Сегодня
Артём Бузинный
Магистр гуманитарных наук
ДОЦЕНТ, САТАНА И КЛАССОВАЯ БОРЬБА
Противоречит ли борьба классов христианским ценностям?
-
Участники дискуссии:
615 -
Последняя реплика:
Только что
Леонид Радченко,
Сергей Леонидов,
Владимир Иванов,
Ярослав Александрович Русаков,
Роланд Руматов,
arvid miezis
Ленин в своё время отмечал склонность «обрусевших инородцев пересаливать по части истинно русского настроения». А у сегодняшних свежевоцерковленных интеллигентов я частенько замечаю тенденцию к «пересаливанию» по части странно понимаемой набожности.
Это желание выглядеть святее папы римского у некоторых православных неофитов иногда приобретает совсем уж причудливые формы. Например, в классовой борьбе им видится не только «коллективный эгоизм», но и прямо-таки «сатанизм»!

Причём почему-то именно в классовой. К войнам между странами и народами они такой непримиримости не проявляют. А на вопрос о причинах таких двойных стандартов они многозначительно кивают на... «Новый Завет».

Не припоминаю, чтобы именно классовая борьба в Новом Завете приравнивалась к сатанизму, хотя особо глубокими познаниями в библейских текстах похвастаться не могу. Но и моих скромных познаний хватает для уверенности, что новозаветная часть Библии не отменяет предписаний Ветхого завета:

Причём почему-то именно в классовой. К войнам между странами и народами они такой непримиримости не проявляют. А на вопрос о причинах таких двойных стандартов они многозначительно кивают на... «Новый Завет».

Не припоминаю, чтобы именно классовая борьба в Новом Завете приравнивалась к сатанизму, хотя особо глубокими познаниями в библейских текстах похвастаться не могу. Но и моих скромных познаний хватает для уверенности, что новозаветная часть Библии не отменяет предписаний Ветхого завета:
Не думайте, что Я пришёл нарушить закон или пророков: не нарушить пришёл Я, но исполнить. (Евангелие от Матфея 5:17)
А среди десяти ветхозаветных Моисеевых заповедей восьмая гласит: «не укради». Вы спросите: при чём тут восьмая заповедь? А вот при чём. Свою классовую теорию Карл Маркс придумал не потому, что хотел распределить человечество по ранжиру в духе классификации животного мира своего тёзки Карла Линнея: у кого крылья, у кого лапы, а у кого хвост. Наличие общественных классов означает разделение общества на эксплуататоров и эксплуатируемых.
А эксплуатация это присвоение плодов чужого труда, проще говоря, воровство и грабёж. Причём, если грабёж в тривиальном смысле это некое единоразовое действие по насильственному отъёму чужого имущества, считающееся тяжким преступлением и наказуемое уголовным кодексом, то узаконенное классовое деление общества означает легализацию грабежа одних граждан другими, причём грабежа не разового, а систематического. Ежемесячно, при каждой выплате зарплаты наёмному работнику, капиталист грабит этого работника, изымая часть его зарплаты в виде прибыли на капитал. Грабёж этот производится совершенно легально, и никак не наказуем, а капиталист считается не преступником, а уважаемым членом общества.
Иными словами, признание классового разделения социальной нормой автоматически означает и возведение в норму постоянного и систематического нарушения библейской заповеди «не укради». А классовая борьба против эксплуатации человека человеком, таким образом, оказывается и борьбой за соблюдение библейских заповедей. Неужели и защиту христианских заповедей наши скороспелые православные тоже объявят «сатанизмом»?!

Ну, а чтобы увидеть в солидарности со своими братьями по угнетённому классу проявление «эгоизма», пускай и коллективного, надо смотреть на это всё под каким-то очень уж специфическим углом зрения. Или через какие-то особые «очки». Мне вот никогда не приходило в голову так на это смотреть. Может у меня очки не те? По мне так борьба против классового угнетения осуществляет именно христианскую заповедь:
А эксплуатация это присвоение плодов чужого труда, проще говоря, воровство и грабёж. Причём, если грабёж в тривиальном смысле это некое единоразовое действие по насильственному отъёму чужого имущества, считающееся тяжким преступлением и наказуемое уголовным кодексом, то узаконенное классовое деление общества означает легализацию грабежа одних граждан другими, причём грабежа не разового, а систематического. Ежемесячно, при каждой выплате зарплаты наёмному работнику, капиталист грабит этого работника, изымая часть его зарплаты в виде прибыли на капитал. Грабёж этот производится совершенно легально, и никак не наказуем, а капиталист считается не преступником, а уважаемым членом общества.
Иными словами, признание классового разделения социальной нормой автоматически означает и возведение в норму постоянного и систематического нарушения библейской заповеди «не укради». А классовая борьба против эксплуатации человека человеком, таким образом, оказывается и борьбой за соблюдение библейских заповедей. Неужели и защиту христианских заповедей наши скороспелые православные тоже объявят «сатанизмом»?!

