КЛУБ ПУТЕШЕСТВЕННИКОВ
30.01.2022
Олег Озернов
Инженер-писатель
Заметки о кругосветке
Бали (Индонезия)
-
Участники дискуссии:
1877 -
Последняя реплика:
больше месяца назад
Дарья Юрьевна,
Лилия Орлова,
Владимир Бычковский,
Леонид Соколов,
Александр Кузьмин,
Марк Козыренко,
Ольга Шапаровская,
Илья Нелов (из Тель-Авива),
Олег Озернов,
Сергей Леонидов,
Vladimir Kirsh,
Юрий Васильевич Мартинович,
Элла Журавлёва,
Rita Dorofeeva,
Антон Смулько,
Иван Киплинг,
Александр Гильман,
Андрей Хабаров
Мой Бали моложе современного лет на сорок с лишним. Без отелей, толп праздничных людей, столов на берегу. Помню берег без утёсов, низкий, сплошь заросший пальмами, с редкими, проступающими в кронах, загадочной формы крышами каких-то строений.
Остров в океане... Попадая в такие экзотические места, человек из сегодняшнего мира Оруэлла — "1984" становится умным ребёнком. Если душа его не переполнена "чернилами" до краёв, он впадает в эйфорию бесконечности мира и удивительное ощущения себя в этом мире, возвращается в забытое начало.
Сам не раз испытывал эти чувства, бывая в таких местах. Это не романтика. Это обнажение сути начальной человеческой чистоты. Там хочется сбросить одежды и слиться с истинной чистотой и первозданностью.
Наш "Леонид Собинов" за отсутствием порта стоял на якоре в миле-двух от острова. Пассажиров — англичан возили на берег мотоботами. Я на боте при дизеле. Океан был тих, как лесное озеро. Пассажиры не галдели, как обычно, замерли широко открытыми глазами в неизведанном. Даже второй помоха капитана (имени не помню), записной болтун и хохотун, затих и ушёл в себя, продолжая привычными руками вращать штурвал. Стучащий в этой тиши дизель, растерянно мешал покою мира вокруг.
Миля до берега плавно растворилась в празднике единения с природой.
Остров встретил нас не берегом, но лесом свай, торчащих на 4-5 метров над водой. Бывшие деревья, пересаженные в океан, держали на себе целый посёлок из пальмовых домиков. Все домики одинаковые. Очевидно, здесь люди уже достигли апогея равенства и братства.
Старшие вершили деревенскую жизнь, принимали, отправляли в море рыбацкие лодчонки, мелкие, даже в сравнении с нашим мотоботом на сто двадцать пассажиров. На их фоне он выглядел, чуть не лайнером. Смуглые, стройные женщины стирали бельё на низких сходнях, готовили на огне пищу, кормили грудных младенцев. Особого любопытства к нам не проявляли, за привычностью к заморским гостям-ротозеям бездельным. Детёныши этих людей сидели, свесив ноги, на кромке бревенчатого настила, и махали нам ручками, приглашая в своё равенство. Дымов из домов видно не было. Жаровни очагов над водой почти не дымили.
Защёлкавшие фотоаппараты, зажужжавшие камеры, вернули меня в «цивилизацию». Включилось рацио, сразу вызывающее вопрос, о выживаемости свайной конструкции при, допустим, сильном океанском шторме. Берег, огибающий деревню, защищал её от океана только с одной стороны. Оптимизм, живущих здесь сотни лет аборигенов подсказал, что с другой стороны океан на них серьёзно не наезжает. Их отвага в разряде повседневности внушала искреннее уважение. Устаканился в мыслях тем, что устройство таких поселений всегда велось с учётом векового опыта предков, знающих толк в направлении ветров, прихотях океана.
Причалили.
Наверное, так будут встречать землян, где-нибудь на планете из созвездия Кассиопеи.
Две шеренги изумительно неземных женщин в жёлто-оранжевых одеждах образовали длинный коридор от причала до большой площадки на верхнем свайном настиле. В руках, каждая держала большое блюдо из пальмовых листьев, заполненное горкой лепестками незнакомых мне бело-розовых цветов.
В конце коридора нимф, сбоку расположился оркестр. Костлявое слово какое-то «оркестр». Нет, здесь оно не к месту. Не придумали этому ещё названия. Это были пятнадцать маленьких Будд, в того же цвета просторных одеждах, сидящих в позе лотоса. Между колен каждого лежал, незнакомый мне дотоле инструмент, издающий неслыханные мною звуки. Что-то похожее на гусли, бандуры, ксилофоны. У некоторых в руках – дудочки, рожки, у других «звуки ветра».
