели оркестры, проходили парады и громыхали салюты. Уличные торговцы продавали футболки с изображением Елизаветы II, одетой во всем известный «френч Мао», и баллончики с освежителем воздуха, на которых красовалась надпись «Остатки империи».

В это время в Пекине на площади Тяньаньмэнь перед гигантским электронным табло, отсчитывавшем часы и минуты до исторического события, собралось около ста тысяч человек.

Большинство же остальных пекинцев примкнули к экранам телевизоров и в прямом эфире наблюдали, как ровно в полночь вместо «Юнион Джека» над Гонконгом взвились флаги КНР и Специального административного района Гонконг.

После этого сотрудники колониальной администрации и прибывший сюда в качестве представителя британской короны принц Чарльз под звуки бравурных военных маршей поднялись по трапу королевской яхты, которая должна была увезти их в Соединенное Королевство.

Есть что-то символичное в том, что судно, долгие годы являвшееся любимой игрушкой Виндзоров, называлось «Британия» и это было его последнее плавание.


Утром 1 июля 1997 года британская пресса устроила поминальный плач по своей империи, а проснувшиеся в «одной стране с двумя системами» гонконгцы так и не почувствовали особой разницы между своим прошлым и нынешним положением.





Потом, конечно, будет еще азиатский экономический кризис, разразившийся в декабре 1997 года, будет вспышка птичьего гриппа, из-за которой придется пустить под нож полтора миллиона кур, будет «красный прилив», уничтоживший значительную часть местной рыбы, будет эпидемия атипичный пневмонии.

Все это в определенной степени подорвет благосостояние гонконгцев, усилит их апокалиптическое восприятие воссоединения с КНР и выльется в итоге в так называемую «Революцию зонтиков». Но это уже тема для отдельного разговора.