Накучерявил дома еды. В турецких магазинах потрясающая говядина продаётся. Прям эталонная какая-то. Как я ни пытался пройти мимо — не получилось. Купил где-то 600 граммов этой вот филейки. Ну, со спинки. Дома, как хирург, обложился ложками, вилками, ножами, сковородами и кастрюлями — и начал ваять.

Не знаю как кто, а я на кухне ваяю. Я не следую никаким рецептам, я создаю шедевр. Получится он или нет, вопрос остаётся открытым до того, как я закончу, но процесс высокохудожественный, однозначно. Помыл мяско, полотенчиком просушил — сижу любуюсь. А сам думаю, что бы из него такого сделать?! Какая бы красивая говядина ни была, шаг вправо, шаг влево — подошва.

Наточил нож для пущей важности и приступил к нарезке. В этот раз решил такими столбиками порезать, как на бефстроганов. Почти сантиметр толщиной и два-три сантиметра высотой башенки. Умаялся заниматься художественной резнёй по говядине, но надо так надо. Чугуночку на газ, разогрел, чтобы щёлкнула разок. Маслица плеснул, тоже нагрел до борзого возмущения. И туда эти столбики одним слоем загрузил.

Никогда не жарю мясо горами, ибо очевидно, что одинаково их таким макаром не прожаришь. Мне до корочки надо, а она у хорошей говядины бурая получается, богатого такого оттенка. Но не дай бог пересушить, а то — «обувь». И так две сковороды. Мяско как схватилось, я его в сотейник — раз! — со всеми соками, что вытекли. Сливками это дело задобрил щедро, посолил, перцу туда чёрного смело, базиличку сухого и лаврушечки листик утопить. На минимальный огонь под крышку — и нехай томится. Неча интеллигенцию тревожить.


Ну, коли мясо сегодня сурьёзное, не с пюрешкой же гороховой подавать. Нашкурил картошки.

Блин, это пионерское детство... Я до сих пор картошку чищу так, как будто это последняя на планете. Сквозь очистки читать можно. Глазки все повыковыривал — не успокоюсь, пока картошка не будет абсолютно слепая. И немая тоже. Бывает, что и рты у неё. А пока чистишь, планы наполеоновские в голове так и крутятся. Так, мол, сделать, или так, обжарить, отварить или потушить. С грибами или без, с овощами или так. Печёная картошка — наше всё, но долго. Нарезал кружочками и собрался варить.

Да, есть у меня фишечка — не иначе, в роду интеллигенция была, а то и аристократия — я картошку варю в курином бульоне, когда он есть. А он был. Стоял себе в холодильнике после вчерашней курицы. Это тот случай, когда картошку надо класть в холодный бульон, чтобы она успела пропитаться. Варить-то не до конца. Столовую ложку соли туда — н-на! — и на огонь.

Вообще, хорошо, чтобы еда на тарелке была разной толщины. Так она воспринимается лучше — не как нечто однородное. Но тут деваться было некуда. Картошка тоньше — подгорит, толще — не доделается. В общем, кружочки тоже почти сантиметр.

Как бы это объяснить-то?! Надо как-то картошку сварить так, чтобы до готовности ещё оставалось минуты три-четыре. Что-то вроде альденте — как сейчас модно называть промахи повара, не доготовившего до конца. Дело в том, что доходить она будет уже в сковороде.

Так вот, картошка не доварилась, а значит — пора. Резко сливаем воду, и картошку — на полотенце. Просушить, чтоб лишний крахмал ушёл. Дальше — куркума. Она при жарке быстро даст золотистый цвет — всё, как мы любим. Ну и чем-то там она полезная, вроде. В общем, всю картошку надо окуркумить пальцами. Натереть практически.

Разогреть масло на сковороде, на этот раз сливочное. Оно, сволочь, горит, но искусство требует жертв. Как масло занялось, картошку смело туда — и ждём, пока зарумянится до хруста. Она ведь у нас толстая, значит, не сгорит. А корочка — это же самый кайф.


Тем временем в сотейнике сливки у краёв начали подгорать — верный знак, что мясу всё нужное уже отдано. Мясо в дуршлаг, чтобы всё с него стекло. А то, что стекло, уже через марлечку хорошенько прогнать. Это будет основой соус к картошке. Вот эти сливки с мясными соками, просеянные уже, снова в сотейник. Туда всё того же бульона куриного. В холодной воде развести муки — чайную ложечку буквально, и тоже туда.

Я люблю соусы вкусово насыщенные, поэтому щедро — пряностей всяких. Стесняться не надо. У меня были кинза, петрушка, укроп и прованские травы сухие. Все перцы — и чёрные, и красные, и паприку — по щепотке. Всё туда.

Тем временем картошка зарумянилась с обеих сторон и добрала готовности. Знаете, когда такую картошечку вилочкой надламываешь, корочка твёрдая, а внутри — нежная прям, и пар оттуда. Да что я вам рассказываю. Знаете ж наверняка.

