Рим велик, прекрасен и будет таким всегда. Он уже вшит в европейское подсознание. В этом подсознании есть лес, холод, свинья, собака и Рим. Там нет и уже не будет самума, джунглей, бананов, и Великого Крокодила.

Мы все обречены быть римлянами в какой-то мере, хотим мы этого или нет. Это Город, который во многом определил, как германцы, славяне, мадьяры и прочие кочевники мало помалу стали civil-изацией.

Латынь — это мёртвый язык всегда живого Вечного Города. Рим дал письменность франкам, германцам и прочим диким племенам, и иначе в той исторической ситуации быть не могло. Он дал форму для выражения мироощущения, но латынь не могла вытеснить, заменить языки варваров, потому что мироощущение Большой Европы много шире, чем мироощущение Рима.
 

Если брать за частную метрику эргономичности письменного языка соотношение количества знаков и количества соответствующих звуков, то латинский алфавит плохо подходит для большинства нелатинян. 

Слова типа peugeot, though и through, Schreibtischstuhl, с очевидным переизбытком знаков, это не исключительные ситуации, это добрая часть лексикона французов, англичан, немцев. Поляков с их пшипением вообще обнять и плакать, Szymankowszczyzna.

В меньшей степени французам, в большей степени западным славянам, попавшим под романо-германское цивилизаторство, или туркам, потерпевшим культурное поражение, чтобы сохранить свой звуковой строй приходится калечить латинский алфавит диакритическими знаками. Но если надо, то, конечно, надо. Спасибо, что не с греческого стартовали.

Культурное влияние Рима на варваров начиналось с карго-культов: вожди грабили римские провинции, но с добром притаскивали культуру, которая где-то вытесняла их собственную (латынь таки успела погубить несколько мелких языков), а где-то просто была непонятной красивой декорацией. 

Польская шляхта занималась этим ещё через полторы тысячи лет, когда пришёл их черёд, сочиняя себе родословную caesar genus. «Белорусские латиняне», видимо, не прочь продолжить это славное дело и через две тысячи лет.
 

Восточным славянам в этом смысле повезло больше. Мало того, что кириллическая письменность была изначально более адаптирована к местному колориту, так ещё в процессе эволюции, почти вся диакритика (обильная для церковнославянского) и многие амбивалентности написания были вычищены. 

То што ща не всё пишэца как слышыца — ризультат ужэ другова працэса. 

Процесса конструирования управляемого литературного языка, имеющего централизующий норматив. Это процесс шёл параллельно с конструированием государства и управляемой государственнической культуры, и сильно с ним повязан. Идеальных вариантов нет, но есть разные эргономики и разный когнитивный, культурный, деятельный, геополитический эффект.

Среднеазиатских кочевников принудительно цивилизовали русские, и та же песня повторилась с кириллицей: начали изворачиваться над ней. Жағдайыңыз қалай?

Ну, как бе, и ладно. Абы писалось.
 

Ситуация с белорусской латинкой — это ситуация языка на культурном пограничье. 

С одной стороны — дружная семья европейских народов, которые уже целых 75 лет не грызут друг друга с использованием танковых клиньев. Цивилизационный соблазн работает, культурный поток оттуда большой. 

Если либералы не доведут Старушку Европу до цугундера, то и для Беларуси, и для России Европа ещё долго будет культурным донором, в дополнение к прошедшим полутора тысячам лет. 

Мы все принимаем на себя её культурные продукт, кто-то больше, кто-то меньше. 
 

Часть населения решила натянуть на свой язык и ещё и латинообразную письменность. Не латинскую, нет. Но очень похожую.

Ничего странного или особо патологического, с учётом шлейфа исторических попыток — аналогичных и аналогично безуспешных.

Проблему у этого сентимента в том, что тут, в Беларуси, и дальше на Восток, уже существует другая, сильно укоренившаяся культура, в том числе культура письменности, которая опирается не на соблазны и вожделения, а на большую, сильную, эволюционирующую цивилизационную структуру, реальные достижения и потенциал. 

У которой плотность культурного потока меньше, чем с Запада, но за то более концентрированы в достижения и способности, которые того же порядка, а в чём-то и превосходят европейские. 
 

Назвать это «русской культурой» можно с известной натяжкой: это широкий имперский этнический и культурный спектр, имеющий, однако, существенную деталь: проектная работа и обеспечение всей нетривиальной (в цивилизационном масштабе) деятельности идёт по большому счёту только на русском языке. 

У близкородственных языков — белорусского, украинского — из-за лексической, грамматической и начертательной близости есть сниженный импеданс по отношению к русскому и потому, у их носителей есть возможность менее затратно использовать пространство одного из глобальных операторов.

Романтизм белорусских «латинян» идёт рука об руку с романтизмом белорусских «европейцев» — именно в кавычках. Получение политического протектората франко-германской империи для них более привлекательно, чем нахождение в российской зоне. 

Этот романтизм изначально был нежизнеспособен по многим причинам, а за последнее десятилетие и вовсе изрядно поистрепался. Подробности оговорены уже сотни раз, углубляться не буду. Но, он никуда полностью не исчезнет. И, в целом, это не плохо — культурное разнообразие, включая сентименты, в здоровых формах полезно.

Что не полезно, так это действительно пытаться построить, расширить, углубить графическую границу внутри белорусского языка и культуры. Это как выстроить таможенную линию посередь страны: наживаться будут только кучка таможенников, определяющих правила перевоза.
 

Не здорово и то, что акцентуированные сторонники латинки склонны больше не создавать великолепные примеры использования, шедевры литературы на своём любимом языке, а заниматься перекрашиванием чужих шедевров или просто станций метро, построенных несколько другой культурной силой. 

Это естественная стратегия, но может перерасти в культурный паразитизм последователей карго-культа.

Необходимые и возможные судьбы языков в теле деятельной цивилизации, баланс языкового разнообразия, вызовы кооперации — длинная отдельная тема, которую я хочу отработать уже несколько лет, и здесь не начну. 

Но можно несложно показать, *каких усилий* стоит создание современной конкурентоспособной научной, инженерной, военной глобального уровня культуры. И что не многим удалось отпахать этот гигантский кусок культурного поля, чтобы выйти хоть куда-то. 

Планета уже имеет малое количество устойчивых глобальных центров силы и глобальных культур. Вершина за английской, и это не изменить, как не изменить региональные иерархии с китайским, французским, русским, хинди. 

Замещение английского на глобальной арене — это колоссальный, мегазатратный рывок для любого из региональных конкурентов. Но для такого уровня акторов это адекватная задача, хоть и сомнительной ценности, и, наверно, далеко не первой важности.

Рассматривать претензии белорусской латинки на региональное господство, конечно, не будем. Но [ре]сентиментальные палки в индустриальные колёса белорусской культуры она может воткнуть, и это затруднит и без того непростые созидательные культурные практики здесь.
 

Поэтому, я не столько против белорусской латинки как таковой, для меня это просто частный, один из многих, культурный эксцесс, имеющий своё право на существование; сколько против потворствования паразитическим сентиментам — гражданам, перекрашитевателям станций метро — артефактов из другого, неизвестного им индустриального мира — в соответствие со своими романтичными фантазиями. 

Пока философия сознания или хотя бы техническая документация на картофелекопалку не получит развития на беларускай lacincy, пафос превосходства этих фантазёров будет смешить, пока ненавязчив. 

У белорусского языка и так непростая судьба, чтобы разрывать его на части из-за подобных капризов.


 

---