Лирика
12.04.2020
Елена Фрумина-Ситникова
Театровед
Лиля Брик. Удивительная судьба женщины-исключения (Часть 7)
-
Участники дискуссии:
-
Последняя реплика:
Лилия Орлова,
Артём Губерман,
Алла  Березовская,
Ольга  Шапаровская,
Товарищ Петерс,
Леонид Радченко,
Ирина Кузнецова,
Василиса Морковкина,
Roman Romanovs
Окончание. Смотри ➤ Часть 1, ➤ Часть 2, ➤ Часть 3 ➤ Часть 4, ➤ Часть 5, ➤ Часть 6
ПРЕКРАЩЕНИЕ ВЫПЛАТЫ ГОНОРАРОВ
В деньгах они не нуждались: все эти годы Лиля получала половину гонорара за издания произведений Маяковского, а издавали его много и платили щедро. Более того, в 1946 году Сталин по ходатайству Союза писателей продлил срок действия авторского права на произведения Маяковского, не указав даже, сколь надолго: получалось — навсегда.
Хрущев изменил ситуацию. По какому-то поводу ему представили на стол справку о гонорарах, получаемых наследниками «классиков» за все истекшие годы, и Хрущев сказал: «Не слишком ли жирно?».
И сразу же после этих слов источник существования для Лили исчез, и она практически осталась без средств. Но и к этому ей было не привыкать.
Она отнеслась к этому даже с юмором: «Первую часть жизни покупаем, вторую — продаём». Пошли в продажу какие-то вещи, скромнее стала повседневная жизнь. Пришлось расстаться с Бехштейновским роялем, напоминанием о подарке родителей Осипа на свадьбу.
Но все такими же остались вечера, на которых за прекрасным столом сидели дорогие гости, всё также щедро дарила она ценные подарки особо любимым друзьям. Она могла подарить со стены рисунок кого-то из великих, или кольцо с пальца, или бриллиантовые серьги. В любых условиях Лиля оставалась самою собой.
Так, именно в такой безденежный период Брик преподнесла Майе Михайловне Плисецкой бриллиантовые серьги, с которыми балерина не расставалась даже после того, как отношения прекратились. Почему прервалась многолетняя дружба Брик с Плисецкой и Щедриным, неизвестно: ни Лиля, ни Плисецкая в своих книгах об этом не упомянули.
АНТИБРИКОВСКАЯ КАМПАНИЯ
При этом кампания против Лили Брик, начавшаяся с конца 30-х, набирала обороты. Задачей её было вычеркнуть имя Бриков из наследия Маяковского.
Если раньше использовались лишь злобные сплетни, то теперь в ход пошла тяжелая артиллерия. По-настоящему разогреть «антибриковскую» компанию удалось только после смерти Сталина, когда перестала действовать его резолюция на Лилином письме.
Возглавила кампанию сестра поэта, Людмила Маяковская.
Борясь за «чистоту» «лучшего и талантливейшего поэта эпохи», партийная инквизиция готова была огнём и мечом уничтожить всё, что не соответствовало каноническому образу.
Была запрещена к публикации переписка Маяковского с Бриками. Чувство Маяковского к Лиле было объявлено ошибкой, а его друзья и соратники отменены. Цензор собрания сочинений предлагал даже удалить сведения о самоубийстве.
Газеты и журналы соревновались между собой, кто напишет более хлесткое разоблачение не только Бриков, а и всех «примазавшихся». Особенно усердствовал журнал «Огонек», впрочем, и другие не отставали.
Лиля в ту пору говорила: «Конечно, Володе хорошо было бы жениться на нашей домработнице Аннушке, подобно тому, как вся Россия хотела, чтобы Пушкин женился на Арине Родионовне. Тогда меня, думаю, оставили бы в покое».
Людмила Владимировна бесконечно писала письма Суслову и самому Брежневу. Требуя закрытия музея на Гендриковом, она писала Брежневу: «Здесь будет паломничество для охотников до пикантньх деталей обывателя.»
Людмила Владимировна победила. В результате специальным постановлением ЦК КПСС под грифом «совершенно секретно» было приказано музей в Гендриковом закрыть.
Забегая вперед, скажу, что музея Маяковского нет в Москве и по сей день. По неизвестным нам причинам был закрыт дом-музей на Лубянке, якобы для ремонта. Он фактически разрушен. Комната, где прозвучал последний выстрел – заперта. И это удивительно и печально.
