После вручения Нобелевской премии белорусской писательнице Светлане Алексиевич в прессе и сетях шум продолжается до сих пор. Кажется, ни один из предыдущих лауреатов не вызывал столь бурную реакцию в нашем обществе и на просторах СНГ.

Одни записали эту хрупкую, с внешностью доброй старой детской писательницы, женщину к врагам русского мира и агентам Запада, другие поспешили отнести ее к национальному достоянию и пророку в отечестве.

Третьи заявили, что ее награждение — это упрек и даже издевательство над национальной литературой, поскольку пишет она на русском. А Министерство образования Республики Беларусь даже включило книги Алексиевич в школьную программу по литературе для старших классов.

Страсти вокруг писательницы пока не улеглись и не улягутся еще довольно долго.

Кое-кто раскопал ее старые статьи периода начала карьеры и принялся глумиться. В частности, широкой огласке была предана статья Алексиевич «Меч и пламя революции», напечатанная журналом Неман в 1977 году о Феликсе Дзержинском.

Пожалуй, стоит привести здесь один из самых цитируемых абзацев:
 
 

«И все вещи: письменный прибор из рабочего кабинета Феликса Эдмундовича, его телефон, книги, фотографии, письма — вдруг обрели для меня глубокий человеческий смысл. Появилось такое чувство, что тот, о чьей изумительной жизни они свидетельствуют, рядом, и слышно живое, теплое дыхание его… Ловлю себя на мысли, что мне все время хочется цитировать самого Дзержинского. Его дневники. Его письма. И делаю я это не из желания каким-либо образом облегчить свою журналистскую задачу, а из-за влюбленности в его личность, в слово, им сказанное, в мысли, им прочувствованные. Я знала: Дзержинский очень любил детей… Тысячи беспризорников обязаны ему новой жизнью…
 
Когда у меня вырастет сын, мы обязательно приедем на эту землю вместе, чтобы поклониться неумирающему духу того, чье имя — Феликс Дзержинский — «меч и пламя» пролетарской революции».

 

Многие уже успели упрекнуть писательницу в конформизме, двойных стандартах и лицемерии. Однако я считаю, что не стоит так уж строго относиться к этому тексту, которых, скорее всего, у Светланы было в тот период предостаточно.

К тому же написать подобный материал о Дзержинском, Ленине, Свердлове, Зое Космодемьянской, Заслонове, Гагарине или о «Малой земле» Леонида Ильича было для молодого писателя или журналиста обязательным делом и являлось как бы пропуском на новый, серьезный уровень. Практически безошибочным. Знаменитая София Губайдулина вспоминала, что каждый талантливый молодой композитор имел возможность написать симфонию или оперу об октябрьской революции, о Ленине, что обеспечивало ему премии, заказы и уверенное будущее.
 

Уже в этих ранних записях мы видим формирующийся стиль будущей знаменитой писательницы: экзистенциальность, умение схватывать и ярко описывать детали, скрупулезная работа с фрагментами, личные переживания от услышанного и переосмысленного.

Все это было развито затем в книгах «У войны не женское лицо» и «Цинковые мальчики», которые написаны как очень крепкая европейская проза, с однозначной, именно эмоциональной оценкой описанных событий.

К тому же Алексиевич прекрасно удается передать впечатления, нерешительность, растерянность и ужас «маленького человека», который оказался в экстремальной ситуации, в беде. Маленький человек, обыватель не может видеть полную картину случившейся катастрофы, он не понимает суть и тонкости политики, не вникает в приказы. Столкнувшись с бедою, он испытывает лишь шок и трепет.

Нечто подобное есть у Ромена Гари в «Европейском воспитании» или Исаака Башевиса Зингера в «Шоше». К этому же пришел в свой поздний период и Василь Быков. Война и страдания — это ужасно, никто с этим не поспорит.

А вот искать ответ на вопрос, почему происходит война, почему люди убивают, маленький человек не хочет и не может. К тому же задавать подобные вопросы в среде гуманистов не принято.
 
Да, Светлана Алексиевич, является одной из тех возвышенных европейских гуманистов, которые с трибун и кафедр, с большой серьезностью говорят простые вещи:

 

«Зло отвратительно! Никогда! Смерть — это ужасно, этого быть не должно! Фашизм — это безумие! Дети не должны плакать, а люди не должны стрелять друг в друга…».

 

То, что сейчас Алексиевич корит Россию и ее народ за сгущающийся тоталитаризм, за наследие темного советского прошлого, Беларусь за отсутствие демократии, а раньше восхваляла большевиков за любовь к детям и человечность — не несет абсолютно никакого противоречия.

Многие европейские интеллектуалы-гуманисты начинали с восхищения, а заканчивали осуждением политических режимов и харизматичных личностей. К примеру, такие видные писатели и борцы с регрессом как Леон Фейхтвангер и Луи Арагон восхваляли СССР в период сталинского правления, оправдывали политические репрессии, писали о счастливой жизни советских людей, которые шли к сияющим вершинам.
 
Когда один из первых советских «невозвращенцев» Виктор Кравченко написал знаменитую книгу «Я выбираю свободу», где раньше Солженицына описал зверства ГУЛАГа, то разразился скандал, а французская газета «Les Lettres françaises», главным редактором которого был уже упомянутый Арагон, обвинила его в клевете на советский строй.