Мелодию, издаваемую этим оранжево – жёлтым облаком, мне описать не под силу. Наверное, так звучит Вселенский покой.
Было немного пасмурно, и на фоне тёмных строений, эти яркие пятна спустившиеся с небес, эти звуки, этот океан вокруг, это лёгкое покачивание мотобота гипнотизировали совершенно. Здравствуй, нирвана!
Я давно заглушил двигатель, и стоял, всеми чакрами впитывая эту нирвану, прану, и дивный океанский воздух, приправленный лёгкой смесью ароматов пальмового леса и чужой, экзотической, деревенской жизни, еды, растений. Да, местами на том гигантском настиле возле домов росли экзотические растения разной зелёности, некоторые из них, усыпанные яркими цветами, белыми и жёлтыми. Откуда росли с мотобота было не видать. Вся картина настолько яркая и необычная для европца, что даже нет необходимости напрягать память для её оживления. Сказал «Бали», и вся она на ладони, кончике пера.
Пассажиры двинулись на выход.
Два матроса подавали им руки, помогая балансировать на короткой сходенке между мотоботом и причалом, и господа направлялись ко входу в райский коридор. В том пути, и на всём протяжении коридора между рядами строений на седые, и не очень, «просвещённые» головы европейцев сыпались лепестки целомудрия и невинности працивилизации. Звуки вечности смывали с них запах «Marlboro», «Clima» и прочей сытости. Лица некоторых растерянно разбегались по уголкам нереальности происходящего. Другие, как мне казалось, будто стыдились неуместности и одиозности своих фарфоровых улыбок, так мне читалось на остатках тех лиц. Всё это напротив белоснежным, чуть застенчивым, искренне гостеприимным улыбкам местных инопланетян, сияющих откровенным вызовом «Колгейту», всем достижениям мировой стоматологии.
Вспомнив себя, и дабы не отстать от очереди за дарами судьбы, пристроился за процессией. Когда ещё меня, советского моряка неземные женщины искупают лепестками цветов?! На комсомольском собрании? Или при вручении 50-ти рэ за очередное рацпредложение?
Пошёл.
Это того стоило. На меня лепестков хватило, хотя богини их не экономили.
С прикосновением дождя лепестков цветов к лицу может сравниться только прикосновение матери или любимой.
Дошёл до конца коридора. Постоял возле будд-музыкантов. Туристов повели толпишкой куда-то за домики зарабатывать прибыли концерну «BASF», а музыканты всё продолжали своё волшебство.
Причал, усыпанный лепестками цветов, опустел. Встречающие женщины стали тихо растворяться в пространстве. Очевидно, им было пора на небо за очередной порцией лепестков. На подходе неподалёку уже жужжал второй мотобот с очередной порцией, прибывших на чистку души «циви́лов». Перед вылетом на небо некоторые из женщин робко подходили ко мне, и чуть дотрагивались до моей руки, что-то шепча. Затем молельно складывали ладошки, как в индийском танце, и дарили лёгкий поклон. Странно, но только много позже осознал, что такое происходило со мной одним из всех гостей. Не иначе, по моим, тонущим в сказке глазам, в моём поведении они различили созвучие с духом их острова. Потом, тихо проходя мимо, посылали вьюноше улыбку.
Нужно ли говорить о том, что чистота и непосредственность этих улыбок затмевала Солнце?
Так улыбаются только младенцы и Мадонны с великих картин.
А может, они так радовались моей молодости, одетой в безукоризненную, тропическую, морскую форму с золотыми погончиками? А может, благословляли на долгую жизнь ту частицу себя, своей энергетики, которую подарили мне на все отпущенные годы. Огромный простор светлым допущениям. До сих седых пор играюсь ими.
— Пора, трогаем! – донеслось с причала,
— Обед скоро, а нам ещё пару ходок сделать надо! – Это помо́ха объявился.
Сказки длинными не бывают.
Не знаю. Можно ли сказать, что был на Бали? Увольнения на берег в тот заход экипажу не давали. Но то, что он во мне навсегда – это точно. Хватило до бесконечности.
Будут время и случай, наведаюсь к «старику» ещё раз.
Остров в океане... Попадая в такие экзотические места, человек из сегодняшнего мира Оруэлла — "1984" становится умным ребёнком. Если душа его не переполнена "чернилами" до краёв, он впадает в эйфорию бесконечности мира и удивительное ощущения себя в этом мире, возвращается в забытое начало.