Ну, а чтобы увидеть в солидарности со своими братьями по угнетённому классу проявление «эгоизма», пускай и коллективного, надо смотреть на это всё под каким-то очень уж специфическим углом зрения. Или через какие-то особые «очки». Мне вот никогда не приходило в голову так на это смотреть. Может у меня очки не те? По мне так борьба против классового угнетения осуществляет именно христианскую заповедь:
Нет больше той любви, аще кто положит душу свою за други своя. (Евангелие от Иоанна 15:13)
Что же это за такие странные очки одели наши православные неофиты, что они даже защиту своих угнетённых братьев принимают за эгоизм? Такими «очками» может быть только западная культура. Только в Европе с некоторых пор стало доминировать представление о человеке, как об одиноком индивиде, преследующем свои эгоистические интересы. Интересы разных индивидов неминуемо приходят в противоречие, и разрешается это противоречие через борьбу. В оптике западной культуры всё общество становится рынком — полем конкурентной борьбы. Конкурировать могут не только отдельные личности, но и коллективные. Нации или классы тоже могут вести себя, как конкуренты на рынке, что может проявляться в войнах между государствами или борьбе между классами.
Понимаемый, как «коллективно-эгоистический», классовый интерес может реализовываться эволюционно: через обычную для Запада конкуренцию труда и капитала на рынке, когда капиталист стремится выжать из своих рабочих как можно более высокую прибыль, а пролетарий наоборот, стремится отдать буржую в виде прибыли как можно меньше, а себе оставить побольше. А может быть и революционная реализация классового интереса, когда угнетённый класс свергает класс господствующий и сам становится эксплуататором и угнетателем. Как это происходило в европейских буржуазных революциях, когда буржуазия, бывшая ранее частью угнетённого «третьего сословия», свергает господство аристократии, и сама начинает эксплуатировать небуржуазные слои бывшего «третьего сословия».
В любом случае так, эгоистически, понимаемая классовая борьба — это проявление именно западного мировоззрения. Это порождение общества Запада, его истории и культуры. Русские рабочие и крестьяне не мечтали превратиться в класс эксплуататоров, и в Октябре 1917 года они свергали власть помещиков и капиталистов вовсе не для того, чтобы сесть на шею капиталистам и сделать помещиков своими холопами.
В русской культуре сформировалось своё понимание того, что есть человек. Русский человек — это не западный индивид-эгоист, а соборная личность, неразрывно связанная со своими ближними. Соединение таких людей даёт совсем иной тип общества. Если западное общество организовано, как всеобщий рынок, где все конкурируют со всеми, то русский тип общества проще всего понять через метафору «семьи». Семья строится на солидарности и взаимопомощи. Конкуренция семью разрушает.
Для рыночного общества классовое разделение нормально и даже естественно. А для общества, организованного, как «Большая семья», раскол на антагонистические классы смерти подобен. Поэтому классовая борьба в России велась вовсе не за порабощение одного класса другим. Октябрьская революция не была классовой, напротив, она носила антиклассовый характер. Порождённый ею советский проект был направлен на ликвидацию классового раскола русского народа и восстановление традиционного для России бесклассового общества.
Очень характерный пример разного понимания классовой борьбы — противостояние перед революцией 1917 года между профсоюзами и фабрично-заводскими комитетами (фабзавкомами). Фабзавкомы стремились создать единый трудовой коллектив, включающий в себя всех работников предприятия, включая инженеров, управленцев и даже самих владельцев. Профсоюзы же разделяли этот коллектив по профессиям, так что на предприятии возникали организации десятка разных профсоюзов из трех-четырех человек.
Среди партийных активистов появление фабзавкомов тоже вызвало конфликт и размежевание. Меньшевики, стремившиеся европеизировать русское рабочее движение, поддерживали «классовые» профсоюзы, организованные по европейскому образцу. А большевики, наоборот, поддержали «внеклассовые» фабзакомы.
Как пишет один исследователь русского рабочего движения:
Понимаемый, как «коллективно-эгоистический», классовый интерес может реализовываться эволюционно: через обычную для Запада конкуренцию труда и капитала на рынке, когда капиталист стремится выжать из своих рабочих как можно более высокую прибыль, а пролетарий наоборот, стремится отдать буржую в виде прибыли как можно меньше, а себе оставить побольше. А может быть и революционная реализация классового интереса, когда угнетённый класс свергает класс господствующий и сам становится эксплуататором и угнетателем. Как это происходило в европейских буржуазных революциях, когда буржуазия, бывшая ранее частью угнетённого «третьего сословия», свергает господство аристократии, и сама начинает эксплуатировать небуржуазные слои бывшего «третьего сословия».
