---

Окончание. Начало здесь

---

— Означает ли все, сказанное вами, что практика большевиков в первые революционные годы, точнее сказать «красный террор», были оправданными и необходимыми?

— Нет, конечно. Ни красный, ни белый террор оправдать нельзя. Да и не нуждаются участники тех далеких событий в нашем оправдании. Это нужно нам, мы можем многое не принимать, но понять обязаны. Любая революция — это время невиданной вертикальной мобильности, которая выбрасывает наверх очень многих, но в истории остаются единицы. Вольтер писал: «Плодом гражданских войн в Риме было установление рабства, плодом английских мятежей в Англии — свобода». Революция принесла в Россию свободу, а последовавшая за ней Гражданская война породила невиданный по масштабу террор в собственной стране.

По глубине, накалу и масштабности последствий Великая Октябрьская социалистическая революция стоит на первом месте. Ленин — политик номер один в ХХ веке.

У каждой революции есть своя мистика. Узловой точкой Февральской революции стала ось Могилев — Петроград с мистической для Николая ІІ остановкой на станции Дно. Февральскую революцию приветствовали все, все знали, как нельзя, но никто не знал, а что же дальше.

Есть своя мистика и у двух исторических персонажей Александра Керенского и Владимира Ульянова (Ленина). Оба из одного города, оба знали друг друга, оба имели юридическое образование. Оба родились в один день 22 апреля, но по разном стилю. Александр Керенский, никогда не разделявший идеи Маркса, оказался большим марксистом, нежели Ленин. Его действия по ликвидации государственности как формы организации людей в период с февраля по октябрь 1917 года имели катастрофический характер, как для него самого, так и для всей России. Он любил саму власть, но никогда не был политиком.

Еще раз повторю, Владимир Ленин и пришедшая с ним к власти группа большевиков, были прежде всего политиками. А политика — это прежде всего выбор альтернатив и действия на очень коротком промежутке времени. Их первые решения были вовсе не политическими, а хозяйственными, точнее медицинскими. Если вы посмотрите архивы Минского горсовета, которому в этом году исполняется сто лет, то первым его решением были шаги по наведению санитарного порядка в городе, строительству бань на берегу Свислочи и борьба с эпидемией тифа. А первым ленинским лозунгом, висевшим на Брестском (в настоящее время Белорусском) вокзале, был вовсе не лозунг про электрификацию, а лозунг «Или социализм победит вошь, или вошь победит социализм».

Ленин и его соратники принимали решения в логике гражданской войны. В гражданской войне не бывает героев, как не бывает и победителей. С большой буквы мы пишем слово «Гражданская» в знак памяти ко всем ее участникам, ибо все они свои, наши. По разрушительности последствий для общества с гражданским противостоянием не может сравниться ничто. Верх в нем берет тот, кто проявит абсолютную монолитность и будет более жестоким, нежели его противники. Гражданская война не имеет точной даты начала, но ее разрушительные последствия растягиваются не на одно поколение.

Уже будучи тяжелобольным, Ленин понял, что закон «цикличности революций» может относиться и к русским революциям ХХ века. Он знал европейскую революцию 1848—1849 годов, на этом материале создал теорию непрерывной революции. Но классической опыт Французской революции 1789—1794 годов им проработан не был. Во всяком случае по этому поводу у него нет ни одной работы. И только в 1921—1923 годах на опыте Октября он стал выходить на важнейшую проблему Термидора, возможности отката революции назад: «Термидор»? Трезво, может быть, да? Будет? Увидим. Не хвались, едучи на рать».

Ленин находился у власти всего пять лет, и за этот короткий период в условиях гражданской войны он все время был в поиске модели развития.

Замечу, что всей полноты власти у него не было, это было коллегиальное руководство. Тщательно разбираться во всем ему пришлось уже тяжело больным человеком в 1922-1923 годах, когда он надиктовывал свое Завещание — так принято именовать его последние статьи. Проблемы индустриализации и НЭПа им здесь не прорабатываются, они проработаны партией до 1922 года. В Завещании речь идет о том, что принято называть «моделью номер 3» — кооперативного социализма в деревне, при этом нет ни одного слово о кулаке или применении насилия при строительстве социализма.

