Куропаты. Ложные свидетели «советской версии» :: IMHOclub

Лечебник истории

07.11.2019

Андрей Лазуткин

Политолог, писатель

Куропаты. Ложные свидетели «советской версии»

Участники дискуссии:

0

0
Последняя реплика:

Около Минска, по сведениям КГБ, было около 13 захоронений. Приговоры приводились в исполнение по месту содержания арестованных и ночью трупы вывозили на захоронение в специально подготовленные в лесу схроны. Зачем НКВД на своём полигоне устраивать шумные экзекуции рядом с населёнными пунктами и колхозом «Зелёный Луг»?

Всё это по буквам разобрано в недавно изданной книге Александра Плавинского «Куропаты. У истоков исторической сенсации».

Мы продолжаем публиковать оттуда фрагменты, ранее обнародованные в сети. В частности, в данном фрагменте разбираются свидетельские показания, на которых практически целиком была построена версия Позняка.

«О расстрелах знали все жители Минска»

В своих показаниях, как бы невзначай, как само собой разумеющееся, свидетельница Галина Степановна Сидякина обронила фразу:

«Симоненко Екатерина Ивановна повела меня в лес возле деревни Цна, где были расстрелы. Об этих расстрелах знали все жители Минска, и в первую очередь жители этой деревни».

Членов общественной комиссии весьма удивило это утверждение, поскольку в ходе работы они собрали большое количество свидетельств, опровергающих его. Так, участник Великой Отечественной войны подполковник в отставке Г. Крылов рассказал:

«В Минске я живу с детства. Здесь в 40-м году окончил военно-политическое училище. В самые репрессивные годы работал инструктором Минского обкома комсомола. Знал и слышал о том, как арестовывали «врагов народа», но со всей ответственностью могу сказать, что о расстрелах в окрестностях Минска и слыхом не слыхал. Куропат как таковых не было, не существовало и в помине. Словом, кое-кто на этой трагедии нажил себе политический капитал».

Сотрудница Белорусского государственного музея истории Великой Отечественной войны В. Романовская рассказывала А. Смолянке:

«Живу в Минске с конца войны. Никогда не слышала о Куропатах. НКВД, конечно, творил беззаконие, но не на виду у всей деревни, на глазах людей».

Заместитель председателя правительственной комиссии, председатель Республиканского совета Белорусского общественного объединения ветеранов войны и труда А. Е. Андреев в беседе с А. Смолянко рассказал:

«В могилах найдены вещи, которые не могли быть у находившихся в тюрьме. Неясно и число погребённых. Правильно ставят вопрос: следствие на многие вопросы убедительно не ответило».

В газете «Мы и время» (№ 5, 1991 г.) на всю полосу была опубликована статья под заголовком «О чём молчат брустверы?» под рубрикой «Тропинка памяти уходит в страшный год». Её авторы – Б. Буцевич, Е. Гарблюк и Е. Яковлев. Привожу текст так, как он дан в этой газете:

«Проживающий до войны в 1–1,5 км от Куропат на хуторе Даличиха Р., 1906 года рождения, вспоминает, что их хутор раскинулся на господствующем над местностью холме. С него действительно далеко просматривались окрестности. Однако никаких расстрелов людей в районе Куропат ни он, ни его родственники в довоенное время не наблюдали. О них Василий Васильевич также не слышал до 1988 года ни от одного из жителей Цны, Цны-Йодково, Зелёного Луга, хуторов Шкеля и Готище (Затишье). Кстати, эти хутора располагались в 400–600 метрах от Куропат и в нескольких сотнях метров от дома Василия Васильевича».

Герой Советского Союза, член правительственной комиссии М. Б. Осипова так отвечала на вопросы корреспондента:

– Два раза я как член комиссии присутствовала при эксгумации могил в Куропатах в 1988 году. В могилах находили пряжки от ремней, зубные щётки, другие колющие вещи, которые изымаются при помещении в камеру, но никто не внимал моим словам. На заседании комиссии никогда не обсуждались иные мнения по проблеме Куропат.

– Мария Борисовна, а вы рассказывали то, что сейчас мне поведали?