В любом случае так, эгоистически, понимаемая классовая борьба — это проявление именно западного мировоззрения. Это порождение общества Запада, его истории и культуры. Русские рабочие и крестьяне не мечтали превратиться в класс эксплуататоров, и в Октябре 1917 года они свергали власть помещиков и капиталистов вовсе не для того, чтобы сесть на шею капиталистам и сделать помещиков своими холопами.
В русской культуре сформировалось своё понимание того, что есть человек. Русский человек — это не западный индивид-эгоист, а соборная личность, неразрывно связанная со своими ближними. Соединение таких людей даёт совсем иной тип общества. Если западное общество организовано, как всеобщий рынок, где все конкурируют со всеми, то русский тип общества проще всего понять через метафору «семьи». Семья строится на солидарности и взаимопомощи. Конкуренция семью разрушает.
Для рыночного общества классовое разделение нормально и даже естественно. А для общества, организованного, как «Большая семья», раскол на антагонистические классы смерти подобен. Поэтому классовая борьба в России велась вовсе не за порабощение одного класса другим. Октябрьская революция не была классовой, напротив, она носила антиклассовый характер. Порождённый ею советский проект был направлен на ликвидацию классового раскола русского народа и восстановление традиционного для России бесклассового общества.
Очень характерный пример разного понимания классовой борьбы — противостояние перед революцией 1917 года между профсоюзами и фабрично-заводскими комитетами (фабзавкомами). Фабзавкомы стремились создать единый трудовой коллектив, включающий в себя всех работников предприятия, включая инженеров, управленцев и даже самих владельцев. Профсоюзы же разделяли этот коллектив по профессиям, так что на предприятии возникали организации десятка разных профсоюзов из трех-четырех человек.
Среди партийных активистов появление фабзавкомов тоже вызвало конфликт и размежевание. Меньшевики, стремившиеся европеизировать русское рабочее движение, поддерживали «классовые» профсоюзы, организованные по европейскому образцу. А большевики, наоборот, поддержали «внеклассовые» фабзакомы.
Как пишет один исследователь русского рабочего движения:
В реальности, происходившее было во многом не чем иным, как продолжением в новых исторических условиях знакомого по прошлой российской истории противоборства традиционализма и западничества. Соперничество фабзавкомов и профсоюзов как бы иллюстрирует противоборство двух ориентации революции: стать ли России отныне “социалистическим” вариантом все той же западной цивилизации и на путях государственного капитализма двинуться к своему концу или попытаться с опорой на историческую преемственность показать миру выход из того тупика, в котором он оказался в результате империалистической бойни. (Чураков Д. О. Русская революция и рабочее самоуправление. М.: Аиро-ХХ. 1998. С. 85).
Западническая линия в революции потерпела поражение. Победила русская линия, выраженная в советском антиклассовом проекте. Классовая борьба по-русски закончилась построением бесклассового общества. Государство перестало быть инструментом господства одного класса над другим. Это было закреплено в Конституции 1977 года, объявлявшей СССР «общенародным государством».
Итак, сформированное в русской культуре понимание классовой борьбы видит в ней действие, направленное на исполнение библейской заповеди «не укради». А в более широком смысле — на построение общества, основанного не на конкуренции, а на взаимной любви. Общества, построенного по принципу семьи.
Неужели наши свежевоцерковленные интеллигенты этого не знают? Если это так, то они плохие интеллигенты, ведь основная задача интеллигенции — сохранение и преумножение знания, тем более — знания о своём обществе и его культуре. Если знают, но объявляют «сатанизмом», значит дело обстоит ещё хуже: эти люди перестали быть нашими, они смотрят Россию через «очки» чужой культуры и чужой религии, несмотря на всё своё показное «православие».
Итак, сформированное в русской культуре понимание классовой борьбы видит в ней действие, направленное на исполнение библейской заповеди «не укради». А в более широком смысле — на построение общества, основанного не на конкуренции, а на взаимной любви. Общества, построенного по принципу семьи.
Неужели наши свежевоцерковленные интеллигенты этого не знают? Если это так, то они плохие интеллигенты, ведь основная задача интеллигенции — сохранение и преумножение знания, тем более — знания о своём обществе и его культуре. Если знают, но объявляют «сатанизмом», значит дело обстоит ещё хуже: эти люди перестали быть нашими, они смотрят Россию через «очки» чужой культуры и чужой религии, несмотря на всё своё показное «православие».
Дискуссия
Еще по теме
Еще по теме