Ну и последний штрих — зеленушка. Я не люблю, когда зелень термически обработана. Нарубил свежей зелени, но не мелко, не в пыль. Так, чтобы кусочки были. И с мясом это всё размешал тщательно.
 
Времени — два часа ночи. Ну куда жрать-то, когда вставать скоро на работу... Кощунство, конечно, но «жрать» и «спать» не я придумал. Придумал не я, а люблю я. Вот такой парадокс. Любовь ко сну в этот раз оказалась сильнее, и я всё это дело уложил в пластиковую коробочку себе завтра на работу.

Всю ночь мне снились эротически-кулинарные сны. Ну как — всю? Четыре часа, которые мне осталось спать, и снились. Проснулся с такой рожей — не приведи господь. Эта комбинация из хронического недосыпа вкупе с чудовищным голодом творит чудеса с утренним лицом. Мной детей пугать можно было — вели бы себя как шёлковые до пенсии.
 
И это лицо я помыл, причесал и понёс на работу. Лучше вообще не стало, только время зря потратил.


Сижу, работаю. Нормальные люди о работе в это время думают. А при чём тут я? Я — о том, что у меня там, в коробочке.

А обед — в 12:30. Эти голландцы издеваются просто. У меня организм так построен, что полдень — это край. Дальше ад начинается желудочный. А они ещё и хихикают с моих звуков в животе. Это ж какие страдания, когда желудок, не имея вообще никаких вокальных данных, — поёт.

Каким-то чудом я дожил.

Микроволновки три, а людей сильно больше. Стою в очереди, нервно настукивая пальцами похоронный марш. С каким же вожделением я уселся за стол! Открываю коробочку, а там... какой-то слипшийся рис в оранжевой подливе и куриная нога.

Я провёл взглядом по обедающим коллегам, как пескоструй по металлу.

Смотрю — сидит Рашид. Он из Индии. Я ещё никогда не видел такого счастливого грехопадения. У нас с ним коробочки — один в один. И нахваливает сидит, мол, жена баранину отлично приготовила в этот раз. А картошку так и вообще необычно сделала. Никогда, мол, раньше такого не было.

Во мне бурлили два сильных чувства. Одно очевидное — голод. Второе — месть. Как же мне хотелось ему сказать, когда он элегантно вытирал рот салфеткой, что он только что съел самую священную корову из всех существующих. Но — чёртова толерантность.

Хотя подумать о жизни его грешной я заставил. Подошёл и вернул ему его коробку с липким рисом и сказал, что он съел мой обед. Мало того что ему было стыдно до красноушия, он подозревал, что мой взгляд содержит чуть больше информации, чем ему от меня досталось. Ну и пусть мучается теперь до конца жизни со своей женой, которая не умеет готовить.

 
 

---

Записки из Голландии
 
Дама из Амстердама и немного про торт
Пирог по-русски. Не без мата, словаря и бутылки вискаря
За сметаной. Дама из Амстердама — 2 Датч, гжель и Ван Хог. Голландцы нас не любят. Но терпят
Час расплаты. Как я готовил русское мексиканское рагу
Ла вида ес уна миерда. Это должно было случиться
Им неважно. Я вывел формулу среднеарифметического голландца
Денди идёт на интервью
Тут грешить невкусно
Он не будет взрывать самолёт, на котором я полечу
На «общаке». Как я побывал в шкуре голландского зайца
Объясни мне, брат... Ты по национальности — кто?!
Живой учебник истории
Помог! Хроника сомализации украинского борща
Ты помнишь, как всё начиналось? Четверть века назад
Особенности национальных уборщиц. Мир, труд, май и поговорить
Жизнь на воде, синяя орхидея и конь в пальто
Невыносимые трудности перевода. Двойной удар
В барбершопе
Как я нырнул в логово гомосексуализма
Первая круглая дата. Непросто бороться с нажитым за годы совковым нутром и мышлением
Велик, пятница, старушка
В гостях у Рембрандта. «Папа, мы тут надолго?!»
По ту сторону счастья. О вредных привычках
Руки вверх! Торт рождественский, со стразами 
Про Матушку. Я плюнул, теперь я русский, и трава не расти 
Fuck it в лёгком переводе. О странной Голландии
Делфт и другие
Собачий пляж в хорошую погоду. Фестиваль безудержного счастья 
Неожиданно в красках. «Лихие 90-е» по-амстердамски    
Об ужасной западной медицине. А пить-то надо что-нибудь?
Партнёр. Ох, тяжело мне даётся эта их тут толерантность!
Трудности навигации в деле государственной важности 
О ядерной войне. Fuck it в лёгком переводе — 2
Странная женщина. Все убийства в исполнении маньяков так и начинаются 
 

---