– Да, рассказывала на заседаниях. Но это замалчивалось, ничего не обсуждалось. Пропускали мимо ушей. Мне казалось, что меня не слышат. На меня смотрели, как на врага. Было такое впечатление, что все заворожены археологами и не способны воспринимать иные мнения… Разрешалось только одеться (при аресте) – и всё. Никаких щёток, никаких кружек, мыльниц и т. п. А ведь всё это извлекалось из захоронений при раскопках, я сама видела.

Я считаю, что НКВД здесь вообще не расстрелял ни одного человека. Не так эти органы были глупы, чтобы расстреливать людей на виду у нескольких деревень. Каждому здравомыслящему ясно: органам НКВД совершенно ни к чему было устраивать грандиозное кладбище. Ведь его невозможно скрыть от народа.

– В связи с этим, Мария Борисовна, возникает любопытный вопрос: коль там лежат, как утверждает Позняк, жертвы сталинистов, то почему же гитлеровцы и их прислужники – белорусские и другие националисты – не использовали такой возможности для проведения антисоветской акции, о которой фашисты могли лишь мечтать?

– Да, геббельсовская пропаганда могла бы так растрезвонить о крупном преступлении Советов, что после этого гитлеровцы рассчитывали бы на приток военнопленных во власовскую армию, приток молодёжи в полицию, белорусскую армию, которую оккупанты так и не смогли создать. Наконец, они могли рассчитывать и на то, что население, узнав о таком «могильнике» под Минском, не пойдёт в партизаны, не станет им помогать. А ведь без поддержки партизанского движения со стороны народа оно было бы обречено на провал. Никакой акции фашисты не могли провести, так как там они в первые месяцы войны собственноручно уничтожали тысячи безвинных людей.

Уверена, фашисты оповестили бы население Минска и по всей республике о таком преступлении Советов. И где? В пригороде крупного города. Но ни одна враждебного содержания газета, ни один журнал, а их выходило 36 наименований, ни одна листовка или плакат, издававшийся оккупантами и засылавшийся в республику из многих стран Западной Европы, ни радиопередачи никогда не упоминали о том, что «творили НКВД». Полное молчание…

В конце концов, почему полиция и предатели из мест, примыкающих к Куропатам, не рассказали жителям Минска, своим хозяевам-оккупантам о таком преступлении НКВД? Этого они сделать не могли, потому что там лежали жертвы самих фашистов…

Таким образом, молчание оккупационной прессы о массовых расстрелах людей в довоенный период за Зелёным Лугом органами НКВД и наличии там гигантского захоронения является убедительным аргументом того, что это было делом рук самих оккупантов. А сказанная как бы между прочим фраза, что «об этих расстрелах знали все жители Минска, и в первую очередь жители этой деревни», является не более чем очередным мифом, вложенным в уста свидетельницы его создателями.

Основной свидетель Карпович – не показал ничего

Отдельно хочется остановиться на свидетельских показаниях «очевидцев», видевших расстрелы в Куропатах. Анализ даёт основания усомниться в правдивости описанных ими событий. Начнём с показаний Н. В. Карповича, приведенных в статье «Курапаты – дарога сьмерці».

«Мікалай Васільевіч Карповіч… У 1937–1938 гадох ня раз бачыў, як забівалі людзей у лесе. Магілы, відаць, капалі ў першай палове дня, бо пад вечар (часта пасьля абеду), калі пачыналі пад'яжджаць машыны, ямы былі ўжо выкапаныя. М. Карповіч распавядаў, што людзей забівалі партыямі. Ставілі ў рад, затыкалі кожнаму рот коркам і завязвалі анучай (каб ня выплюнуў кляп). Забойцы былі ў форме НКУС. Яны стралялі зь вінтовак збоку ў галаву крайняга, каб прашыць куляй двух чалавек. «Як стрэліць, – кажа Мікалай Васільевіч, – дык адразу двое ў яму і падаюць. Патронаў шкадавалі».

Для анализа показаний обратимся к книге Г. Тарнавского «Куропаты: следствие продолжается» и вспомним, что о расстрелах рассказывали сами сотрудники НКВД. Начнём с самого начала – с получения оружия и боеприпасов.