В конце 20-х годов Сталин отбросит идеи Завещания, выдвинет лозунг «сплошной коллективизации» и «ликвидации кулачества как класса», а затем выдвинет тезис об «обострении классовой борьбы по мере строительства социализма». Но и здесь не все просто, внешние и внутренние факторы не дадут никакой другой альтернативы.





— Нынешний год знаменателен кроме столетних юбилеев и другой трагической датой — восьмидесятилетием массовых сталинских репрессий. В чем состояла, на ваш взгляд, истинная причина того, что произошло в СССР?

— Это отголоски, и совсем недалекие, Гражданской войны. Гражданская война разрушила не только промышленность, но и само общество, породила невиданную подозрительность и недоверие друг к другу. По своей сути, она уничтожила государственность как форму организации людей. Внешние факторы в то время оказались определяющими. Восстановлению страны препятствовало «золотое эмбарго» со стороны Запада, когда оборудование и машины на Западе можно было купить только в обмен на хлеб. Это и определило, по своей сути, уничтожение деревни и породило невиданный голод в начале 30-х годов.

Сталин пришел к власти в результате отчаянной внутрипартийной борьбы. Это была не просто борьба за власть, но и за физическое выживание для каждого, кто претендовал на первые роли. Стараниями Льва Троцкого Советская Россия, по сути, была сдана в концессию англо-американскому капиталу, где с рубля прибыли ей оставалось от пяти до двадцати копеек. Реванш традиции и укрепления государства был неизбежен.

Не все было просто и с вопросами индустриализации. Это тот случай, когда вопросы технической модернизации приобретали все черты политической борьбы. Группа российских историков во главе с Николаем Смирновым создала многосерийный документальный цикл «История России ХХ века». Выводы, к которым приходят авторы, для многих не бесспорны, идеологическая составляющая для многих очевидна. Но фактурный материал заслуживает внимания и доверия.

Первоначальный план индустриализации, предложенный Сталиным, не мог быть принятым по причинам противодействия со стороны Запада. Сегодня как откровение многие узнают, что дело «Промпартии» и «Шахтинское дело» не были сфальсифицированными. Сфальсифицированными их объявил Никита Хрущев в 60-е годы прошлого века.

Суд над руководителями «Промпартии» начался 7 декабря 1930 года в Москве. Группа технической интеллигенции во главе и директором Всесоюзного теплотехнического института Леонидом Рамзиным обвинялась во вредительстве в промышленности и на транспорте в 20-е годы. Пятерых обвиняемых приговорили к расстрелу, который затем был заменен тюремными сроками. На расстреле настаивал не Иосиф Сталин, а Николай Бухарин.

Кто такой Леонид Константинович Рамзин? Участник разработки плана ГОЭЛРО по электрификации всей страны, создатель и основатель теплотехнического института. После оккупации Франции в 1940 году французские масонские архивы оказались в Берлине, а в 1945 году вывезены в СССР и находятся в архивах КГБ, которые сегодня рассекречены.

Из этих документов следует, что Леонид Рамзин, находясь Париже, в 1928 году выступил перед членами организации «Торгпром», объединяющей бывших владельцев заводов и сырьевых добывающих предприятий, национализированных после Октябрьской революции.

В докладе Рамзин сказал: «Один из наших методов — метод минимальной стандартизации, что тормозит экономическое развитие страны и снижает темпы индустриализации. Далее существует метод создания диспропорций между отдельными отраслями народного хозяйства. И, наконец, существует метод омертвления капитала. Иначе говоря, вложение капитала в совершенно ненужное строительство. Без сомнения они (эти методы) понизили общий уровень экономической жизни страны, что вызвало широкое недовольство населения. Нам нужна ваша активная помощь, но еще нужнее вооруженная интервенция для свержения большевиков».

Вам ничего это не напоминает из нашей недавней советской жизни, борьба с долгостроем и так далее?