Маяковского изображали окруженным злодеями и прихлебателями, которые только и думали, как погубить его. Уже придумывался некий сионисткий заговор, во главе которого стояла дьявольская пара Бриков. Из статей о Маяковском теперь вымарывались их общие фотографии. Часто Лилю из снимков вырезали, иногда по недосмотру оставляя то руку, то каблук, то кусочек юбки.
Были попытки подыскать Маяковскому другую музу. Пытались поставить на это место «хорошую русскую девушку» Татьяну Яковлеву, от чего живущая много лет в Америке Татьяна с негодованием отказалась.
Тогда отыскали другую бывшую возлюбленную – Евгению Ланг, жившую в Германии. Людмила долго вела с ней переговоры и сумела добиться разрешения для Евгении вернуться из эмиграции и даже предоставления ей квартиры в Москве. Евгения квартиру получила, но мемуары с подтасованными воспоминаниями писать отказалась.
Людмила Владимировна посвятит остаток своей длинной жизни а прожила она до глубокой старости и умерла в 1972 году, когда ей было 88 лет, тому, чтобы оттеснить имя Лили Брик от Маяковского, дискредититровать её, представить злым гением и даже объявить виновницей его смерти.
Сама поэзия интересовала её и её соратников по борьбе с Бриками очень мало. Думается, что они готовы были бы даже уничтожить посвященные Лиле произведения, если бы могли. Им не нужна была «бабочка поэтиного сердца», им хотелось видеть только «агитатора, горлана, главаря». Как остроумно заметил кто-то из современников, «Маяковского пытались оттащить от футуристов и евреев».
Многие уважаемые и известные люди: среди них Борис Слуцкий, Константин Симонов, Семен Кирсанов, Зиновий Паперный пытались защищитить Лилю Брик. Но – тщетно. Их голос не был слышен в шумной волне «разоблачений».
Константин Симонов писал:
«Нравится или не нравится Л. Ю. Брик авторам статьи, но это женщина, которой посвящён целый ряд замечательных произведений Маяковского. Это женщина, с которой связано 15 лет творчества поэта. Наконец, это женщина, которая была для Маяковского членом его семьи и о которой в своем последнем письме он писал «Товарищу правительству», прося позаботиться о ней наравне с матерью и сестрами».
Роберт Рождественский сказал ёмко и лаконично:
«Хоть мы тут все застрелимся, а половина его лирических стихов посвящена ей».
Лиля Юрьевна очень болезненно реагировала на обрушившуюся на неё волну ненависти. Рассказывала, как нахамил ей почтальон или продавщица в магазине. Плакала. Одно время она начала говорить о самоубийстве.
Вспоминала, как ей снился Володя,который вкладывал ей в руки маленький пистолет и говорил: «Ты тоже сделаешь это».
Травля Лили Брик не закончилась и после её смерти. Зёрна, брошенные в почву партийными бюрократами, взошли, точно драконьи зубы, и торчат, мешая добраться до истины.
ПОМОЩЬ ДРУЗЬЯМ
Но ничто не могло помешать ей оставаться самой собой. Все годы она ощущала поддержку друзей и близких, их помощь и сочувствие.
И сама помогла многим. Мы уже говорили про Луэллу Краснощекову, которую Лиля забрала к себе после ареста и расстрела её отца. Софья Шемардина, юношеская любовь Маяковского, вышла из лагерей после 17-летней отсидки в лагерях и пришла к Лиле. Больше ей идти было некуда. Лиля отогревала её, лечила, кормила – сделала всё, чтобы вернуть Софью к жизни. Ей удалось устроить её в Дом старых большевиков в Переделкино, где Шемардина прожила еще немало лет.
Она любила помогать. Современники вспоминают, что она бесконечно устраивала кого-то на лечение за границей, хлопотала о чьих-то зарубежных гастролях, договаривалась о переводах чьих-то стихов и прозы. Вспоминают посылки из Парижа, полные лекарств для друзей.
После слов Пастернака о том, что Маяковского насаждают, как картошку, она с ним не общалась. Но когда с ним случилась беда после присуждения ему Нобелевской премии за «Доктор Живаго», когда на него обрушилась всей своей тяжестью государнственная идеологическая машина и очень многие от него отвернулись, она опыть стала с ним общаться, разговаривать подолгу и попыталась через Арагона хотя бы смягчить удар. .