Из показаний А. Знака, бывшего надзирателя внутренней тюрьмы НКВД:

«Я выдавал сотрудникам оружие и боеприпасы к нему. В частности, работники комендатуры, как правило, пользовались револьверами «Наган». Хорошо помню, что такое оружие было у Бочкова, Абрамчика, Кобы, Острейко, Мигно, Дубровского… По их словам, этим оружием они расстреливали приговорённых к смертной казни «врагов народа». С. Захаров, бывший вахтёр комендатуры НКВД: «Расстреливали людей Бочков, Острейко, Ермаков, Коба и другие работники комендатуры из наганов. Возможно, использовались и пистолеты «ТТ», которыми тогда были вооружены некоторые наши сотрудники…».

О том, что расстрелы осуществляли работники комендатуры, подтверждают также показания свидетелей Н. А. Михайлашева и И. М. Стельмаха, которые в довоенные годы служили в органах НКВД БССР, а после окончания Великой Отечественной войны занимали в аппарате МГБ республики руководящие должности. Осуждённых привозили ночью на автозаке в лес, где заранее была вырыта могила. Выстрелы производили в затылок из наганов или пистолетов…

Свидетель Стельмах, дополняя показания Михайлашева, показал, что осужденных расстреливали Коба, Ермаков, Никитин и другие работники комендатуры. Выстрелы производили из револьверов системы Нагана в голову. Происходило это в лесном урочище под Минском. Аналогичные показания о месте расстрелов и участии в них Кобы и других сотрудников комендатуры дали М. Т. Бармаков, С. В. Кресик и С. М. Захаров, который, в частности, пояснил, что, будучи работником комендатуры НКВД БССР, однажды конвоировал в лес близ деревни Цна-Йодково 20 приговорённых к высшей мере наказания. Их расстреляли из наганов в голову Бочков, Коба и Острейко.

Из показаний М. А. Девидсона:

«Я включил свет и увидел, что сзади, из кузова, выводят людей. Часть из них уже сидела по краям ямы, ноги свешивались вниз, а руки были связаны за спиной. Когда полностью края ямы были заполнены людьми, их начали расстреливать. Расстреливал только один работник комендатуры, стрелял из пистолета в затылок, и люди падали в яму… В расстрелах принимало участие примерно человек пять работников комендатуры, старшим среди них был Ермаков. Однако непосредственно расстреливал только один, как я уже сказал, Острейко… Все были вооружены пистолетами, более крупного оружия я не видел».

На что необходимо обратить внимание в этих свидетельских показаниях? Именно сотрудникам комендатуры было поручено приведение приговоров в исполнение. Для этого они использовали исключительно револьверы, преимущественно системы Нагана. Расстрелы происходили ночью, при этом предпринимались меры, чтобы они проходили в лесу максимально незаметно. «Все были вооружены пистолетами, более крупного оружия я не видел…» Конечно же, необходимо обратить особое внимание на строгое соблюдение во время проведения расстрела режима секретности.

Сделав краткий анализ показаний работников комендатуры, приходишь к пониманию, что о винтовках во время расстрела никто не упоминает! И неудивительно. Винтовки – это оружие рядового и сержантского состава. Офицеров ими не вооружали! С учётом того, что приведение смертных приговоров в исполнение проходило в режиме строгой секретности, в них участвовали строго определенные работники комендатуры. Все они в свидетельских показаниях перечислялись пофамильно: Бочков, Абрамчик, Коба, Острейко, Мигно, Дубровский…

Кроме того, были строго разграничены обязанности каждого человека, присутствовавшего во время расстрела. Но вопреки многочисленным свидетельским показаниям, Карпович сделал «сенсационное открытие»: «Забойцы былі ў форме НКУС. Яны стралялі зь вінтовак збоку ў галаву крайняга, каб прашыць куляй двух чалавек». При комментировании этих показаний невольно возникает два вопроса:

1. Откуда у работников комендатуры, вооружённых пистолетами, во время расстрела могла взяться винтовка?