Во время долгого и шумного процесса, который проходил в Париже в 1949 году, (то есть при Сталине) в защиту газеты и СССР выступили Жан Поль Сартр, настоятель Кентерберийского собора Хьюлетт Джонсон и, будущий нобелевский лауреат (!), физик Фредерик Жолио-Кюри.

Процесс Кравченко выиграл, предъявив многочисленных выживших свидетелей. Но разве можно упрекнуть в неискренности Сартра, который всю жизнь боролся против неравенства, фашизма, колониализма, выступал против пыток, за свободу народов определять свою судьбу?
 
Хьюлетт Джонсон, помощник архиепископа Кентерберийского и лауреат Сталинской премии за укрепление дружбы между народами писал в своей книге «Христиане и коммунизм»:

 

«В СССР отвергается имя христианства лишь потому, что в царской России и других странах, где подавлялось всякое знание и всякое либеральное движение, это имя стало антитезой учения и идеи Христа… Наша родина, Англия, предоставила убежище Марксу и Энгельсу — людям, которые создали научное учение о том, как обуздать собственнический инстинкт, использовав его в интересах величайшего из когда-либо замышлявшимся человечеством предприятий. Ленин, тоже пользовавшийся убежищем в нашей стране, попытался осуществить эту идею на практике, и это ему удалось. Так, под другими именами, под именами социализма и коммунизма, в основе своей проникнутых истинным духом христианской морали, вновь возрождается христианская идея».

 
Альчиде Де Гаспери, лидер итальянских христианских демократов, который стал премьер-министром Италии в 1945 году писал, что «христианское величие усилий, предпринятых коммунистической Россией ради сокращения дистанции между классами общества».

Можно ли было не верить всем этим величайшим гуманистам?
 
Позже, после смерти Сталина, в среде интеллектуалов-гуманистов и борцов за мир, произошла перемена взглядов и переоценка ценностей.

Уже Советский Союз стал объектом критики, уже Сартр и Симона Бовуар протестуют против ввода советских войск в Прагу и преследования инакомыслящих Хрущевым и Брежневым. Вот уже бывшие радикальные маоисты и поклонники трудовых лагерей разочаровываются в советской строе и называют его «государственным капитализмом».

Вот уже Андре Глюксман, ученик Сартра и Фуко, пишет знаменитую работу «Кухарка и Людоед: Этюд об отношениях между государством, марксизмом и концлагерем», где провозглашает:

 

«Марксизм был так же необходим для создания архипелага ГУЛАГ, как нацизм — для создания Бухенвальда и Аушвица».

Он выразил удивление, почему никто никогда не сомневался в ответственности нацизма за концлагеря Третьего Рейха, а вот ответственность марксизма за советские концлагеря почему-то упорно не хотят признать и все твердят, что Сталин просто неправильно прочел Маркса и во всем виновата азиатская отсталость России и ее народа.

Коллега Глюксмана Бернар-Анри Леви высказывался еще более откровеннее:

 

«Гитлер не умер в Берлине, он выиграл войну. В каменной ночи, в какую он вверг Европу, он победил своих победителей. И Сталин не умер в Москве, не умер и на XX съезде. Он тут, среди нас. Подпольный пассажир Истории, он неотступно в ней присутствует и сгибает ее по своему безумному произволению… Сталинщина и фашизм вовсе не случайные заблуждения, как этому долго хотело верить наше беспамятство, а планетарные перегонные кубы, где вот уже полвека испытываются новые формы власти… Гитлер и Сталин вовсе не шуты гороховые, а подлинные философы чудовищной политической мутации, какой Запад, быть может, никогда еще не знал с самого начала своего упадка».

 
Итак, между восхвалением коммунистического сталинского строя как хранителя христианских ценностей до осуждения — вначале как искажения светлого учения марксизма, а потом как античеловеческой машины — прошло несколько десятилетий.

Сколько понадобилось мучений, угрызений совести, колебаний и прозрений лауреатам в благородных сединах, которые на всемирных форумах вели речь о достоинстве и нуждах «маленьких людей»...


Светлана Алексиевич, принадлежащая к их числу, прошла свой нелегкий путь. Так что она имеет право на пребывание в клубе благородных гуманистов, борцов за все хорошее со всем плохим.

Пусть она принимает участие в акциях солидарности, в «босых маршах», пусть ее голос звучит для всей планеты.
 
А Феликс Эдмундович Дзержинский? В 1933 году в Польше вышла книга Богдана Якса-Роникера «Дзержинский: красный палач, золотое сердце», которая стала национальным бестселлером. Автор описывал, как он лично лицезрел в Гомеле в 1918 году Дзержинского, командующего расстрелом служащих железной дороги.

По словам Роникера, происходило это следующим образом:

 

— Фамилия?
— Иванов, начальник станции, чиновник 6-го класса, награжден крестом.
— Каждый из нас кавалер своего креста. К стенке. Следующий.
— Помощник начальника станции Улиткин. Вступил в коммунистическую партию.
— Коммунист не значит товарищ. К стенке... Ты?
— Филиппов, кассир. Родственник Крупской, жены Ленина.
— К стенке…

 

Только представьте, как тяжело было Алексиевич узнать и принять такую правду о своем кумире.