ПАРАДЖАНОВ
А однажды в их доме появился Сергей Параджанов, режиссер и художник, человек редкой одаренности и столь же редкой противоречивости.
Посмотрев его фильм «Тени забытых предков», Лиля захотела с ним познакомиться. Дружба их началась с первого взгляда. Параджанов жил в Киеве. Они перезванивались и обменивались подарками. Он был человеком эпатажным, к тому же не скрывал своей нетрадиционной сексуальности.
В 1973 году его арестовали и приговорили к пяти годам колонии. Лиля видела свою задачу в скорейшем его освободжении. Она посылала ему посылки с едой и теплыми вещами, они переписывались. Катанян вспоминает, что она просила его написать Сергею: «Напиши, что мы буквально грызём землю, но земля твёрдая».
К участию в судьбе Параджанова Лиля подключила Луи Арагона, который специально прилетел из Франции для разговора с Брежневым. В результате Параджанов был освобожден на год раньше.
Как всегда , нашлись люди, и даже некие прозаики, которые сочинили грязную сплетню о неразделенной любви и привязали Параджанова к Лилиной скорой смерти.
Сам Параджанов писал :
«Лиля Юрьевна — самая замечательная из женщин, с которыми меня сталкивала судьба, — никогда не была влюблена в меня, и объяснять её смерть «неразделённой любовью» — значит безнравственно сплетничать и унижать её посмертно.»
У МЕНЯ В МОСКВЕ ВСЁ
В июне 1970-го в квартире у Лили раздался международный звонок. Это было частым событием, но Лиля отчего-то разволновалась. Трубку взял Василий Абгарович. Не желая волновать её, он отвечал односложно. Когда он положил трубку, Лиля сказала: «Умерла Эльза». Эльзе Триоле было 74 года. Она умерла внезапно, от сердечной недостаточности. Еще неделю назад они с Лилей обсуждали их очередную поездку в Париж.
После похорон Арагон предложил Лиле перебраться в Париж насовсем. Когда-то, еще вмеасте с Эльзой они перестроили свою большую квартиру в центре Парижа таким образом, чтобы получилась отдельная небольшая квартирка для Лили и Катаняна, когда они приезжают погостить. Арагон говорил: «Переезжай, тебя все здесь любят. Будешь жить спокойно. О деньгах не думайте. У меня хватит на всех».
Лиля отказалась : «У меня в Москве всё, там мой язык, там мои несчастья. Там у меня Брик и Маяковский»
МОСКВА. ДРУЗЬЯ
Но и в Москве её многие любили. В их дом в Переделкино постоянно приезжали гости.
Среди тех, кто в ту пору приезжал к Брик и Катаняну, были Юрий Любимов, Татьяна Самойлова, Андрей Миронов, Мстислав Ростропович, Микаэл Таривердиев. Многие, многие.
Лиля Юрьевна поддерживала контакты с Пабло Нерудой, чилийский поэт периодически звонил ей, иногда присылал подарки: книги, глиняные игрушки, корзины с бутылками кьянти, писал, что двенадцать чилийских поэтов написали двенадцать стихотворений в честь Лили. Она удивлялась: «Откуда в Чили так много поэтов?»
В одном из писем он отправил посвящённое ей стихотворение:
«…Лиля Брик. Она мой друг, мой старый друг.
Я не знал костра её глаз
и только по её портретам
на обложках Маяковского угадывал,
что именно эти глаза, сегодня погрустневшие,
зажгли пурпур русского авангарда.
Лиля! Она ещё фосфоресцирует, как горстка угольков.
Её рука везде, где рождается жизнь,
в руке – роза гостеприимства.
И при каждом взмахе крыла –
словно рана от запоздалого камня,
предназначенного Маяковскому.
Нежная и неистовая Лиля, добрый вечер!
Дай мне ещё раз прозрачный бокал,
чтоб я выпил его залпом – в твою честь
за прошлое, что продолжает петь и искриться,
как огненная птица.»
Я не знал костра её глаз
и только по её портретам
на обложках Маяковского угадывал,
что именно эти глаза, сегодня погрустневшие,
зажгли пурпур русского авангарда.
Лиля! Она ещё фосфоресцирует, как горстка угольков.
Её рука везде, где рождается жизнь,
в руке – роза гостеприимства.
И при каждом взмахе крыла –
словно рана от запоздалого камня,
предназначенного Маяковскому.