2. Что это за неизвестное до сих пор подразделение в структуре НКВД из числа рядового и сержантского состава, вооружённое винтовками, по приведению в исполнение смертных приговоров?

Для подтверждения рассказа Н. В. Карповича попробуем всё-таки найти бойца с винтовкой! Возможно, она была у кого-нибудь из конвоиров? Для этого за помощью обратимся к настольной книге представителей конвойных войск – «Устав службы конвойных войск НКВД (УСКВ-39)». В главе «Вооружение конвоя», в статье 26 указывается:

«Во всех случаях конвоирования вооружаются: а) командный и начальствующий состав – присвоенным личным оружием; б) младший командный состав, связисты, кладовщики, писари и разводящие-красноармейцы – револьверами. Остальной красноармейский состав эшелонных конвоев, а также городских конвоев при конвоировании в открытых автомашинах, вооружается винтовками…»

Вот и найдены люди, у которых на месте расстрела могли быть при себе винтовки! Это красноармейский состав городских конвоев при конвоировании в открытых автомашинах.

Но в автозаках конвоиров, вооруженных винтовками, просто быть не могло! В узком Т-образном коридорчике, там просто нет места, чтобы применять столь длинную трёхлинейку, поэтому в закрытых машинах конвоиров вооружали исключительно пистолетами. В этой связи ещё раз хочется напомнить требования из оперативного приказа от 30 июля 1937 года № 00447:

«Приговоры по первой категории приводятся в исполнение в местах и порядком по указанию наркомов внутренних дел, начальников управления и областных отделов НКВД с обязательным полным сохранением в тайне времени и места приведения приговора в исполнение».

Как видно из приведённого пункта приказа, порядок приведения смертного приговора в исполнение определялся не по желанию непосредственного исполнителя, как этого хотелось бы З. С. Позняку или свидетелю Н. В. Карповичу, а по указанию наркомов внутренних дел, начальников управления и областных отделов НКВД. И это был приказ! Его не обсуждали, а выполняли.

Каким был порядок приведения приговора в исполнение – сейчас неизвестно. Но само собой разумеется, что все люди, расстрелянные органами НКВД, должны были быть казнены одинаково, как предписывали общие и неоспоримые правила! Так что свидетельские показания Н. В. Карповича никак не вписываются в существовавшую систему приведения смертных приговоров в исполнение органами НКВД.

Эти показания Н. Карповича о расстрелах одним выстрелом нескольких человек, поставленных друг за другом, и ряд других сцен расстрелов похожи на виденное в кинохронике о фашистских злодеяниях. Следует отметить, что характер расстрелов в материалах допросов гитлеровских карателей, по свидетельствам видевших их людей, сохранившимся кино- и фотодокументам, поразительно напоминает показания, на которые в то время опиралась следственная комиссия.

Подводя итог осуществлённому анализу, несмотря на то, что «в 37-м Н. В. Карповичу исполнилось уже восемнадцать – весьма зрелый возраст, и что сегодня он – по-молодецки бодр, подвижен, к тому же сохранил ясную, цепкую память», можно с уверенностью утверждать, что его показания являются грубой фальсификацией фактов от начала до конца. «Вот такими убедительными свидетельствами очевидца располагало следствие».

Машины с будками – из минского гетто?

В своей книге Тарнавский, упоминая показания Карповича, процитировал их, ссылаясь на материал из статьи 3. Позняка и Е. Шмыгалева. Прокурор не стал опровергать весь этот бред, а только указал:

«Н. Карпович, вероятно, как раз и видел этот нетипичный способ расстрела из винтовок. Мы подробно расспрашивали всех, кто слышал, как звучали выстрелы, и тех, кто видел, как убивали, или узнал от тех, кто видел, – и пришли к выводу, что расстреливали в основном из наганов и пистолетов (что и подтвердилось затем раскопками)».

Ещё одним интересным свидетельским показанием Н. Карпович одарил следствие, рассказав, что «на расстрел привозили людей на грузовых машинах с будкой чёрного цвета». Здесь необходимо напомнить рассказ И. И. Бетанова о тех самых «чёрных воронках»:

«... Прекрасно помню, что в гараже было примерно 60 автомашин, в том числе два автозака… Я не знаю, почему их называли «чёрным вороном», но выкрашены они были в серый, мышиный цвет».