Сам не раз испытывал эти чувства, бывая в таких местах. Это не романтика. Это обнажение сути начальной человеческой чистоты. Там хочется сбросить одежды и слиться с истинной чистотой и первозданностью.
Наш "Леонид Собинов" за отсутствием порта стоял на якоре в миле-двух от острова. Пассажиров — англичан возили на берег мотоботами. Я на боте при дизеле. Океан был тих, как лесное озеро. Пассажиры не галдели, как обычно, замерли широко открытыми глазами в неизведанном. Даже второй помоха капитана (имени не помню), записной болтун и хохотун, затих и ушёл в себя, продолжая привычными руками вращать штурвал. Стучащий в этой тиши дизель, растерянно мешал покою мира вокруг.
Миля до берега плавно растворилась в празднике единения с природой.
Остров встретил нас не берегом, но лесом свай, торчащих на 4-5 метров над водой. Бывшие деревья, пересаженные в океан, держали на себе целый посёлок из пальмовых домиков. Все домики одинаковые. Очевидно, здесь люди уже достигли апогея равенства и братства.
Старшие вершили деревенскую жизнь, принимали, отправляли в море рыбацкие лодчонки, мелкие, даже в сравнении с нашим мотоботом на сто двадцать пассажиров. На их фоне он выглядел, чуть не лайнером. Смуглые, стройные женщины стирали бельё на низких сходнях, готовили на огне пищу, кормили грудных младенцев. Особого любопытства к нам не проявляли, за привычностью к заморским гостям-ротозеям бездельным. Детёныши этих людей сидели, свесив ноги, на кромке бревенчатого настила, и махали нам ручками, приглашая в своё равенство. Дымов из домов видно не было. Жаровни очагов над водой почти не дымили.
Защёлкавшие фотоаппараты, зажужжавшие камеры, вернули меня в «цивилизацию». Включилось рацио, сразу вызывающее вопрос, о выживаемости свайной конструкции при, допустим, сильном океанском шторме. Берег, огибающий деревню, защищал её от океана только с одной стороны. Оптимизм, живущих здесь сотни лет аборигенов подсказал, что с другой стороны океан на них серьёзно не наезжает. Их отвага в разряде повседневности внушала искреннее уважение. Устаканился в мыслях тем, что устройство таких поселений всегда велось с учётом векового опыта предков, знающих толк в направлении ветров, прихотях океана.
Причалили.
Наверное, так будут встречать землян, где-нибудь на планете из созвездия Кассиопеи.
Две шеренги изумительно неземных женщин в жёлто-оранжевых одеждах образовали длинный коридор от причала до большой площадки на верхнем свайном настиле. В руках, каждая держала большое блюдо из пальмовых листьев, заполненное горкой лепестками незнакомых мне бело-розовых цветов.
В конце коридора нимф, сбоку расположился оркестр. Костлявое слово какое-то «оркестр». Нет, здесь оно не к месту. Не придумали этому ещё названия. Это были пятнадцать маленьких Будд, в того же цвета просторных одеждах, сидящих в позе лотоса. Между колен каждого лежал, незнакомый мне дотоле инструмент, издающий неслыханные мною звуки. Что-то похожее на гусли, бандуры, ксилофоны. У некоторых в руках – дудочки, рожки, у других «звуки ветра».
Мелодию, издаваемую этим оранжево – жёлтым облаком, мне описать не под силу. Наверное, так звучит Вселенский покой.
Было немного пасмурно, и на фоне тёмных строений, эти яркие пятна спустившиеся с небес, эти звуки, этот океан вокруг, это лёгкое покачивание мотобота гипнотизировали совершенно. Здравствуй, нирвана!
Я давно заглушил двигатель, и стоял, всеми чакрами впитывая эту нирвану, прану, и дивный океанский воздух, приправленный лёгкой смесью ароматов пальмового леса и чужой, экзотической, деревенской жизни, еды, растений. Да, местами на том гигантском настиле возле домов росли экзотические растения разной зелёности, некоторые из них, усыпанные яркими цветами, белыми и жёлтыми. Откуда росли с мотобота было не видать. Вся картина настолько яркая и необычная для европца, что даже нет необходимости напрягать память для её оживления. Сказал «Бали», и вся она на ладони, кончике пера.
Пассажиры двинулись на выход.