Нежная и неистовая Лиля, добрый вечер!
Дай мне ещё раз прозрачный бокал,
чтоб я выпил его залпом – в твою честь
за прошлое, что продолжает петь и искриться,
как огненная птица.»
В середине 60-х в Москву на гастроли приехал знаменитый «Марсельский балет» во главе с молодым балетмейстергом Роланом Пети. Они привезли спектакль «Зажгите звёзды», посвященный истории любви Лили Брик и Маяковского. Лиля на спектакль пойти не смогла, но в знак благодарности передала Ролану Пети рисунок Фернана Леже «Танец».
Из книги В.В.Катаняна:
«Как-то ЛЮ сказала: «Подумай, скольким моим друзьям, многих из которых я знала бедными и безвестными, сегодня открыли музеи». Мы стали перечислять: Маяковский, Хлебников, Пастернак, Пикассо, Неруда, Леже, Шагал, Сарьян, Эйзенштейн. И уже после ее смерти — Арагон и Триоле, Ив Сен-Лоран, Тамара Ханум, Сергей Параджанов.»
Конечно, они вспомнили далеко не все имена.
СЕН-ЛОРАН
Когда Лиле было уже 84, жизнь приготовила для неё новый сюрпиз.
Дело было зимой 75 года. Она шла по аэропорту Шереметьево,торопилась на самолет. Навстречу ей шел всемирно известный кутюрье Ив Сен Лоран со своим директором Пьером Берже. Он увидел немолодую даму в зеленой шубе от Диора (подарок подруги Полины Ротшильд), с рыжей косой. Потом он говорил, что она была единственная, на ком он захотел остановить свой взгляд в этой серой толпе. Берже уже видел Лилю у Эльзы и познакомил с ней Сен-Лорана.
В самолете Сен-Лоран прислал Лиле и Катаняну два бокала шампанского и попросил дать ему адрес, по которому их можно будет найти. А в Париже Лоран устроил Лиле настоящий праздник с приемами в ресторане «Максим», цветами и подарками. Через год, на Лилино 85-летие, Лоран подарит Лиле специально для неё сделанное вечернее платье. Платье это можно было надеть только один раз, а потом сдать в музей Лорана. Но Лиля, как всегда, поступила по-своему.
Узнав, что Алла Демидова планирует впервые прочитать со сцены неизданный ахматовский «Реквием», Брик отдала актрисе своё платье. Много лет Демидова читала свою программу именно в этом платье, а во время её гастролей в Париже в программке не забыли указать историю удивительного платья.
По словам Сен-Лорана, он знал трёх женщин, способных быть элегантными вне моды, — это Катрин Денёв, Марлен Дитрих и Лиля Брик. Лоран и Лиля подружились. Они подолгу разговаривали обо всём, вместе ходили в музеи, где Лиле прниносили стул, потому что стоять подолгу она уже не могла.
Когда Лили не станет, он, будучи в Москве, навестит её квартиру, немного побудет в её комнате один и оставит цветы в кресле, где она любила сидеть.
Но и это еще не всё. Среди «мальчиков Лорана» оказался молодой красавец, поэт, драматург, журналист Франсуа-Мари Банье. Он взял у нее интервью для газеты «Le Monde». Она долго с ним говорила, получился большой материал про всю её жизнь. И он – влюбился!
Вернувшись в октябре 1975 года из Франции, Лиля Юрьевна, смеясь, говорила: «Вы не поверите, но у меня в Париже был настоящий роман, трудно даже представить!»
Молодой красавец, не скрывавший своей гомосексуальности, дарит Лиле свои книги с нежными надписями, присылает цветы. Они беседуют, ездят в Булонский лес, на бульвары, сидят в кафе и снова долго беседуют… Ему двадцать девять лет, ей — восемьдесят четыре!
Она говорила: «Они в нас с Васей души не чают, и я не понимаю — отчего? Но все это очень приятно».
Цитирую В.В. Катаняна, пасынка ЛЮ:
«Она вернулась, задаренная с ног до головы и с заверениями любви до гроба. И это были не пустые слова! Посыпались длинные письма от Франсуа-Мари, полные шутливого обожания и веселого преклонения, долгие разговоры по телефону...
Не в силах выносить разлуку, Франсуа-Мари с друзьями летит в Москву.
«Что привезти? — Ради Бога, ничего не везите, у нас все есть.