Вот так, ни больше ни меньше, «чёрный воронок», оказывается, был вовсе не чёрным, а серым! В свою очередь, машины с чёрными будками упоминались очевидцами в связи с проведением фашистами погрома в минском гетто осенью 1941 года.

Но сенсационные свидетельские показания Н. В. Карповича на этом не закончились. Он заявил следствию, что в 1937 году видел незасыпанную могилу с полусотней расстрелянных НКВД людей. В статье «Курапаты – дарога сьмерці» З. С. Позняк писал:

«Однажды, – рассказывает Н. Карпович, – встречает меня охранник из Малиновки, расстроенный, возбуждённый. Уже набили, говорит, иди посмотри, даже не засыпали... Подошли мы к забору, что возле дороги. Рядом в ложбине большая широкая яма, доверху трупами наполненная. Лежат, брат, в ряд, как поросята».

Для проверки этих показаний следователи отвезли Н. В. Карповича в Куропаты. Вот, как в своей книге описывал Г. Тарнавский проведение следственного эксперимента:

«Николай Васильевич шагал быстро, уверенно, ориентируясь по своим, только одному ему памятным приметам. Чуть в стороне от него, едва поспевая и опасаясь споткнуться и упасть, семенил оператор с кинокамерой в руках – следственный эксперимент снимался на видеопленку. Сзади плотной группой шли следователи и эксперты, понятые, археологи, члены правительственной комиссии, молодые воины, держа наготове свое очень мирное и очень нужное оружие – лопаты и кирки.

«Здесь!» – Н. В. Карпович решительно остановился, потом на всякий случай ещё раз внимательно осмотрелся вокруг и повторил: «Я видел её здесь!»

Теперь настал черед шагнуть вперед следователям и археологам. Они быстро разметили направления будущих траншей, пересекающихся, как обычно, под прямым углом, и предоставили свободу действий воинам…

...Когда, сменяя друг друга, солдаты пробились сквозь лес в одну сторону на 20 м, в другую – на 15 м, стало очевидным, что предполагавшейся могилы здесь нет. Для верности в секторах между траншеями прокопали шурфы на глубину до 2 м и убедились, что слои грунта не нарушены, а, значит, захоронения в этом месте никогда не было.

Николай Васильевич стоял в сторонке, сосредоточенно молчал, и можно было только догадываться, что происходит в его душе. К нему подошел Я. Я. Бролишс, сказал несколько слов, успокоил. В его практике такое бывало не раз: свидетель с точностью до метра указывает место преступления, подробно, в деталях объясняет, где он стоял и что видел, а эксперимент вдруг отменяет все его неотразимые доводы: безжалостно разрушает вполне логичную, не вызывавшую никаких сомнений версию».

Казалось бы, после такого следственного эксперимента на показаниях Н. В. Карповича поставят жирный крест. Но спустя два десятилетия этот эксперимент в устах сторонников версии З. Позняка возродился и трансформировался в новую циничную, бессовестную ложь.

Чтобы не быть голословным, приведу пример, который, не заходя в библиотеку, с помощью интернета без труда может перепроверить любой читатель, сомневающийся в возможности подобной лжи и цинизма:

«Во время следственного эксперимента свидетель Н. Карпович указал место, где в 1937 году видел незасыпанную могилу, наполненную трупами. В ходе эксгумации в указанном им направлении обнаружено захоронение, из которого извлечены 50 черепов, кости скелета, обувь, другие предметы и их фрагменты». (См. статью Игоря Кузнецова, Звязда, 2017 год).

Вот так, ради спасения мифа из-под пера мифотворцев в лице Н. Карповича родился такой же мифический очевидец преступлений НКВД! Комментарии, как говорится, излишни. Но, придумав очередную ложь, её авторы еще раз сами себя загнали в угол!