Два матроса подавали им руки, помогая балансировать на короткой сходенке между мотоботом и причалом, и господа направлялись ко входу в райский коридор. В том пути, и на всём протяжении коридора между рядами строений на седые, и не очень, «просвещённые» головы европейцев сыпались лепестки целомудрия и невинности працивилизации. Звуки вечности смывали с них запах «Marlboro», «Clima» и прочей сытости. Лица некоторых растерянно разбегались по уголкам нереальности происходящего. Другие, как мне казалось, будто стыдились неуместности и одиозности своих фарфоровых улыбок, так мне читалось на остатках тех лиц. Всё это напротив белоснежным, чуть застенчивым, искренне гостеприимным улыбкам местных инопланетян, сияющих откровенным вызовом «Колгейту», всем достижениям мировой стоматологии.
Вспомнив себя, и дабы не отстать от очереди за дарами судьбы, пристроился за процессией. Когда ещё меня, советского моряка неземные женщины искупают лепестками цветов?! На комсомольском собрании? Или при вручении 50-ти рэ за очередное рацпредложение?
Пошёл.
Это того стоило. На меня лепестков хватило, хотя богини их не экономили.
С прикосновением дождя лепестков цветов к лицу может сравниться только прикосновение матери или любимой.
Дошёл до конца коридора. Постоял возле будд-музыкантов. Туристов повели толпишкой куда-то за домики зарабатывать прибыли концерну «BASF», а музыканты всё продолжали своё волшебство.
Причал, усыпанный лепестками цветов, опустел. Встречающие женщины стали тихо растворяться в пространстве. Очевидно, им было пора на небо за очередной порцией лепестков. На подходе неподалёку уже жужжал второй мотобот с очередной порцией, прибывших на чистку души «циви́лов». Перед вылетом на небо некоторые из женщин робко подходили ко мне, и чуть дотрагивались до моей руки, что-то шепча. Затем молельно складывали ладошки, как в индийском танце, и дарили лёгкий поклон. Странно, но только много позже осознал, что такое происходило со мной одним из всех гостей. Не иначе, по моим, тонущим в сказке глазам, в моём поведении они различили созвучие с духом их острова. Потом, тихо проходя мимо, посылали вьюноше улыбку.
Нужно ли говорить о том, что чистота и непосредственность этих улыбок затмевала Солнце?
Так улыбаются только младенцы и Мадонны с великих картин.
А может, они так радовались моей молодости, одетой в безукоризненную, тропическую, морскую форму с золотыми погончиками? А может, благословляли на долгую жизнь ту частицу себя, своей энергетики, которую подарили мне на все отпущенные годы. Огромный простор светлым допущениям. До сих седых пор играюсь ими.
— Пора, трогаем! – донеслось с причала,
— Обед скоро, а нам ещё пару ходок сделать надо! – Это помо́ха объявился.
Сказки длинными не бывают.
Не знаю. Можно ли сказать, что был на Бали? Увольнения на берег в тот заход экипажу не давали. Но то, что он во мне навсегда – это точно. Хватило до бесконечности.
Будут время и случай, наведаюсь к «старику» ещё раз.
Рига.
© Copyright: Олег Озернов, 2018
Свидетельство о публикации №218040102352
© Copyright: Олег Озернов, 2018
Свидетельство о публикации №218040102352
Посидим на Бали возле края земли,
С океаном надышимся небом.
Пусть свезут далеко за туман корабли
Все сомнения наши и беды.
Я сравнюсь сединой с серебристостью волн.
Проиграю, русалкам на радость.
В честь победы салютом обрушит Эол
С этих волн миллион водопадов.
Улыбнёшься легко этой глупости ты -
Два по тридцать — не двое по тридцать.
Не сложить совпадения, даже мечты,
В лишний повод себе удивиться.
P.S. Снимок Бали из Сети, и судя по всему, сделанный много позже. Но он так, для верхнего представления. Я тогда по возможности снимал на кинокамеру. Но это очень грустная история, которую не люблю вспоминать.
Рига.
© Copyright: Олег Озернов, 2014
Свидетельство о публикации №114081004733
«Аликовы моря» (отрывок, черновик). На правах рукописи ©
© Copyright: Олег Озернов, 2014
Свидетельство о публикации №114081004733
«Аликовы моря» (отрывок, черновик). На правах рукописи ©
Дискуссия
Еще по теме
Еще по теме
Елена Фрумина-Ситникова
Театровед
Вчера ездили за сигаретами
К нашим братьям-индейцам
Эдуард Говорушко
Журналист
И БУДЕТ ВАМ СЧАСТЬЕ И LA FORTUNA
Этюды из моей американской жизни
Владимир Веретенников
Журналист
АВАНТЮРНЫЙ РОМАН: КРИЗИСНОЕ УПРАВЛЕНИЕ
Сергей Леонидов
Моряк и краевед