Он настаивает. Ну… не знаю… купите, что ли, сыру…»
И вот с неба в Переделкино спускаются ангелы, которые вместо рогов изобилия держат в руках набитые чемоданы с одеждой от Ив Сен-Лорана и корзины со снедью от Фашона, самого дорогого и изысканного гастронома Парижа. Платья, фуляры, духи, сыры, шоколад, ананасы, спаржа, артишоки… «Но орхидеи и фисташки отобрали на таможне. Хоть плачь!» — сокрушаются гости. Да, действительно беда. ЛЮ угощает их борщом, от которого они в восторге. Все сидят до утра, не могут наговориться.
Вскоре ЛЮ и Василий Абгарович прилетают в Париж по их приглашению. Для них снимают апартаменты в «Плаза» — самом дорогом отеле Парижа. Над ними живет Моше Даян, под ними Софи Лорен. Открытый счет, «кадиллак» с телефоном — можно на ходу позвонить в любой город мира. Лиля Юрьевна не может понять столь бурного успеха и царской щедрости, но в ответ слышит лишь: «Мы вас обожаем!» — и весь разговор.»
Не в силах выносить разлуку, Франсуа-Мари с друзьями летит в Москву.
«Что привезти? — Ради Бога, ничего не везите, у нас все есть.
Он настаивает. Ну… не знаю… купите, что ли, сыру…»
И вот с неба в Переделкино спускаются ангелы, которые вместо рогов изобилия держат в руках набитые чемоданы с одеждой от Ив Сен-Лорана и корзины со снедью от Фашона, самого дорогого и изысканного гастронома Парижа. Платья, фуляры, духи, сыры, шоколад, ананасы, спаржа, артишоки… «Но орхидеи и фисташки отобрали на таможне. Хоть плачь!» — сокрушаются гости. Да, действительно беда. ЛЮ угощает их борщом, от которого они в восторге. Все сидят до утра, не могут наговориться.
Вскоре ЛЮ и Василий Абгарович прилетают в Париж по их приглашению. Для них снимают апартаменты в «Плаза» — самом дорогом отеле Парижа. Над ними живет Моше Даян, под ними Софи Лорен. Открытый счет, «кадиллак» с телефоном — можно на ходу позвонить в любой город мира. Лиля Юрьевна не может понять столь бурного успеха и царской щедрости, но в ответ слышит лишь: «Мы вас обожаем!» — и весь разговор.»
Светская жизнь бьет ключом, и восемьдесят пять лет ЛЮ праздновали у «Максима» шумной компанией. Все пили шампанское, а виновница торжества запивала таблетки водой, что ничуть не омрачило празднества.
Каждый день Франсуа-Мари привозил ей от Сен-Лорана огромные сумки с нарядами — платья, костюмы, пелерины, перчатки и шляпы. «В конце концов мне стало неудобно принимать столько подарков. Я свернула в узел какую-то часть одежды и отправила обратно. — И, помолчав, добавила: — О чем сейчас несказанно жалею».
Она прочла два его романа и пришла к выводу: «Ах, лучше бы я их не открывала. Разочарование».
Когда же мы с Инной попали к нему домой, то увидели во всех комнатах фотофафии ЛЮ, а в спальне — ее карандашный портрет работы Ив Сен-Лорана… Ну как это объяснишь?»
Недаром Маяковский сказал ей: «Ты не женщина, ты — исключение».
К смерти она относилась философски: «Ничего не поделаешь — все умирают, и мы умрем». «Я умереть не боюсь, у меня кое-что припасено. Я боюсь только, вдруг случится инсульт и я не сумею воспользоваться этим «кое-чем».
Каждый день Франсуа-Мари привозил ей от Сен-Лорана огромные сумки с нарядами — платья, костюмы, пелерины, перчатки и шляпы. «В конце концов мне стало неудобно принимать столько подарков. Я свернула в узел какую-то часть одежды и отправила обратно. — И, помолчав, добавила: — О чем сейчас несказанно жалею».
Она прочла два его романа и пришла к выводу: «Ах, лучше бы я их не открывала. Разочарование».
Когда же мы с Инной попали к нему домой, то увидели во всех комнатах фотофафии ЛЮ, а в спальне — ее карандашный портрет работы Ив Сен-Лорана… Ну как это объяснишь?»
Недаром Маяковский сказал ей: «Ты не женщина, ты — исключение».