В своей книге Г. Тарнавский решил спасти ситуацию со следственным экспериментом Н. Карповича, дополнив описание:

«Я. Я. Бролишс двинулся дальше, но именно в ту сторону, куда показывал Н. Карпович. Исходив Куропаты вдоль и поперек, исследовав каждую выемку, каждый бугорок, он знал, что рядом, на расстоянии всего полутора десятков метров, лежит обширная и глубокая впадина, которая вполне могла когда-то образоваться на месте старой могилы. Недолго посовещавшись, решили ее раскопать. Как обычно, проложили контрольные траншеи и уже на глубине чуть больше метра обнаружили пласт захоронения».

Так появился раскоп № 8, проведённый «в указанном направлении».

А теперь самое интересное: согласно выводам З. С. Позняка, изложенным в «Справаздачы», это захоронение появилось не ранее осени 1939 года, «мяркуючы па рэштках адзеньня, па абутку й прадметах індывідуальнага карыстаньня, пахаваныя – выхадцы зь вернутых абшараў Заходняй Беларусі».

Так что видеть эту могилу ни в 1937, ни в 1938 году Карпович не мог: её в то время ещё просто не было! За весь 1939 год в Минске был вынесен один смертный приговор. Тогда откуда взялись в могиле еще 49 трупов?! В дополнение ко всему сказанному, согласно статье «Курапаты – дарога сьмерці», в 1939 году уважаемый свидетель Н. Карпович был призван в Красную Армию! Соответственно, ни в 1940, ни в начале 1941 года он видеть эту могилу также не мог.

Вот и получается, что своей ложью создатели мифа о Куропатах запутали сами себя. Врали так, что потом не могли разобраться!

Сопоставляя все эти свидетельские бредни Н. Карповича, прихожу к выводу, что единственное объяснение его воспоминаниям может быть, если всё, что он рассказывал, относится к периоду конца лета – осени 1941 года. Был ли он тогда случайным свидетелем или ходил целенаправленно заниматься мародерством, этого мы уже никогда не узнаем...

«Не видел, не знаю», «знаю, но говорить не буду», «помню слабо»

Ещё немного хотелось бы остановиться на показаниях свидетельницы О. Т. Боровской (д. Цна), опубликованных в газете «Известия» (12.09.1988):

«Из легковой машины для проведения расстрела вышли мужчины, одетые в гражданские костюмы серого цвета, без головных уборов».

Другая газета – «ЛіМ» (16.09.1988) – об этом же факте со слов той же Боровской, которая пряталась за деревьями на месте расстрелов, пишет, что из легковой «эмки», за которой двигались три «чёрных воронка», вышли мужчины в военной форме защитного цвета (гинастёрки, галифе, сапоги) с портупеями, планшетками, пистолетами на поясе и в круглых фуражках на головах, «як цяпер».

Так во что же всё-таки были одеты люди, вышедшие из «эмки» для проведения расстрелов? Ещё хочется отметить, что в те годы в минском гараже НКВД были всего два «чёрных воронка», а не три, как об этом утверждает свидетельница. Ведь это снова махровая ложь! Опять среди свидетельских показаний просвечиваются факты времён немецко-фашистской оккупации. Вот на таких показаниях, противоречивых и невежественных, строились все доказательства уважаемого З. Позняка.

Путался в показаниях и свидетель С. Г. Батян, который утверждал, что «чёрных воронков» было не два, а 4–5. Можно ли верить таким показаниям? Можно, если допустить, что они относятся не к 1937–1938 годам, а к лету – осени 1941 года.

В своей книге «Куропаты: гибель фальшивки» А. Смолянко указывал, что в 13 томах следственного дела подшиты списки, отпечатанные на машинке, с указанием года рождения свидетелей и в двух-трёх словах их показания:

«не видел, не знаю», «помню разговоры», «знает много, но не скажет», «знаю, но говорить не буду», «помню слабо» и так далее. Как видно, главная цель для следователей – побольше набрать таких псевдо-свидетелей. Их количество непрерывно всё увеличивалось и увеличивалось. Вначале «дэмакрытычная» пресса сообщала, что имеется 50, потом – 55, позже – 100».

Подготовлено по материалам книги «Куропаты. У истоков исторической сенсации» Александра Плавинского