Но и это не все. После него выступил Денисов, председатель «Торгпрома»: «Как вам известно, мы совещались с господином Пуанкаре (президент Франции), а также с господином Брианом (министр иностранных дел). Господин Пуанкаре одобрил план военного похода против Союза Советских Социалистических Республик и во время одного из наших последних совещаний с ним, как вы, вероятно, помните, господин Пуанкаре сообщил, что вопрос этот передан французскому генеральному штабу для разработки. Теперь могу порадовать вас дополнительными сведениями чрезвычайной важности. Могу сообщить вам, что французский генеральный штаб создал специальную комиссию с полковником Жуанвиллем во главе для организации нападения на Советский Союз».

Первоначально нападение планировалось на лето 1929 года, затем его перенесли на 1930 год. Кроме французов в интервенции планировали принять участие Веймарская Германия, Польша Пилсудского, страны Балтии и Румыния. Королевская Румыния должна была стать инициатором конфликта. Этот план так и остался планом по той простой причине, что у Англии и США были весьма серьезные финансовые интересы в СССР, от концессий до участия в масштабной программе создания новых промышленных гигантов на территории Советского Союза.





Нужно понимать психологию того времени и с этой точки зрения оценивать те далекие события. Весь трагизм ситуации того времени в том, что по другому быть, скорее всего и не могло. Но индустриализация, как бы к ней ни относились, тем не менее состоялась, другой вопрос какой ценой.

Многие и сегодня считают, что самым лучшим памятником Сталину, который нельзя снести, является индустриальный гигант не только того, но и нынешнего времени — Магнитогорский металлургический комбинат, запуском которого руководил Яков Семенович Гугель — уроженец Горок Могилевской области, впоследствии также репрессированный и расстрелянный, который стал прототипом Марка Рязанова в известном романе Анатолия Рыбакова «Дети Арбата».


— Ленинский проект создания первого в мире социалистического государства, казавшийся вечным, не состоялся. В чем причины и каковы источники этой неудачи?

— Это не совсем так. Та система государственного устройства после смерти Ленина претерпела такие изменения, что от первоначального замысла не осталось и следа. Советская властная система всегда тяготела от федерализма к унитарности. И завершающим аккордом в этом смысле стали массовые репрессии 30-х годов прошлого века. Сама партия, которую мы знаем как КПСС, с этого момента стала системой политического управления. Вы можете поговорить с любым бывшим членом КПСС, и вам скажут, что в самой партии, начиная с первичных организаций и заканчивая высшим партийным органом республиканского уровня, не было политических отношений.

Какие вопросы обсуждались на партийных собраниях в парторганизациях? Производственные и хозяйственные вопросы, обсуждение решений пленумов ЦК и съездов КПСС с заранее разработанным постановлением и так далее. Партийный билет становился для многих непременным атрибутом служебной карьеры. Все серьезные политические решения принимались в Москве на уровне аппарата ЦК КПСС и всегда носили непубличный характер. Публичная практика того времени не допускала мысли о критике решений высшего органа партии. Ленинское выражение «аппарат сильнее совнаркома» не всплеск эмоций, а реальное осознание того факта, что если что и погубит советскую систему, так это бюрократизация всего и вся.

Был ли это социализм, изначально заявленный главной целью основателя и первого руководителя советского государства? Ответа на этот вопрос нет и сегодня. Но замечу, что придя к власти на пост генерального секретаря ЦК КПСС, Юрий Андропов поставил этот вопрос предельно конкретно. В статье, посвященной столетию со дня смерти Карла Маркса «Карл Маркс и некоторые вопросы социалистического строительства в СССР» в предельно завуалированной форме и стилистике публичных выступлений того времени звучал вопрос — а какое общество мы на самом деле построили?

Этот вопрос обсуждался и на июньском Пленуме ЦК КПСС, посвященном вопросам идеологии. Все понимали, что реальная практика и провозглашаемые идеалы давно и в корне расходятся и нужно было принимать радикальные и конкретные меры. Какие? Никто не знал. Процесс принятия решений о проведении реформ затянулся до прихода к власти Михаила Горбачева.

А что произошло потом, все мы знаем. СССР не стало.


— В чем причина неудачи горбачевской перестройки и была ли у нее альтернатива?

— Альтернативы реформам не было и быть не могло. Но история и здесь повторилась — за провозглашаемыми лозунгами о демократизации экономической и политической жизни скрывался постмодернистский проект московской политической элиты второго и третьего уровня, встроенных или обслуживающих власть. Целью этого проекта была конвертация власти в реальную собственность.