К смерти она относилась философски: «Ничего не поделаешь — все умирают, и мы умрем». «Я умереть не боюсь, у меня кое-что припасено. Я боюсь только, вдруг случится инсульт и я не сумею воспользоваться этим «кое-чем».
Когда ей было 86, она упала у себя в комнате и сломала шейку бедра. Её перевезли на дачу, где было много воздуха, а из окна видна крыша дома Пастернака, давно ушедшего.
Однажды она вдруг сказала: «А ведь я сегодня первый раз в жизни не посмотрелась в зеркало». А вечером сказала каждому «Спасибо».
4 августа 1978 года, когда муж ее уехал в город по делам, Лиля Юрьевна достала из-под подушки сумку, где она хранила это самое «кое-что»… В школьной тетрадке она написала слабеющей рукой:
«В моей смерти прошу никого не винить. Васик! Я боготворю тебя. Прости меня. И друзья, простите. Лиля».
Седьмого августа в Переделкино состоялось прощание.
Хоронили Лилю в белом холщовом платье, подаренном Параджановым. И надушили любимыми духами «Опиум», которые год назад подарил ей Сен-Лоран, их создатель. Параджанов положил ей на платье ветку поспевшей уже рябины.
Панихида длилась несколько часов. Многие хотели сказать ей последнее «прости». И в последнем слове друзья старались защитить её от обидчиков, преследовавших её большую часть жизни.
«Никому не удастся, — сказал Константин Симонов, — оторвать от Маяковского Лилю Брик. Попытки эти смешны и бесплодны».
Восьмидесятипятилетний Виктор Шкловский не мог стоять и произнес свою речь, сидя на стуле. Не произнес, а прокричал:
«Маяковского, великого поэта, убили. Не живого — убили после его смерти. Лиля защищала его — и при жизни, и после смерти. Они ей мстили за это. Но вытравить Маяковского из сердца не дано никому! И Лилю не вытравить тоже...»
Софья Шемардина , когда-то юная бесшабашная Сонка, сказала: «Великая защитница всех обиженных. Если бы все, кому ты помогала, пришли сюда, то им не хватило бы здесь места». Рядом плакала близкая подруга Рита Райт, стоя рядом с Луэллой.
Из Тбилиси прилетел Сергей Параджанов с сыном Суреном. Этот мальчик никогда не видел Лилю живой, но помнил её заботу о себе, когда отец был в тюрьме. Она посылала ему одежду и подарки. Параджанов стоял в стороне, заросший, седой, с остановившимися глазами.
«Сестра моя! — вдруг выкрикнул он вторжественной тишине. — Друг мой! Никто на земле, кроме тебя, не смог бы возвратить мне свободу. Ты вырвала меня из застенков, вернула меня мирозданию, жизни».
Валентин Плучек вспоминал, как Лиля помогала восстанавливать пьесы Маяковского на сцене театра Сатиры. Говорили поэтесса Маргарита Алигер и кинорежиссер Александр Зархи.
В том же самом крематории, в Донском монастыре, где огню был предан Маяковский, состоялась и кремация Лили. Потом все было кончено.
В своём завещании, написанном за десять лет до смерти, Лиля просила развеять ее прах где-нибудь в Подмосковье, чтобы никто не мог глумиться над её могилой. В поле под Москвой и была исполнена её последняя воля.
У нас некрологов не было, а за границей вышло множество — во Франции, Германии, Италии, США, Швеции, Канаде, Чехословакии, Польше, Японии, Индии.
В одном из них было написано: «Ни одна женщина в истории русской культуры не имела такого значения для творчества большого поэта, как Лиля Брик для поэзии Маяковского. В смысле одухотворяющей силы она была подобна Беатриче».
Беатрисочкой её когда-то называл Есенин, приравнивая Маяковского к Данте.
На уютной опушке недалеко от Звенигорода возле сосновой рощи поставлена последняя точка в её жизни. Поклонники привезли огромный валун, на котором выбиты три буквы – ЛЮБ. Если читать по кругу, получается бесконечное ЛЮБЛЮ.
«Дай хоть последней нежностью выстелить твой уходящий шаг!»
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Один из журналистов так сказал о Лиле Брик: «Если женщина и при жизни, и после смерти вызывает такую любовь, зависть и ненависть, значит, она прожила свою жизнь не зря».
Кем была Лиля? Она была музой величайшего поэта, но и не только.
Как бы между делом она участвовала в литературной жизни в период авангарда, и её участие было заметным. Она вместе с Маяковским и Бриком создавала ЛЕФ, Она редактировала и правила рукописи Маяковского, она участвовала в работе РОСТА, а её фотография работы Родченко стала самым знаменитым символом того периода.
Она снялась в кино «Закованная фильмой» вместе с Маяковским, созданному по его сценарию специально для неё. Фильм пропал во время пожара на киностудии, но Лиле удалось сохранить фрагменты, и в 60-х она передала их итальянскому поэту Джанни Тотти, который сумел создать на их основе крошечный, но законченный фильм.
В 1929 году она вместе с Виталием Жемчужным сняла документально-игровой фильм «Стеклянный глаз», снятый по её сценарию. Фильм широко шел в кинотеатрах и получил хорошие отзывы.
В 1918 году она помогала Мейерхольду в постановке «Мистерии-Буфф», занимаясь с актерами, не привыкшими к новой стилистике, тем, что сегодня называется сценречью.
В 20-х она по поручению Луначарского пыталась внедрить в советскую промышленность европейскую женскую моду, вывозила во Францию коллекцию знаменитой Надежды Ламановой. Это не кончиось ничем. Для советских женщин продолжали шить топорные платья. Но попытка была.
В тяжелые 30-е годы она вернулась к занятиям скульптурой, которой училась в молодости, и создала скульптурный портрет Маяковского, хранившийся в музее.
А остальное время своей жизни она занималась тем, что не давала памяти о Маяковском умереть. Не все её дела увенчались успехом. Но в главном деле своей жизни она, безусловно, преуспела.
И ещё одно, может быть, самое главное. Она была стопроцентной женщиной. Редкой, высочайшей пробы. С первой до последней своей минуты. В этом и состоит её загадка, здесь же кроется и разгадка. Её шутливые инструкции о том, как покорить сердце мужчины — «Разрешать ему всё, что запрещают дома, а остальное сделают хорошая обувь и бельё» — думается, пытались повторить многие. Но далеко не многим удается прожить так, чтобы жизнь эта вызывала жгучий интерес как современников, так и следующих поколений.
Она сама выбирала,чьей музой быть, кого любить, с кем дружить, как жить и как умирать. Всё сама, всегда сама. С начала и до конца.
****
Что осталось после Лили?
Двое детей – Луэлла, которую она спасла, и Василий Катанян-младший, её пасынок, написавший о ней чудесную книгу, полную любви. Оба её боготворили. Это немало.
Остались воспоминания многих и многих, знавших и любивших её.
Остались те, кому она помогала – их творчество, их карьеры, их взлёты в искусстве.
Остались её портреты, написанные художниками.
Остались многочисленные стихи, ей посвященные самыми разными поэтами.
И, самое главное, остались лучшие стихи о любви, которые были написаны в ХХ веке. Остался Маяковский, который, не встреть он Лилю, именно её, свою музу, возможно и не стал бы тем громадным явлением, каким мы его знаем и любим.
Дискуссия
Еще по теме
Еще по теме
Юрий Иванович Кутырев
Неравнодушный человек, сохранивший память и совесть.
ЧЕРНЫЙ ДЕНЬ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
в этот день состоялась последняя дуэль Пушкина.
Эдуард Говорушко
Журналист
С ПОЗИЦИЙ РУССКОГО ЛИВОНЦА
Этюды из моей (не)американской жизни
Сергей Рижский
В ПОДПОЛЬЕ
проза от Августаа Арайса-Берце
IMHO club
МОРСКИЕ РОМАНЫ
ДАНЬ ФЛОТУ
А ЕСЛИ НЕ ВЫЙДЕТ ПРОДАТЬСЯ?
А ЕСЛИ НЕ ВЫЙДЕТ ПРОДАТЬСЯ?
США СЛЕДУЕТ ПОЧИТАТЬ
США СЛЕДУЕТ ПОЧИТАТЬ
УЗНИЦУ ИЛЬГУЦИЕМСА СНОВА ОСТАВИЛИ В ТЮРЬМЕ
Заднеприводный наказывает Светлану за сына.
УЗНИЦУ ИЛЬГУЦИЕМСА СНОВА ОСТАВИЛИ В ТЮРЬМЕ
Заднеприводный наказывает Светлану за сына.