Никто из первых лиц страны или их детей олигархами не стал — этот факт, все оказалось в руках тех, кто в советское время принимал решения на уровне аппарата. Это было время трогательной некомпетентности со стороны первых лиц страны и элементарного незнания законов рынка, который был объявлен панацеей от всех бед.

Директоров крупных предприятий стали избирать на собраниях трудовых коллективов, прибыль делить там же, вопросы дефицита стирального порошка обсуждать на Совете Министров СССР с прямой трансляцией по телевидению и так далее. Над нами смеялась и на нас зарабатывала вся Европа, у которой мы скупили весь залежалый товар по космическим ценам в обмен на сырье.

Быт раздавливал и унижал советского человека. Скептицизм, как всякая разрушительная критическая работа мысли, бывает хорош в определенных дозах. Позднесоветский скептицизм ко всему окружающему по абсолютно естественным обстоятельствам перерос в отрицание ради отрицания той системы взаимоотношений, которая сложилась в Советском Союзе.

Американский историк Мартин Малиа о причинах распада СССР, на мой взгляд, высказался точнее всех: «Порыв к саморазрушению, не имеющий параллелей в истории».


— Но этот проект многие сегодня считают успешным.

— Смотря что считать успехом. Для реализации этого проекта должны были сойтись воедино да фактора — внутренний и внешний. Внешний — это постоянная зависимость СССР от западных кредитов, она возникла сразу после радикального падения цен на нефть. А в области внутренней политики нужно было преодолеть монополию коммунистической партии на власть.

Какой бы КПСС ни была в то время, но это был единственный реальный механизм управления страной. Разговоров о реформе в самой партии было много, и по мере их возрастания становилось ясным, что главным объектом на пути к достижению своих целей достаточно сплоченной группы лиц является именно КПСС. Реформировать ее никто не собирался.

На фоне тотального дефицита сама постановка вопроса о возрождении национальных движений в союзных республиках была не чем иным, как насаждением национализма сверху. Появившиеся везде и всюду народные фронты, поддерживаемые из союзного центра, стали той реальной силой, которая приняла крайне националистические формы и в итоге разрушила страну — все стали искать рецепты выживания в трудных условиях за счет друг друга, союзный центр потерял реальную власть.





— Но в Беларуси эта идея не сработала. Почему?

— Она и не смогла сработать. Я глубоко убежден, что мы не до конца понимаем и не знаем страну, в которой родились и живем. Беларусь — это европейский полустанок, связующее звено между Востоком и Западом. С врожденной на генетическом уровне национальной и конфессиональной терпимостью.

Беларусь — единственная страна в Европе, где не было антисемитизма. У нас невозможен был Бабий Яр в принципе. Вильгельма Кубе взорвали именно в Минске. А это был не самый бесталанный и глупый политик у Гитлера. С Эрихом Кохом подобного в Украине не произошло.

Попытка группы людей, претендовавших на власть от Белорусского народного фронта была обречена на провал по самой постановке вопроса. Национальный язык, как субстанция любого народа, не может быть предметом политики. Замечу, что закон о возрождении белорусского языка, продуманный, мягкий и очень точный, принял Верховный Совет 11-го созыва — абсолютно коммунистический. Вся управленческая элита, понимая деликатность проблемы и ее сложность, поддержала его.

А что в итоге? Больший вред, чем это сделала националистическая фракция 12-го созыва, представить себе трудно. Большевистский наскок в языковом вопросе вызвал полное отторжение в обществе.

Здесь нужно понимать принципиально важный источник проблемы.

Традиционное аграрное общество по своей природе имеет язык титульной нации. Индустриальная эпоха приносит в повседневную жизнь двуязычие — в технической области начинает доминировать язык той нации, техническая культура которой выше или в количественном отношении которой больше.

Русификация пришла к нам не из России, ее источник — индустриализация Беларуси в послевоенное время. В многонациональной стране язык межнационального общения выступает средством коммуникации среди технической интеллигенции. Согласитесь, для изучения технических дисциплин на национальном языке нужно создать соответствующие институты, которые этим займутся. Но зачем это делать, если потом придется переучивать всех инженеров, выпускать новую техническую документацию параллельно на русском языке и так далее.

Вопрос в другом. Само собой разумеется, что при соприкосновении двух близких языков один из них со временем исчезнет. А для того, чтобы его сохранить, его нужно поддерживать. Эта идея и была заложена в законе о национальном языке Верховным Советом 11 созыва. В постиндустриальную эпоху, которую мы называем эпохой информационной экономики, двуязычие становится обязательным, владение одним из ведущих мировых языков становится обязательным. Зайдите в любую ІТ-компанию, сотрудники в ней полдня говорят по-английски.

Язык — крайне деликатная проблема. Вспомните, с чего все началось на Востоке Украины, с проблемы русского языка. Промышленные регионы Украины говорят по-русски, но это вовсе не значит, что они перестали быть украинцами. Проблему решили устранить кавалерийским наскоком, получили кровопролитие, которое неизвестно когда закончится.

Вторым моментом стала публичная полемика вокруг конфессиональной проблемы. Под лозунгом восхваления униатства в подтексте многие почувствовали завуалированную попытку полонизации. В стране, где на всякие обсуждения межконфессиональных проблем на уровне генетики в обществе наложен запрет, подобное выглядело полным безумием и неуважением не только к жителям восточных, но и западных регионов.

А попытки, предпринимаемые в конце 1992 — начале 1993 года с подачи некоторых ученых и журналистов, реабилитации националистических вооруженных формирований, типа Армии Крайовой, замены формулировки «ветеран Великой Отечественной войны» на «ветеран Второй мировой войны» в обществе были восприняты как попытка ревизии отечественной истории и не нашли поддержки. У некоторых наших соседей это сделали, к чему это привело, мы сегодня видим.


— Наши взаимоотношения с Россией в последнее время носят непростой характер. Порой создается впечатление, что на востоке нас не всегда хотят понять. Что вы думаете по этому поводу?

— Год назад во время обсуждения двадцатилетия подписания договора о Союзном государстве мне в голову пришла несколько крамольная мысль. Этой проблеме были посвящены многочисленные статьи и телепередачи, где с разных точек зрения оппоненты хотели придать некую наукообразность аргументам как за союз с Россией, так и против него. Я поймал себя на мысли о том, что предмета обсуждения как такового нет. Против нашего разъединения в 1991 году протестовала сама генетическая память.

Но проблемы во взаимоотношениях есть, как есть они в любой семье или коллективе. Но даже если они возникают, то я абсолютно убежден, что решение мы всегда найдем, — мы обречены друг на друга самой судьбой. Проблема некоторого непонимания есть.

Это тот случай, когда арифметика работает не за, а против. Размер территории, объем экономики здесь вторичен. Мне думается, что проблема некоторого непонимания кроется в другом — у нас с Россией разные уровни разбега. Скажем честно, мы живем в эпоху военной цивилизации, свято чтим полководцев и воинов, а гражданские подвиги порой забываем.

Увы, но сермяжная правда состоит в том, что военно-промышленный комплекс, как и военные столкновения в той или иной точке мира, является основным двигателем для развития экономик стран, которые определяют мировой порядок. Историческая ее судьба России, ее размеры, уровень влияния на мировую культуру таковы, что она всегда будет участвовать в общемировых процессах, независимо от каких-либо внутренних проблем. И это будет давать ей импульс к дальнейшему развитию. Небольшой Беларуси, чтобы добиться чего-то того, о чем будут говорить во всем мире, нужно сделать сверхусилие, чтобы стать заметной на мировой площадке.


— В чем, на ваш взгляд, феномен современной Беларуси?

— ХХІ век и новое тысячелетие, несмотря на все ожидания, начался бурно и очень конфликтно — террористические акты, локальные кровопролитные военные конфликты не только в мире, но и на постсоветском пространстве. Беларусь сегодня остается на всем постсоветском пространстве единственным местом для безопасного личного проживания. И в этом несомненная заслуга нашего Президента Александра Лукашенко. Экономические трудности временны, а мы, живущие на этой земле, постоянны.


Беседовал Игорь КОЗЛОВ, «Звязда»